Четвертая книга стихов Мария

Моей дорогой безвременно ушедшей дочери Марии, всем погибшим и уже обречённым в этой необъявленной чернобыльской войне посвящается эта книга…


ИРРЕАЛЬНОСТЬ




В ком сердце сегодня надёжное бьётся,
кому оно светит, толики взамен
не требуя?.. Снег за окном не уймётся,
и ночь промерзает и ждёт перемен…

Всё чувствую, всё ощущаю…  Не спится…
Царапает снег о стекло — как гипноз…
Куда бы сбежать, где бы остановиться,
чтоб прошлое не донимало всерьёз?..

Смешна всех теперь оправданий и фальши
нелепость, — картина до боли ясна…
Но если бы всё ж не сегодня, а раньше
узнать? Как была б мной тогда прочтена

та животрепещущая неизбежность
разрыва, — а может удачи как раз?..
Делю, не боясь оказаться невеждой
и выставить как бы себя напоказ,

сокровища жизни на «до» и на «после»,
себе оставляя нетронутый пласт
возможностей, солнце вершин и утёсов,
дыхание скал и сияние глаз…

Не жертвуя на отсечение руку,
без скромности ложной и без суеты,
твержу сквозь январские всполохи вьюги:
«Я счастье иное смогу обрести!»

Без повода как бы, но всё же с надеждой,
ещё различимой сквозь месиво грёз,
полуночью и предрассветностью между
себе задаю неотвязный вопрос:

В классической схеме реальности жизни
реальна ль любовь? И душой не кривя,
кто сможет ответить мне без драматизма,
без книжных заученных фраз, плутовства?..

Но как беспричинно, предельно прозрачно
всё видится в наших глазах иногда…
Разгула метельного неоднозначность
и снежных фантазий ночных чехарда,

причуды январской резвящейся стужи
рождаются в фокусах яблок глазных,
и там же тревожно, как будто снаружи
и будто бы рядом проходит сквозь вихрь

единственный кадр, где должны быть мы вместе…
Но там только я… Завывает пурга,
ночной снегопад… И летят с поднебесья
жемчужною стружкой кристаллы в снега…

А если бы я ничего не узнала?..
Что лучше — в счастливом неведеньи быть,
иль знать невесёлую правду сначала?
А может не стоит былое будить?..

Легко позабыть, не звонить и не злиться
смогу. Вероятность нарушить запрет
меня не страшит. Всё опять повторится, —
и новая встреча, и новый рассвет.

Как важно (и стоит всегда дорогого)
услышать ниспосланный времени звук
и всё поменять… За пределом земного
найти в зарождающем утре строфу.

Окно открываю в морозную заметь,
и жадно глотаю метельный поток.
Врывается воздух холодный, как  память,
взлетает подхваченный ветром листок…

Ко мне благосклонна сегодня Евтерпа,
и мне повезло, — в пересвистах ветров
мне слышится цокот копыт характерный
и звон колокольцев серебряных вновь.

А может быть, может быть… Всё быстротечно.
На выдохе ночь… Задыхаюсь на вдох.
Морозная пыль на лицо и на плечи.
Случайная мысль застигает врасплох.

В созвучии сердца с великим началом
душой молодой оставаться всю жизнь
возможно ль?… Девчонкою провинциальной
смотрю на себя как бы из-за кулис.

В иные минуты, чем высказать слово,
верней промолчать, только случай не тот, —
настойчиво и фантастически ново
шагает уже по Земле новый год.

Любимое грустное время природы,
и нет ничего, что б казалось смешным.
Клавира метели отточены ноты,
и так потрясающ рождественский гимн!

Ночь приоткрывается заново зренью
и слуху и разуму, нашим сердцам.
И небо нам дарит своё откровенье
и сыплет снежинками к нашим ногам.

Всё сразу хочу, безраздельно, как дети
и чтоб не за что-то, а лишь потому,
что здесь я уже родилась на планете…
Но кто-то сдвигает бессонную тьму…

И в легких тенях проскользнувшего утра
тревожусь, а вдруг эта вся без следа
таинственность сгинет в сомненьях минутных,
в намётах сугробных… И может тогда

и мною придуманный мир обеднеет…
Нет, всё же останется в строчках стихов…
Рассвет уж забрезжил… Серебряной феей
кружит снегопад, а быть может — любовь?..

Немного усталости, мёда и чашка
горячего, только с огня молока,
глоток… И обрывок раздумий вчерашних
сминает грядущих созвучий строка.

Как сладко истома смыкает ресницы…
И я понимаю сквозь сна колдовство,
что что-то прекрасное сможет случиться
сегодня же, ведь на дворе — Рождество.






ПРЕДРАССВЕТНОСТЬ




Кем я опять разбужена до срока,
   зачем тревожат сны как наяву?..
Затем, чтоб вместе с солнцем эти
   упали в предрассветную строфу.

Распутываю нити сновидений,
   их потайной разгадываю смысл, —
там в дождь, средь одуванчиков весёлых
   в лугах зелёных лошади паслись…

Но очевидней снов любых реальность,—
   так звонок майский воздух в синеве,
и сквозь ладонь просвечивает солнце,
   желтеют одуванчики в траве.

В весенней белой кипени деревья…
   Срывает ветер вихри лепестков
и в зелень изумрудную под окна
   мои ссыпает и на мой балкон.

Как запросто из хаоса эмоций
   рождается гармония и ритм…
Кто в сущности своей мы — половинки
   единого, иль цельные миры...

Высаживаю божию коровку
   с ладони на цветочный лист, назад.
И крыльца темно-красные в горошек
   молочный на спине её дрожат…
 
Дрожит весенний воздух поднебесья
   от музыки, что слышу только я…
Залив наискосок пересекают
   пока большие утки без утят…

Иду дорогой утренней к восходу.
   Трепещущею, словно у виска,
живою жилкой бьётся в углубленьи,
   бурлит, сбегает вниз к реке, к лугам

родник весёлый, звонко извещая
   всем здесь сегодня о начале дня,
о той любви безмерной, что несёт он
   из глубины Земли потоком нам.

Сменив однажды время пробужденья,
   я по-иному всматриваюсь в жизнь.
И с юга прилетающие стаи
   встречаю, глядя в утреннюю синь…

Огромный чёткий клин из мелких клиньев
   каких-то впрямь величественных птиц
красиво надо мною пролетает,
   не признавая флагов и границ.

Внезапно это множество сбавляет
   заоблачную скорость на глазах
и рассыпается, кружит, то опускаясь,
   то подымаясь, напрягая мах.

В движеньях фантастического танца
   ловлю я узнавания мотив
и радость ;  встречи с милыми местами
   и окончанья трудного пути.

Лишь волей и тоской неодолимой
   довел удачно опытный вожак
сегодня птиц до их родных гнездовий,—
   что я зачту к судьбе как добрый знак…

Из стёклышек цветных калейдоскопа
   я складываю радужные сны,
и акварелью радуги высокой
   расцвечиваю пасмурные дни…

И выхожу чуть свет рассветы слушать,
   чтоб мой огонь сердечный не погас,
чтоб открывать окно, а чаще душу
   сиянью утра, солнца или глаз…

И задержав однажды миг восторга,
   я вижу, как в некошеных лугах
пасутся мирно розовые кони
   в тумане, на закатных берегах…






РЫЖАЯ




На снежной окраине дальнего луга
   следы от ботинок моих
и четырехпалые рядом, собачьи
   в мой зимний вплетаются стих.

