Анатомия и физиология графоманства

...понимая, что всё его творчество - это в сущности один перманентный текст: то набухающий свежестью, то сворачивающийся в трубочку горестным осенним листом, то оскаливающийся в желчно-бессильной улыбке , а то и затихающий, как утомлённая избыточными ласками женщина...
А ещё он подумал, что чем глубже понимаешь то, о чём писал этот большой, обречённый на муки и посмертную славу, писатель, тем тоскливей и отвратительней становится на душе.

...и начитавшись до одури, словно перекурив натощак, выглянешь в окно и увидишь пластиковые пакеты на траве, безобразно искажающие томную идилию чопорных пузатеньких пальм, мутные пятна на оконном стекле, услышишь утренний настырный шум машин, эротично воркующих голубей и вынув из холодильника кастрюльку с варёной гречей, вдруг вспомнишь второе видение голодного Буратино о тарелке с манной кашей пополам с малиновым вареньем, распластанную на деревянной доске свежую мамалыгу в доме у Чика, варёную полбу Балдушки, вечный беляевский хлеб и растущие с неимоверно-угрожающей быстротой серо-розовые ошмётки мозга товарища Сталина, оккупировавшие Вселенную...

...и вспомнив проходную реплику одного реципиента  о его ёрническо-циничном тексте о каше и топоре, он метнулся к дисплею и нервно отстучал название: "Пронесло", затем , кликнув в списке жанров на слово "ужасы", начал писать:
"Услыхал как-то Господь вопли пляшущего Пушкина: "Ай да сукин сын", и подарил ему горшочек с кашей.
"Горшочек, вари!" - приказал тому Пушкин и горшочек наварил ему: и "Кирджали", и "Повести Белкина", и "Капитанскую дочку", и беспощадную пулю в пах и, зажёванное потомками, бессмертие.
А поскольку никто его (горшочек) не останавливал, то он продолжал кормить гонорарами, текстами и кашей: и Гоголя, и Салтыкова-Щедрина, и Гончарова, и Некрасова, и бородатого вегетарианца с отсечённым мизинцем, матёрого человечища - Лёвушку и Человека без Селезёнки, а когда количество литературной каши перевалило всякие разумные пределы и народы мира стали уже задыхаться от безумных филологических фантазий, облачённых в сафьяновые переплёты, вышел на авансцену хмурый дядя: игрок-эпилептик, веско вымолвил: "Горшочек - не вари" и "Красота спасёт мир", утёр ту самую, единственную слезу ребёнку, навечно обеспечив тем самым благодарное человечество бесплатной питательной хаваниной и всеобщей, мировой гармонией, опосля чего, засучил рукава ветхого, до предела изношенного пальтеца, взял в руки топор и стал прорубать им дорогу в терриконах остывшей каши к человеческим сердцам и душам"...

(Продолжение не последует)