Татьяне Н

Легко обидеть человека,
который не повинен был ни в чем.
Который радовался твоим успехам
и готов был предоставить свое плечо.
Один на один с бедой не оставить,
но как же легко быть односекундным палачом!
И ставить ему в укор
все свои домыслы, а вот достоинства уже даже брать не в счет.
А потом врать,
будто ты знаешь человека вдруг лучше других,
хотя совсем недавно ты называл его друг,
и не жалел для него комплиментов своих.
И тут внезапно ты озверел
и обнаружил в нем остатки не тех границ,
которые бы в своем друге видеть хотел,
и предложил совершить ему самоубийство.
И совсем не важно, что перелистнув страницу,
был прав не ты, ведь уже никто не докажет,
а время затрет даже твои следы.
И дружба сама умрет,
не оставив после себя ничего, кроме банальной пустоты.
А он будет перебирать в голове еще и еще,
что же он сделал не так, что ты
выставил его из своей судьбы,
а ты — дурак, и не понял его "чистоты".
И все его знакомые ему вторили в такт,
перебирая, как ты был жесток,
а он, мягко говоря, привирая,
конечно, ни в чем не виноват,
ведь безупречен его внешний вид и слог.
Жить полностью безгрешным
из нас не может, увы, никто.
Но выводы делать поспешно
каждый может зато.
И мысленно гнев распыляя,
бывают жестоки порой
люди, сами того не осознавая,
которые путают
фальшь и настоящую любовь.
И им не хочется мешать
отчаиваться и цепляться не за тех,
с кем правда наедине не страшно бы остаться,
кто всегда готов одарить их в своей теплоте.
Но какой смысл говорить,
и в чем суть раскаяния или пустых слов?
Если человек понять тебя не желает,
и даже выслушать тебя совсем не готов.
И всю ситуацию он не так представляет,
а ты оправдываться в правде совсем не привык.
И вроде бы, и не надо, ты знаешь,
но в душе все же остается небольшая тень
и тоска из-за того, что на раз умирает
дружба некогда двух близких людей.
Но значит так нужно,
так правильно и без нее тебе будет легко,
и рядом останутся только те, кто
не мог бы и в страшном сне
подумать про тебя и поверить в ту клевету,
ведь каждый только по себе меряет,
и не ты виноват в том, что кто-то не смог различить доброту
в твоих побуждениях, но хотел уличить
в том, что тебе были нужны, якобы, деньги,
которые ты должен был в трудную для него минуту от других получить.
А ты удивлялся такому помутнению рассудка,
и пытаясь память о былой дружбе чтить,
отложил все споры на утро,
но с утра уже понял, что было большой ошибкой дружить.
И не скрыть под натянутой улыбкой
непонимание, презрение к категоричности и даже легкую неприязнь
к тому, что такие жестокие
за минуту могут уважение потерять.
И не делая никому одолжения,
просто извиниться, дабы достойно уйти.
Но не избавит это от гнетущего жжения
от шока и удивления,
которые все равно остаются в груди.
Ведь так легко найти
тысячу изъянов в другом,
и прервать дорогу на полпути
с тем, кто с тобой хорошо знаком.
И нет его теперь
— того друга, кто с тобой и в воду, и в огонь.
Едва ли ты чувствуешь, что повел себя непристойно,
с тем, кто по твоему мнению получил по заслугам,
и кого ты голословно называл даже шизофреником,
человеком продажным, недругом, кем-то еще.
Но не забывай, что все видит небо.
И если ты носишь злобу и обиду,
то с той стороны несмотря на все ты уже давно прощен.
Пускай не подают виду
те люди, кого необоснованно обвинили в грехах,
что ничего внутри них не погибло,
когда ложь приняла лихой размах.
И вроде бы внезапный нож,
не попадая мимо,
смог обнаружить свою цель, и не дрогнул в руках.
Но ни один мускул не дрогнул на моем лице,
ведь я не ты, и я не делаю свои выводы впопыхах.