Случайны ли наши во времени встречи,
   случайны ли встречи и сны…
Но с рыжей собакою, мне незнакомой,
   мы меряем снег целины.

Что в мире заснеженном нас ожидает?
   Мы обе сегодня равны
пред этим декабрьским и пасмурным небом,
   в морозных ветрах тишины.

Мы обе доверчивы, обе свободны
   и рады друг другу и дню.
И обострены в нас холодностью внешней
   чутьё, ощущенья и… нюх.

Что знают о нас небеса или люди,
   что знаем и мы о себе…
И кто мы здесь сами — творцы или судьи
   в своей беспокойной судьбе…

И многое пусть на земле мимолётно —
   любовь и сентиментализм,
но этими нитями накрепко свита
   и наша прекрасная жизнь.

Ведь чем заменить те, из самого сердца
   идущие чувства и их
эмоций простых, сокровенных, глубинных
   пронзительность… Ветер притих.

Лишь только вдали, у обрыва, под мостом
   взметается снежная пыль,
к земле расстилается тонко, вихрится…
   Как день нас сегодня сроднил.

Мы разные формы творения жизни,
   но дух в нас, быть может,— един…
И как иногда нам участия малость
  (будь ты приручён или дик)

порой не хватает… Мелькание мысли,
   как снежного блика росплеск
под выглянувшем на мгновение солнцем,—
   сверкнула, и нет её здесь…

И только на выбоине гололеда
   я чуть оступилась в снегу,
как огненно-рыжая тень незнакомки
   скользнула ко мне на бегу,

и взгляд вопрошающий, полный тревоги
   её на меня поднялся,
как увещевание быть осторожней…
   Хочу, как бы соотнеся

свою жизнь с твоею, спросить, если можно,—
   «Что мир этот весь для тебя,
ты видишь цветным его, иль черно-белым?»
   А я?.. Свет на части дробя,

шьёт редкими хлопьями снег поднебесье…
   Мы схожи какой-то с тобой
своей обособленностью как бы внешней,
   но мир наш привычный земной

не чужд нам. А ведь и иных мирозданий
   пространства присутствуют в нас,
заметных каким-то едва уловимым
   особым сиянием глаз.

В них не замыкаясь никак и не прячась,
   я черпаю силы, творю
и вижу их всю полновесность и яркость,
   и слов сокровенных игру.

И как мне предельно их необычайность
   понятна, как  вдох. А тебе?..
Пора… Возвращаемся к дому по свежей
   протоптанной нами тропе.

Стираются труб городских очертанья,
   и скудные приглушены
вечерние краски. И можно так просто
   идти и не думать, — нужны ль

кому-то ещё мы сейчас, не виниться
   ничем, не грустить ни о чём.
И в уединении с зимней природой,
   пройдя сквозь астральный проём,

стать лучше, добрей, стать ещё человечней
   и мир попытаться понять.
Ведь со стороны человечество в целом
   значительно легче принять.

Любовью и временем сердце врачую,
   что было, тому уж не быть…
И наши уже повзрослевшие дети
   нас заново учат любить.

Смешно постоянно барахтаться в прошлом,
   течёт настоящее в нас.
Есть наши пути, наше время и судьбы,
   есть строки и звёздный наш час.

Что надобно мне, если в сердце свободно
   весь мир я могу уместить,
всю эту прекрасную жизнь без остатка
   и радость в стихи воплотить.

В обмен на поддержку безмерную жизни,
   на щедрость земную в обмен —
люблю и дышу, и решаю вопросы
   на стыке больших перемен.

Преодолеваю тоску и разлуку
   и собственной чувство вины,
и все причиненные в прошлом обиды
   давно уже мной прощены.

Дорогу свою выбираю и веру,
   осознанную до конца,
не как ожиданье, а данную свыше
   уверенность в силе Творца.

Что после себя здесь оставим мы — душу,
   сердца?.. Но пространство молчит.
И облако рыжее, рыжей собакой
   по небу за мною летит…






 КАРАВЕЛЛА




На заревой открытый холст июля
небес мазки широкие легли.
Как будто свыше кисти окунули
в заоблачную высь картин Дали,

в палитру, свет и дерзость наших мыслей,
которыми на вечном полотне
времен рисуем будущее жизни,;
всё набело, с богами наравне.

Всё как бы неподвижно в поднебесье,
но ветер тёплый, солнечный едва
заметным дуновением чудесно
сдвигает к горизонту краски дня…

Что в них, в виденьях лёгких этих высей,
какой в причудах их великий смысл
находит музыкант и живописец, –
гармонию, иль тени укоризн?..

Познав любовь, предательство, измену,
обман, непонимание друзей, –
мы помним бескорыстной дружбы цену
и мощь своих надёжных кораблей.

Рябит в оттенках невообразимых
почти что неподвижная вода…
И каравелла счастья наша мимо
без нас не уплывёт в рассвет, к мечтам.

Качнулась палуба широкая, мгновенье –
и солнца брызги в мачтах корабля…
И так неважно, кто маршрут движенья
проложит и кто станет у руля.

Наполнены романтикою ветров
тугие паруса над головой…
Рука художника и замысел поэта,
и чайки над тобой и надо мной…

Под нами океана мир безбрежный
и синева глубокая вверху…
Но у причалов с верой и надеждой
всегда нас будут ждать на берегу.
 
Мы к цели отправляемся заветной,
нас неизведанного манят голоса,
и беспредельность в цвет зари рассветной
окрашивает наши паруса.






ГАЛО*




Возможно, если б это было летом,
то гало, что легло вокруг Луны,
в ночи сияло радужным бы светом,
а не туманным, бело-голубым.

Ночное преломление пространства
в кристалликах надломленных лучей,
и смотрит небо зимнее бесстрастно
в земной простор искрящихся полей.

Распахнут мир и космос без предела,
грядущего разомкнуто кольцо,
холодным  светом лунного тоннеля
являет Янус вечности лицо. 

Свет фонаря нефритовый не втуне
разбросанные веточки берёз
в единый концентрический рисунок
слагает, как изящный виртуоз.

Вибрация заснеженного скерцо,
заиндевелых веток бахрома…
И будущего видением сердце
в проёме гало радует зима.

Отсчитывает жизненных событий
реальность время – точный метроном,
и камертоном всех душевных нитей
настраивает тон сердечных нот

до совершенства скрипок Страдивари…
Темнеет гало круг, как выход в мир
возвышенный, где в солнечных тиарах
восходят луны в звуках звёздных  лир…

Пронизывает всё сияньем тонким,
выплёскивается от полноты
во взвешенных невидимых осколках
воздушных преломляется, блестит –

любовь в её высоком самом смысле…
Давно утерян времени отсчёт…
И лунный луч прямой и серебристый
в ночное небо лестницей ведёт.

Живая радость льётся ото всюду –
здесь, на Земле одаривает Бог
всех. И земля от явственности чуда
как будто бы уходит из-под ног.

Я здесь, в пределах дома, где отвесно
поднялись стены из бетонных плит
и в области материй бестелесных,
и тонкой грани мне не уловить.

Но уловимо лёгкое волненье
в движении недремлющих высот,
и бессознательное откровеньем
в открытое сознание течёт…

Округлое окно ночного гало
магически приковывает взор.
Там таинство высокого накала,
пока ещё раскрыт небесный створ,

вершится, сгусток времени клубится
вверху  и не свивается в спираль,
и тайна мира может мне открыться
вот-вот… Святой проявится Грааль…

Ищу себя в пространствах жизни светлых,
в пространствах звонких творчества – во всём…
Какой сегодня день? И сколько лет мне?
Где я теперь, во времени каком?..

Осознаю с трудом, ; я в настоящем,
иль в будущем, в ушедшем, иль во сне…
Не ведаю причины, но всё чаще
я чувствую присутствие во мне

какой-то тайны, сокровенной самой,
когда входя как будто бы в астрал,
легко меж пробуждением и снами
пересекаю временной канал…

Как изморозью небо, гало, звёзды
затягивает дымка облаков,
и чистотою воздуха морозной
пронизаны душа моя и кровь…

В слиянии в сознании восточных
и древних двух основ языковых
так гармоничен выброс в мозг и в строчки
инверсий во владеньях снеговых…

Как отразить так точно и так ново
всё то, что я хочу сейчас сказать,
чтоб лунность всю единственное слово
в звучании смогло в себя вобрать…

В своих копаясь мыслях, словно в недрах
ищу его, как золото в песках,
как блики пламенеющие света,
в подставленных ладонях к небесам…

А может в жизни прежней, недалёкой
я в совершенстве ведала санскрит,
и под вселенским он играет оком
во мне и свой навязывает ритм…

Возможно, если долго править форму,
то вскоре содержание само
подтянется и обретёт, бесспорно,
кристальную звенящих высей мощь.

Пластов сокрытых поднебесных смена
ненужное отбрасывает в тень,
реальных чувств неравная подмена, -
но как волнует запах перемен!

Мне кажется, опаздываю вечно,
а может, это просто я спешу?..
Как распогодится,  у звёзд «дороги млечной»
я в предрассветный час тогда спрошу.

Соизмеряя разум с бесконечным,
сверяю мысль по звёздному лучу,
и чувствую, как крылья у оплечий
моих растут, и я уже лечу…

Ведь, несмотря на видимую хрупкость
в нас, кроме совершенных наших тел,
есть большее, чем просто совокупность
идей и отношений, чувств и дел.

Какая подоплёка в этом гало,
неведомая нам в мирах земных?
То вызов дерзкий тёмному началу,
иль светлое знамение Луны…

Пусть в жизни восприятие неточность
порою и вкрадётся, слышу я, -
поёт хрустящий воздух этой  ночью
и искрится любовью вкруг меня.

Возможно, невозможное возможно?
Я попытаюсь заново понять
знакомый мир законов непреложных,
чтоб новую главу в судьбе начать.

Как с высоты божественного взора
так схожи мы, - без рангов, без одежд,
различий… Все мы наги априори
пред неусыпным оком из-под вежд

всевидящим… Сквозь синеву озона,
сквозь вечный океан вселенских стуж
мы разнимся длиной диапазона
и чистотою света наших душ.

Неужто всё забудется, и в жизни
иной не будет нам дано узнать
друг друга, как при встрече нашей близкой
остались мы неузнанными ждать…

Укрыли тучи небо понемногу,
тепло земли укутано в снега…
Мой каждый день мостит свою дорогу
и вбрасывает в строки жемчуга.

*Га'ло -белые или радужные круги около Солнца или Луны






КУПАЛЬЩИЦА
(МАРИЯ)




Когда июльские рассветы
мир пробуждают ото сна,
она ровесницею лета
приходит на берег одна.

И взглядом, устремлённым в дали,
огромных тёмных карих глаз
обводит порт, суда, причалы
и горизонта моря часть,

где розовато-жёлтым цветом
уже полощется заря,
где корабли на рейде где-то
свои бросают якоря.

Стоит, восторженно смеётся,
ладони к свету обратив,
и из-за моря тянет солнце,
как будто чем-то подманив.

И удивленное светило,
плеснув лучами в утро дня,
дорожкой света постелилось
к ногам её, к себе маня.

Так и не отрывая взгляда
от солнца, сбросив на песок
одежду, дивною Наядой
она ныряет в волн поток…

Уплыв подальше, к белым птицам,
чудит как маленький дельфин,
ныряет, плавает, резвится,
на волнах нежится глубин,

в ладонях ласкового моря
пушинкой лёгкою плывя –
дитя божественное зорей,
любви, небес и естества…
 
Походкою неторопливой
выходит  из солёных вод,
и взгляд уставший и счастливый
её скользит  по гребням волн.

Загар подтянутого тела
и пряди тёмные волос
в жемчужинках воды всецело…
Но волны сильные всерьёз

на берег, под ноги бросаясь,
её не отпускают, злясь,
и, набегая, льнут, ; останься,
и зов в их шёпоте и страсть…

И долго-долго, глядя в неба
синь, утомлённая лежит…
И долго море свой молебен
слагает ей и ворожит…





 
  МОРЕ

     1


Уже поднялись, кружатся птицы,
чтоб первой в небе зарёй умыться,
томится сердце, притихли ветры,
все в ожиданьи, все ждут рассвета.

Луч первый самый прорезал утро,
как мир устроен на редкость мудро!
Вплывает солнце в фарватер неба
животворящим огнём волшебным.

Играет воздух атласом синим,
пусть не напрасно день этот минет,
пусть открывают всегда дороги
друзей мне новых и мыслей строки,

миры иные и горизонты,
и укрощенье ночей бессонных…
Тепло прощаний и встреч недолгих
пусть жизнь любовью своей наполнит.

В окно машины сквозь отблеск стёкол
свой лучик солнце ко мне простёрло…
Подумать только, за далью звонкой
меня ждёт море в разливах томных…

Пути отрезок лежит подковой –
на счастье, солнцем дороги новой.
Меж днём и утром раздел так зыбок.
и пахнет морем, камнями, рыбой

и недозрелой горячей вишней
забытый южный тот городишко.

       2

Здесь первый шаг мой навстречу морю.
Сквозит открыто в его просторе
его объятий простая радость,
я кожей чую прохлады благость.

Навстречу волны плывут грядою
и накрывают всю, с головою.
Идёт с каких-то глубин подводных
мелодий дивных поток свободный,

он наполняет меня без края
голубоватым своим сияньем
и, разливаясь теплом по телу,
душе приносит успокоенье…

Нахлынув шумно на мола стену,
волна там след свой оставит пенный…
Где горизонта полоска светит,
там парусами играет ветер.

Мне часто снится, как в настоящем,
что я на барке стою летящем
под белоснежно-тугою снастью,
где бьётся ветер в порывах страсти.

Поведай море, скажите птицы,
мне быть счастливой как научиться?..
Глаза в глаза мы так долго-долго
безмолвно смотрим, ; нас двое только.

Я в тёмных стёклах глаза не прячу,
в блистаньях света ловлю удачу
и в них купаюсь, на солнце глядя,
под шёпот водной безбрежной глади.

В радости мера возможна ль нашей,
когда душа вся как нараспашку…
Есть люди с душами птиц красивых,
небесно-солнечных и счастливых…

Пригоршня ягод в ладонях детства,
и всё, что видишь – как чародейство.
Усыпан рынок черешней спелой:
чуть розоватой, бордовой, белой…

Стихает море и сонно-сонно
у ног рокочет изнеможённо
и, отстранившись от дел глобальных,
перебирает ночную гальку…
 
Перерождаюсь и обретаю
мир сердца в звёздных часов мерцаньи…
Звезда упала, затем вторая…
И каждый кустик, и каждый камень

так пахнут ночью и ворожбою…
Повисли звёзды над головою…
Легко вдыхаю нагретый воздух…
Тревожат сердце ночные грёзы…

Фонарь на пирсе – огромной кошкой,
и мельтешатся ночные  мошки…
Кто осветил бы мне жизнь однажды,
чтоб отобрать в ней лишь то, что важно

и прочитать в ней сегодня, зримо
любовь времён бы неповторимых…
Хочу услышать одно лишь слово,
в чём верной корня была б основа,

чтоб так же просто оно звучало
и совершенно, как изначально, ;
как хлеб, как яблоко, как снежинка,
как голос явственный материнский…

Что мне идиллий земных суетность,
когда я вижу, что незаметно
и совершенно тот летний вечер,
что мной сегодня не зря отмечен,

там повернулось в теченьи время,
и я гармоний его приемлю
стихию сердцем, движенья точность
и бег вселенских часов песочных.

Покуда дар мой мной не утрачен,
я мост воздушный как сверхзадачу
построить ставлю к июльским звездам,
минуты даже не взяв на роздых.

Мир не очерчен моим сознаньем,
я открываю себя в дерзаньях.
Жизнь по особым течёт законам
внутри нас – тайным и утончённым.

Чего хотелось, неясно часто –
признанья больше или участья…
Что впереди ждёт меня – начало
другое, или портов причалы

иных, иль новый виток подъёма,
надежда, окна родного дома…
Слетела третья звезда, блистая,
упала в море… Я выбираю…

И в доме новом и недалёком
душе не будет так одиноко…


     3


Свежо и тихо открылось утро,
суда на рейде в туман укутав,
и извержением брызг холодных
шумело море в накатах водных…

Укрылось солнце, как в котловине
в массиве плотном туч многомильных,
густых, с зазубренными краями,
под расходящимися пучками

своих лучей же, что сквозь просветы
растрёпы-облака снопами света
вперёд по солнцу перемещались…
С тобою, море, я вновь прощаюсь.

Под ветром руки, лицо и плечи…
Летит монеткой моё «До встречи!».
бурлит волненье моё, не скрою,
как след бурунный вслед за кормою.

Но мир огромный и море знают,
что сердца часть я здесь оставляю.
Не слышно звуков шагов, и следа
не остается в пространстве лета…

Что приложить мне к душевной боли,
чтоб добротою свой мир наполнить?..
Как тишину мне вернуть обратно,
мой добрый ангел пятидесятый?..

Бьют в колокольне с утра сегодня, ;
то не о нас ли печаль Господня.
Пылают свечи сквозь запах мирры…
Что ж, оставайся надолго с миром!

Любить возможно в разлуке легче
в воспоминаниях бесконечных.
Вздох светлой грусти беру с собою,
пропахший крепким морским настоем,

и лёгкий камешек бирюзовый,
что протянул мне с такой любовью
смешной мальчишка в чудесный вечер
у моря, шумно летя навстречу.

Крепчает ветер, волна вскипает,
и солнце медленно выползает
в день из-под серых нависших прядей,
и я улыбку свою не прячу…

…В стихах моих всех, пусть неприметных
пока еще что, так много света
и о любви всё, о беззаветной
от первой строчки и до последней…






   МАМА




Кончается лето, и пахнет арбузом,
на окнах столетников высится ряд…
Я дома у мамы, кипит кукуруза,
и свежие стопкой газеты лежат…

Здесь как-то особенно время струится
в сиянии глаз дорогих. Оттого ль
и сладко, как в детстве, и мирно так спится,
и дышится воздухом здешним легко…

За окнами – будто бы райские кущи
зелёных деревьев в налёте пыльцы,
и ухает кто-то в них дом стерегущий,
и щёлкают, перекликаясь, скворцы.

И в шёпоте ветра и шорохе листьев
вовсю небольшие пичуги шумят,
поют и свистят, и щебечут о жизни,
на птичьем своём языке говорят.

Сквозь зарослей сеть и сплетение веток
легко пробивается солнечный свет
снопами лучей уходящего лета
и пройденных мной расстояний и лет.

И где-то совсем высоко над домами,
на чистом полотнище синих небес
верхушки качаются пирамидальных
густых тополей ;  мне приветственный жест.

В соцветьях ветлы собираются пчёлы,
снуют и летают – там свой у них мир,
свои у них сото-медовые доли
и сладко-цветочные радость и пир.

Заводит кузнечик вечернюю песню,
от высохших трав поднимается дух…
Я дома у мамы, и нету чудесней
ни маминых глаз и, ни маминых рук.



 


   СУДАК





Все попытки мои еще тщетны
разглядеть вдалеке горизонт,
где укрыт пеленою рассветной
тот загадочный мыс Меганон…

А взойдет ли над городом солнце,
а над морем? И словно в ответ,
накрывая волною эмоций,
прорывается солнечный свет.

Это стоит увидеть однажды
и пожертвовать утренним сном,
это как утоление жажды
знойным лета цветущего днём…

Воздух солоновато-зелёный,
солнце в летних звенит небесах…
Пирс, ракушки и взгляд благосклонный,
бурых водорослей полоса…

Стая легких дельфинов  в едином
как порыве, дугу очертив,
обнажая упругие спины,
вдаль по волнам как будто летит…

Под эскортом встревоженных чаек,
в восходящих потоках морских
параплан надо мной уплывает
в синеву от терзаний земных…

Змей воздушный в руке у ребёнка
вырывается, дергает нить,
и, в песке увязая, вдогонку
за мечтою мальчишка бежит…

Малой не замечая поклажи,
будто нет ей удела важней,
ходит белая лошадь по пляжу
и послушно катает детей…

Свежесть тел загорелых и моря,
обнажение взглядов и чувств,
головных разномастность уборов
и горячих касание уст…

Грохот музыки баров вечерних,
запах кофе, мужчин, сигарет,
рокот моря тревожный и нервный,
и Луны настороженный свет.

И прибой в непрестанности всплесков,
удаляясь, похож на бегу
на весёлое шлёпанье детских
ног по мокрому пляжа песку…

Где туманные за морем дали,
там рассвет не похожий на наш…
Хорошо, если б нас понимали
и в поступках не видели блажь…

Услыхав потаённые звуки,
взять, ни с кем не простившись, сбежать,
вспоминать всё до боли в разлуке
и, вернувшись, уехать опять…

Так по кругу извечному жизни
в остроте ощущений своих
прикасаться к сиянию истин
и к истокам высокой любви…

Кто я, ; бабочка лета, которой
вдруг приснилось, как будто она
смуглой женщиной берегом моря
бродит маковым цветом пьяна?..

Или женщина я, и мне снится,
что я бабочкой яркой кружу
и, сложив бархатистые крыльца
вверх, на маковом цвете сижу?..

В скорых выводах бесповоротных,
в вечных поисках строк и себя,
удержусь ли в полёте свободном,
в тех широтах, что шлёт мне судьба?..

Звёздный шорох и воздух полынный,
и степная июльская ночь…
Я иду к маяку на призывный
свет его, чтоб себя превозмочь…

И так хочется всё-таки верить,
что ещё на планете Земля
я сумею кого-нибудь встретить,
кто бы мир ощущал так, как я…






        КОЛЫБЕЛЬНАЯ
    ДЛЯ БОЛЬШОЙ ДЕВОЧКИ




Ночь слегка сгущает краски,
чтоб передохнуть глазам…
Как уснуть без нежной ласки,
без чудесной доброй сказки,
что навита по клубкам…


Как прекрасна и тревожна
эта музыка из снов,
из твоих неосторожных,
из почти что невозможных
слов, касаний и шагов,

из живых воспоминаний,
тех, что тянуться с глубин
вод разлившихся желаний,
из ночных благоуханий
золотистых георгин…

Не запутаться б в неблизких,
в этих синих небесах,
в этих тёмно-золотистых
с тёплым запахом ириски
шелковистых волосах…

Льётся свет дороги «млечной»…
И сбежало молоко
у тебя опять, сердечной, ;
пусть на счастье в этот вечер.
Пролилось, и что с того?

Надо ль ожидать поступков,
быть всегда самой собой,
сильной быть и все же хрупкой,
быть холодной, недоступной
и блуждающей звездой…

Кроны сада то скрывают
лунный диск среди ветвей,
то внезапно открывают…
Так и в жизни – всё бывает, ;
все свершится и в твоей…

А ты помнишь, в детстве где-то,
в зачарованном лесу
мы ходили на край света,
и в медовых травах лета
пили лунную росу,

чтоб дойти и, чтоб вернуться,
чтоб казался лёгок путь,
чтобы к сказке прикоснуться
и в дороге не споткнуться,
чтобы счастье не спугнуть…

Звёзды в небе или зёрна…
Добрый сказочный сюжет,
где бродило счастье в зорях,
песню нашу тихо вторя,
по лугам за нами вслед…

Опускаются на плечи
лёгким шёлковым платком
настоящее и вечность,
и дрожат вверху беспечно
звёзды синим бубенцом…

Небо светлое, но звёзды
всё же яркие видны…
Спать пора, совсем уж поздно…
…Как держать в ладонях просто
восходящий шар Луны,

перекатывать учиться
на ладонь с ладоней снов…
Спи, ну что тебе не спится!?
…Озарение струится
от Луны и облаков.

Льётся с неба благотворно,
тихо музыка, кружа…
И сквозь звуки клавикордов,
еле-еле слышный шорох
твоего карандаша…

Ночь без тени укоризны
сна и неги симбиоз
и ушаты добрых мыслей
на небесном коромысле
шлёт тебе от ясных звёзд.

Пусть они как обереги
и свидетели твои,
затянув судьбы прорехи,
в ней звенят счастливым смехом
нерастраченной любви.

Отпусти свои печали,
и былое не тревожь…
Небеса нам ночи дали,
чтобы души отдыхали.
Завтра будет день хорош.

Не сверли напрасно взглядом
занавески на окне,
не тревожь прозрачных складок
и не строй пустых догадок
в их кристальной белизне.

Не слоняйся приведеньем
неприкаянно в ночи
в свете лунного волненья,
не буди воображенья
в нервном пламени свечи.

Не следи за бесконечной
сменой света и теней
в густоте ночной, что плещет
и загадочно трепещет
без потухших фонарей.

Пусть тебе спокойно спится.
Ветер звёзды укачал…
Пусть сердечко не томится,
пусть не бьётся белой птицей
в глубине души печаль…

Не прислушивайся  к звукам
на дворе и за стеной.
Подложи удобно руку,
ночь идет тебя баюкать,
сон ссыпая золотой.

С цветом маковым, с валторной
к нам Морфей слетает сам,
чтоб забыть дневные споры,
чтобы наложить запоры
к сердцу, мыслям и устам…

Сколь ни долго сказка длится,
но и ей конец придет…
Спи, и пусть тебе приснится
золотая в небе птица,
что в твоей душе поёт…

Щебет птиц, воды журчанье…
Всё давно и сладко спит.
Только тёплый голос ная,
с музыкой во сне сливаясь,
усыпляющее звучит…

В снах бывает – спозаранку,
как-то в светлый зимний день,
времени раздвинув рамки,
запоёт в полях овсянка
и распустится сирень…

Под щекой твоей ладошка,
а во сне ; июльский дождь,
ты, промокшая немножко,
по нехоженым дорожкам
в пестроте цветов идешь…

…Почему он серебристый,
а не черный? И живой…
Потому что просто снится
пудель этот. Поклониться
хочет он тебе одной…

Это сон, ; большие розы,
глубь высокая небес,
зелень яркая и слёзы,
и тревожный чей-то возглас,
или песня без словес;

звон трубы и струн гитарных,
грусть и мягкий детский смех
и событий фрагментарность,
солнца круг и полдень жаркий
и… летящий пухом снег;

ожидание чего-то,
иль предчувствие себя…
И знакомый очень кто-то
сквозь забвение дремоты
окликает вдруг тебя;

в чём-то розовом и тонком
ты проходишь через зал,
в глубине его колонна,
там за нею так знакомый
и радушный тот же взгляд.

Кто же ты? Одно желанье –
вспомнить или отгадать.
Кто? Включается сознанье.
Кто? От тяжести дыханья
просыпаешься опять…

Знай, пока в твоё дыханье
льёт целительный бальзам
жизнь, прими без колебаний:
нет серьёзных оснований
просыпаться по ночам.

Но бессонница дается
ведь не зря, в особый час,
чтоб ловить посланниц солнца –
звёзды, чувствуя, как бьётся
звёздный свет  в душе у нас,

чтоб стихов слагались строки,
чтобы мыслям дать простор,
чтоб открыть судьбы истоки
и найти мечты высокой
утверждающий аккорд,

чтоб вглядеться и заметить,
не проспать, не просмотреть
и с предвестником рассвета
прилетевшим лёгким ветром
на мгновенье замереть…

Та же детская нескладность…
Незаметно для других
снов твоих спокойных сладость
пусть разбудит тихо радость
или песня, но не крик.

Шорох в скважине замочной,
в окнах – света кутерьма,
солнце – рыжим ободочком…
Как спала ты этой ночью,
в чьих бывала теремах?..

И пока ночную сказку
не развеял новый день,
ты сюжет её, подсказку
и чудесную развязку
закрепи в один рефрен…


 



ВРЕМЯ ЖИТЬ




Глаза прохожих будто подобрели…
Что происходит в области земной, ;
мир изменился, яблоки поспели?..
Нет, это просто стала я другой!

В объятиях невидимого Бога,
окутанная добрым светом лет,
большим, открытым звёздному потоку,
ребёнком я шагаю по Земле…

Уводит ствол к развесистой макушке,
и соло птиц захватывает в плен,
за лесом многозначный счёт кукушки…
Канун чего? Возможно, перемен…

У ног зеленоглазый рыжий трётся
пушистый кот… Но кто же я, Бог мой? ;
Я женщина, которая смеётся
в восторге счастья радости земной!

Вся в бело-розовом гортензия бушует,
тяжёлые соцветия склонив…
Я женщина, которая танцует,
в себе сиянье жизни пробудив!

Засыпан двор семян крылатых ситцем
берёз… Полёт чешуек золотых…
Я та, которой просто сладко спится
в дремоте летней яблонь молодых…

Закат не разливается  над садом,
весь цвет зари вечерней солнца вкруг
широким ореолом собран разом,
и радужный за ним такой же круг.

Так, солнце, повинуясь высшей воле,
какой-то чтя космический закон,
в двойном за сад садится ореоле…
И мир чудесным светом осенён.

Не жду сиюминутных доказательств,
что будущее самых лучших снов
прекраснее… Но новых обстоятельств
возможности приемлю я и зов…

Какая я, а может я иная?
Как надо жить? А так ли я живу?
Потёртой фотографией всплывает
далёкое почти как наяву.

Там майская земля уже прогрета,
и, воскрешая детства ореол,
слетает цвет сирени из букета
на платья мне сиреневого шёлк.

Как чисты и открыты наши лица,
как искренни улыбки и сердца…
Ещё открыты ближние границы,
и светит красным камешек кольца…

Всё просто и понятно нам на свете,
и слова нет для нас ещё «нельзя»
на снимке том, где все ещё мы дети
и счастье отражается в глазах.

К нам благосклонен день, как только в детстве,
и золотится в солнечных лучах,
и ты там тоже в безмятежьи леса,
и я у твоего ещё плеча…

Но там, где в фильме молча нависают
в знакомых кадрах утром тени скал,
в бессмертниках лишь тень моя витает,
свершая непонятный ритуал…

Из прошлого непросто возвращаться,
чудесно всеми струнами во мне
вибрирует оно… А может статься,
страна святая детства не вовне,

а в нас, в порывах мыслей светоносных,
в простом сердечном даре доброты,
где терпко пахнет день в нагретых соснах
и мёдом яблок полнятся сады.

Прощу обиды и предам забвенью…
Пусть радость в твой и мой приходит дом!
Но ночью по чьему благословенью
во сне о ком я плакала, о чём?..

Кто ты, что проникая в сны так часто,
заглядывает мне в мои глаза
так пристально?.. Как я к тебе причастна,
кто нас теплом дыхания связал?..

Пусть жизнь полна недетских размышлений,
хранит меня смирение и Бог,
пока частицей детства и вселенной
я сплю, свернувшись в маленький клубок.

Перевалила ночь на воскресенье…
И с каплями, что листья серебрят,
стекут мои тревоги и сомненья
с дождями дня второго сентября…

И зарастёт, как пустыри травою
и земляникой, в сердце давний след…
Благословляю прошлое с любовью
и отпускаю, и… сдаю билет.

По образу,  подобию и духу
мы созданы когда-то твоему…
Но чьих творения небесных кухонь
по форме мы, по мысли и уму?..

Ночи загадка радостью объемлет,
не утаить желаний полноту…
И слышно, гулко падают на землю
в тепле июльском яблоки в саду.

Знакомый взгляд… Судьбы ли начертанье…
Берёзовых у дома шелест кос…
Бегу скорей загадывать желанье
по этот темно-синий полог звёзд!

Пусть о приметах противоречива
идёт молва, но в этом что-то есть ;
ко мне простым билетиком счастливым
с небес летит Твоя благая весть.

Ирония сквозит в её приметах…
И что здесь вымысел, а что игра…
Симфония волшебных скрипок летних
кузнечиков до самого утра…

Я перешла черту земной тревоги,
всё стало вкруг меня совсем другим.
Я обращаю долгий взгляд к востоку,;
вдали, над пробуждением земным

игрою красок волшебства и ветра,
загадкой света сказочных чудес,
в потоках торжества лучей рассвета
и вдохновенья благостных небес,

и вдохновения любви над летним садом
восторгом счастья тысячи полос
кладутся в небе в легком беспорядке,
как тонкой кистью Врубеля на холст…

Над гладью вод расправлю крыльев пару,
широких взмахов несколько тугих,
и белой лебедью к просторам лучезарным
взмываю ввысь от радостей земных…

И с высоты, уму непостижимой,
взгляну легко на прошлое и мир,
и отыщу Твой свет неугасимый,
упрятанный в небесный кашемир,

где образом таинственным чудесно
устроены, в оправе облаков,
как в мраморе, во времени небесном
идут часы, рождая ритм стихов…

Перестаю в чужую дверь стучаться,
и с чувством исцеленья по утрам
внезапно начинаю просыпаться,
и в новый день вхожу, как в новый храм…

Гармонией подпитанная женской,
слагаю силы жизненные лет,
и, радостью объемлема вселенской,
по дню шагаю солнцу вновь вослед.

Переверну альбома лист последний,
в далекое слегка прикрою дверь,
и новых череду станиц победных
открою в жизни для себя теперь!






ИЮЛЬСКИЕ ДОЖДИ




Летит над городом гроза,
и бег её неутомимый
плывет тоской неодолимой…
Летит над городом гроза…

Идут июльские дожди,
и струй холодными смычками
тревожат душу, точат камень…
Идут июльские дожди…

Укутан в тучи небосвод…
Мне б только знать, что за сплошными
там, за фронтами грозовыми,
тепло желанное придет.

И вот, Всевышнего рукой,
всю серость туч превозмогая,
взметнулась радуга двойная
над Могилевом, над Землёй!






ВРЕМЯ ЗРЕЛОСТИ ЧЕРЕШНИ




Весна шумела в облаках,
и в лето май врастал корнями…
Твоё лицо в живых цветах,
и вечности река меж нами…

Твоё дыхание во всём, ;
в портрете, розах и жасмине,
в цветеньи липы под окном,
в дыханьи улочек старинных…

Есть время жить и умирать,
и плакать в горе безутешно…
Есть время брать и отдавать,
есть время зрелости черешни…

О пошлом строго не сужу,;
что нас роднило и сближало?..
Кленовым семенем кружу,
но до земли не долетаю…

Неугомонный свист скворцов
перед окном на тонких ветках, ;
я поклонюсь земле отцов,
я не пойду в святую Мекку…

Чтоб круг любви не разорвать,
что в вечность мне послать сегодня,
что сможет мне она отдать
взамен?.. Что Богу лишь угодно…

Есть время ставить паруса
и обретения надежды,
когда цветет весенний сад…
Есть время зрелости черешни…






ЧТО В ИМЕНИ ТВОЁМ
     (Пушкину)



Я не поборник пышных фраз.
Я не пишу твоим размером.
Ты жил тогда, а я сейчас,
и нас одной не мерить мерой.

Вокруг твоих героев ; ложь,
и сплошь ; коварства злые сети.
Как с ними ты печально схож
и в жизни, и в любви, и в смерти…

Но, Боже, как легка строка
тяжеловесного сюжета!..
И нет в Молдове уголка,
где бы ни помнили поэта.

Ты здесь в названьи улиц, школ,
библиотек, больших проспектов,
и профиль твой узнать легко
с вершин гранитных постаментов.

Ты здесь бывал когда-то сам.
Сними с лица чужую маску!
Взгляни со мною в небеса,
насыться воздухом молдавским!

В себе самом, что прятал ты,
что в этом ты увидел мире…
И не твои ли мне черты
видны в Алеко и Земфире…

Не ты ли с табором цыган
дорогой трясся Бессарабской,
ходил коней поить в туман,
скитался по степям Буджакским,

пил с кубка красное вино,
пел у костров цыганских песни,
следил в безмолвии ночном,
как звёзды падают отвесно...

Быть может, колыбель-Земля
тебе у Аничкова моста
вдруг показалась так мала,
как место творческого роста…

И ты ушел к мирам иным,
в иной предел, где вечность дышит,
в просторы звёздной вышины,
чтобы подняться духу выше…

Я помню вечер, полный зал,
мои стихи… И высшим знаком
к моим ногам твой томик пал…
Наверно, ты был где-то рядом…

Вся жизнь твоя в канве дорог ;
великой вечности мгновенье, ;
вся уместилась между строк
твоих земных стихотворений.

И, завершая монолог,
спрошу: «А друг ли мне ты, Пушкин?»…
Вина молдавского глоток?..
Ну что ж, поднимем наши кружки!






  ОТКРОЮСЬ  УТРУ




Откроюсь утру, вдохну надежду,
увижу в знаках Твою поддержку…
Услышу голос, во мне звенящий,
как колокольный небес звонящий…

Усладой жизни и солнца танцем,
игрою света протуберанцев
наполнен воздух, земля и космос…
И всходит утро зари полоской!






   ПОСЛЕДНИЙ  АВТОБУС




Последний автобус уходит…
Закат догорел и погас.
Но то ожидание в нас
к реальности встреч не приводит…

С каштанов, как было веками,
уже облетают цветы,
и запахом тянет еды
с соседних дворов сквозняками…

За кружевом окон напротив
уже зажигается свет,
там кто-то любовью согрет
на счастья семейного ноте…

Сады отцвели, но бушует
ещё на задворках сирень,
и майская падает лень
в открытую душу земную…

Стираю остатки сомнений, ;
всё сложится прочно у нас
в судьбе, несмотря что сейчас
автобус уходит последний…






  ЗВУКИ  КАПЕЛЬ




Дождик сеял весь день, и под ветками роз,
словно бисера нить капель ряд или слёз…
Смотрит кошка в окно мне – не тонких манер…
Дрогнет стрелка судьбы – вниз качнет или   вверх…

Звуки капель дождя, что летят с высоты
на деревья, на крышу, карниз и кусты…
Звуки капель дождя, что стекают с ветвей
на поверхность осеннюю листьев аллей…

Звуки капель, что падают вниз на асфальт
и на землю, и на сердце, сея печаль,
оставляя в земле углубления след,
словно лунки в сознании прожитых лет…

Серой моросью грусть просочилась в дома…
Осень? – месяц декабрь. Но ещё не зима.
Эйфория от звёзд, от фиалки ночной,
эйфория от строк, что написаны мной…






 ФИАЛКОВЫЕ  ГРЁЗЫ




Сравнительно недолгое тепло
здесь бабьего отцветшего уж лета
с дождями незаметно утекло
в долину грёз фиалкового цвета.

Закутаюсь в мечтательность как в шаль,
и в музыку закутаюсь, как в осень.
И дальше, чем в осознанную даль,
я забреду – в заоблачную просинь.

Владеют миром ритмы перемен,
и музыка звучит во мне иная.
Меняет свой состав кровь наших вен…
Но радость встреч никто не отменяет!
 
Как  от макушки и до пальцев ног
вы как две капли на меня похожи!
Как мир велик, и жизнь длинна… Дай Бог!
И ночь несет покой, и день хороший!

Как будто всё вокруг родилось вновь, ;
все так светло в предзимье и так чисто…
И рифму я к строке возьму – любовь,
а ветер пусть сейчас сыграет Листа…






 МУЗЫКА  СКРИПОК




Ветрами апрельскими с юго-востока
уже пробралась к нам  лугами весна,
уже журавлиный разносится клёкот,
открылась пространству небес глубина…

И бродят со мной по знакомым тропинкам
под музыку скрипок и сердца с утра
и уединение с грустью в обнимку,
и тонкая светлой печали игра.






  ОСЕННЯЯ   РАПСОДИЯ





Драгоценных камней тёмно-синий налёт,
или ягоды дикого здесь винограда
на ковре из опавшей листвы предстаёт
в островках изумрудной листвы палисада.

Вдаль плывут облака, катит воды вперёд
небольшая река в городке отдалённом…
Что здесь делаю я… Кто оплатит мой счёт…
Кто подставит плечо в знак любви разделённой…

И поддержка, и знак, и защита – Твоя!
Помощь ветров – Твоих! ; с берегов Приднест-  ровья!
И фиалок цветы – мне в конце ноября!
И весь мир – для меня переполнен любовью!..

Быстро сумерки всё охватили вокруг.
Тишина. Никого. Лампу не зажигаю.
От фонарного света колеблется круг,
в серебристых тонах за окном оживая.

Сетью тени ветвей филигранных картин
будят странные чувства, и ночи кусочек
проникает ко мне сквозь проёмы гардин
золотисто-коричневым света клубочком.

Наслаждение, сотканное из тепла,
из присутствия разума, духа и Бога –
то любовь, что свои два расправив крыла,
прикрывает меня и судьбу, и дорогу.






    ВОСТОК




Должно быть, мне это досталось от предков,
наследников тюркских, с азартом в крови,
родных гагаузских земель заповедных…
Свет ярких фантазий во мне ;  оживи!

…Я чувствую запах насыщенно-пряный
восточных базаров далёких времён,
и воздух горячий, и говор гортанный,
и солнце – как белый большой халцедон…

И будто давно уже с детства знакомы
и музыка тоя, и звуки зурны,
и сладость ночей настороженно – тёмных,
и древняя роспись округлой стены…

Там девушкой смуглой тропинкой рассветной
иду я, кувшин на плече у меня,
в запястьях и щиколотках – звон браслетов,
на шее – монисты и бусы манят…

Как знать, может в жизни моей предыдущей
была я одной из наложниц иль жён,
и ревности чувство с тех пор не присуще
ни мне, ни кому-то  в роду испокон…

Лицо моё, волосы, руки и плечи
от солнца и пристальных взглядов чужих
тончайшею тканью укрыты беспечно
в янтарно-лиловых разводах густых…

Из коконов тутового шелкопряда
тугой паутинкою тянется нить,
и таинство древних всплывает обрядов, ;
всё, что подсознание сможет вместить…

Развешены шали в восточных узорах,
и скручена прочно тончайшая нить…
И зренье моё наслаждается снова
всем тем, что торговцы смогли предложить…

Века развевают шелков, кашемиров
зелёно-коричнево-красную гладь,
и нить золотая, как знаками мира
восточного ткёт по утку благодать…

Играют и нежатся южные ветры
в девичьих платках, ощущая соблазн,
и гибнут сердца от сияния редких
и тёмных, как ночь, обжигающих глаз…


 



ПУСКАЙ ЖИВУТ МОИ ЗЕМНЫЕ ДЕТИ




Струится дым затушенной свечи,
взвиваясь фантастически, безвольно…
А ты во мне живёшь фантомной болью
присутствия и в свете и в ночи…

Чей план хранили линии судьбы…
Земной стихии крест и ангел падший…
И скорбная тебя земная чаша
не обошла… И тщетны все мольбы…

Короткой обреченности войной
уходят наши близкие в предгрозье
и разделяют жизнь на «до» и «после»
незримой леденящей полосой…

Круг жизни наш, рождение и смерть ;
всё суета! Банально… А как точно…
Но в небесах друг друга, Ава Отче,
пошли нам милосердие узреть…

Не отыскать мне в дней золотниках
той прежней радости в толпе многоязыкой…
Я знаю жизнь живую не по книгам…
Я холод смерти видела в глазах…

Стою одна под ветром и дождём…
Укутан плотно дня небесный полог…
Как длинен путь земной наш, иль недолог?..
Летят машины, и грохочет гром…

И позднее срывается кольцо
раскаяния боли отголоском…
Душа твоя журавликом японским
летит к себе, в созвездье Близнецов…

Пусть я давно витаю в облаках
и знаю толк и в том и в этом свете, ;
но пусть живут мои земные дети,
и свет любви в их светится в глазах!
 





  ЗАТЕРЯННЫЕ   МИРЫ




Смывались пыль и духота,
купалась в свежести природа,
но сокрушалися уста
в исповедальности бесплодной…

Июльский сеял тёплый дождь
на сад, на спелую черешню,
и ангел, со звездою схож,
простёрся надо мною грешной…

Как жизнь осмысленно сложить?..
Кто прав был, кто был виноватым…
За что приходится платить…
Что это – жертва, иль расплата…

Сквозь жизни нашей круговерть,
сквозь мерный шум колосьев в  поле
меня ты слышишь ли, ответь,
в твоей небесной новой роли?..

Что может не напоминать
мне о тебе теперь в разлуке…
Куда спешила ты опять
во сне, убрав в карманы руки,

накинув на копну волос,
слегка закрученных в спирали,
свой капюшон, в тени берёз
вдоль незнакомой магистрали?..

Не удержать себя в руках, ;
мысль о тебе витает в прошлом,
в твоих затерянных мирах,
куда проникнуть невозможно…

Пускай спасёт Господь тебя
и пусть тебе он явит милость…
Но… почему, так жизнь любя,
с тобой такое приключилось?..

Лесной опушки светотень…
Под твой любимый цвет – лиловый
я посажу тебе сирень
у двух берёзок, в изголовье…

Всё будет так, как будет вновь,
всё было так, как это было…
Не исчерпав свою любовь,
что изменить нам в наших силах?..

Приходит день, обычный день
рассветом новым, совершенным,
сменяя утра полутень
на свет высокий озаренья.






 ВСЁ  БЫЛО  НЕ  С  НАМИ




Всё было не с нами, с другими и где-то –
чужие потери, чужая печаль…
Но времени кто-то сдвигает спираль
и штормом грозит в предстоящее лето…

Размеренность жизни ушла безвозвратно…
Уже невозможно хоть что-то сберечь –
дыхание, сердце, сознание, речь
и профиль знакомый и близкий когда-то…

Но руки твои ещё теплые обе
в ладонях моих!.. Да спасёт тебя Бог!
Последний глубокий прощания вздох
и смертная яблок глазных дрожь в подлобье…

Всё будет опять, без тебя, солнце светит…
И птицы, что выжили после зимы,
поют на ветвях!.. Твои ж губы немы,
и горестно плачет за окнами ветер!..

Всё строго расставлено в мире подзвёздном,
и к срокам своим всё когда-то придёт –
и мыслей высоких рассветный полёт,
и неотвратимость раскаяний поздних…

Будь благословлен свыше путь твой закатный…
Кладу на алтарь всемогущей судьбы
всю горечь невыплаканную мольбы
и невосполнимую цену утраты…

 




  ДУХ  ПОЛНОЛУНИЯ




Такая большая Луна
на  небе осеннем сегодня…
И Богу, наверно, угодно,
что я, как  и прежде, одна…

Как невозмутимо близка
к Земле ты, лампада ночная…
И сами, того не желая,
близки мы лишь издалека…

Небесная властвует страсть –
Луны золотые забавы…
И свет вдохновения давний,
и дух полнолуния в нас...






 ЖИВОЕ ЯБЛОКО




Мы всюду и нигде, мы там и здесь…
Мы рядом, в выси, впереди и где-то,
куда нам нет обратного билета,
где места нет для сказок и чудес…

На мир смотрю чрез самоё себя,
а не чрез призму чьей-то чуждой жизни,
не примеряя слов чужие ризы,
не думая, ; не расшибу ли лба…

Ищу в себе оборванную связь,
концы соединяю мимоходом.
Идя в толпе большой по переходу,
перехожу в другую ипостась…

Тревожно пробивается строфа
сквозь рифмы строк моих стихотворений,
как травы по весне сквозь сор осенний,
в стремлении к высотам мастерства…

Отдав сомненья высшему суду,
отбросив уз классических основы,
легко найти единственное слово,
как снять живое яблоко в саду.

Златые растворятся терема
и приторность напыщенного слога
у врат высоких Божьего чертога,
где нет оценок стиля и письма…

Льёт небо свет на Землю и дома,
на волосы, глаза и храм пречистый…
И листьев вихрь швыряет ветер в выси…
Душа чиста…  На подступах – зима.

Блеск куполов в просторах синевы…
Горит свеча, сквозняк колеблет пламя
у белых стен божественного храма,
где под защитой я стою любви.

Отдам сомненья высшему суду…
Что счеты наши давние людские
в сравнении с дорогами иными,
которыми великие идут…
 





 ДРЕВО ЖИЗНИ




Ветер бьёт наотмашь, не жалея…
Лишена  бессонницею сна…
И граница ночи или дня
застаёт меня в пустой аллее…

Я давно потеряна для мира
суеты, амбиций и страстей.
Я всегда одна среди людей
в вековой реальности эфира…

Ветвь оборвалась у жизни древа…
Сердце заковали холода…
Милости Твоей! – с осколком льда
жду я в царстве снежной королевы…

Целесообразность зарубежной
той поездки всем наперекрёст
август убегающий унёс,
не оставив мизерной надежды…

Знать бы нам заранее и точно,
где дорога к Вечности лежит…
Но сбивает чёткий алгоритм
и хитрит, сминает время строчки…

Хоть порой жизнь наша безотрадна, ;
разве можно нам перечеркнуть
той судьбы одной нелёгкий путь,
что прошли с тобой мы вместе рядом.

Росчерк перистый растаял в небе…
Дар господний жизни я…приму…
Всё же по сценарию чьему
жизнь выносит нас на острый гребень?..

Выдерну саднящую занозу…
В прошлое канаты обрублю…
Горести в молитвах утолю
и упрячу боль у двух берёзок







  УТРЕННИЕ ЛУГА




Сквозь тучки солнце  шлёт свой поцелуй…
Скольжение белёсого тумана…
Сиреневатый зонтик валерьяны…
Мелодия знакомых лета струй…

Поёт в деревьях ветер ни о чём,
и в никуда ведёт меня дорога…
Благоухание владений Бога,
где я бегу по травам босиком.

Несёт неспешно полная река
вдоль древних берегов из далей синих
живую влагу – исстари доныне…
А что несём в грядущие века

мы все? Что я сюда несу, в луга,
что унесу в душе своей с собою…
Как добежать, не расплескав земное,
как не растратить сил по пустякам…

Сияют дни, как жизни жемчуга…
Свет там, где озарения начало,
где космоса дыхание вобрало
тепло любви земного очага.

В бег жизни мой, не странником – гонцом,
вплетаю свой восторг пред ликом солнца,
где ветра звон в лиловых колокольцах
рождает песнь в движении моём…

Дух запустения лугов и трав…
В уединении пространство рассекаю…
И этот день, и всё благословляю,
недавнее отчаянье уняв.

Я знаю, что утраты не вернуть,
но помню всё, июля дар вдыхая…
Плывёт печаль медовыми лугами,
слезой невольной мой туманя путь.

Торжественность в цветах и красота…
И дня симфония и трепет птицы
в стихах моих когда-то повторится,
как в детях повторяются года…

Наш каждый шаг оставит в жизни след,
и каждый час в пути насытит счастьем.
Идём вперед сквозь грозы и ненастья,
приумножая путь богатством лет…

И сами, назначая цену дням,
примешиваем к ней полёт дерзаний,
и разбавляем разочарованьем,
срываясь и взлетая к небесам.






***
 



Ты ушла... И плачет дождь
за окном, в потоке нервном…
Ты ушла... И не придешь
никогда уже, наверно…

Ты ушла... И дом пустой…
Дождь стучит, и мне не спится…
Улетаешь молодой
темной ночью белой птицей.

Капли льются по щеке…
Ты  летишь, раскинув руки…
Пульс тревожно бьет в виске..
Рядом плачет дождь разлуки…