наваждение прод. 2

До аэропорта им. Бен-Гуриона надо было добираться всего 40 минут, но на дороге обнаружили сумку с взрывным устройством и полиция проверяла все автомобили, создав пробку. Илья начал нервничать, боясь опоздать на самолет. К тому же прохождение таможенного контроля занимало теперь намного больше времени из-за чрезвычайной тщательности.
    Самолет должен был подняться в воздух в пять часов вечера. Без пяти пять Илья  выскочил из автобусика на посадочную площадку, когда уже убирали трап. «Нет, я не могу опоздать. В его фирму, расположенную в близнецах-небоскребах, не положено опаздывать. Ведь секретарь, который будет готовить материалы к заседанию, будет регистрировать прибывших всего один час, с 8.00 до 9.00 утра». Он замахал руками, и стюардесса, стоявшая сверху, заметив его, подождала.
    Ровно в 5.00 он  занял свое место в салоне. Но взлет почему-то задерживался. Девушки-стюардессы с милыми улыбками по десять раз демонстрировали правила обращения со спасательными жилетами, разносили напитки, а самолет все не взлетал. «Неужели я все-таки опоздаю?» – думал он, нервно перелистывая страницы каких-то рекламных журналов и поглядывая на часы.
    Кто-то из пассажиров заметил, что из самолета выгрузили багаж, и по салону понеслось: «Проверяют, нет ли бомбы. Наверное, кто-то позвонил». Наконец, багаж вернули на место, попросили пассажиров пристегнуться, и заработали двигатели. На часах было восемь часов вечера.
    «Неужели я все же опоздаю? Ведь лету до Нью-Йорка 13 часов. Есть посадка в Лондоне. Мы задержались на три часа, значит, вместо 5 утра мы приземлимся в 8.00. А пока я пройду регистрацию и таможенный контроль пройдет не менее часа.

467
Как я потом буду объясняться с начальством и где искать секретаря?», – расстроился Илья и решил, чтобы как-то успокоиться, попытаться уснуть.
    Удивительно, но благословенный Гипнос сжалился над ним. Во сне к нему пришла внучка и начала гладить по голове и дергать за руку. «Милая моя, ты будешь такой же красавицей, как твоя бабушка, – сказал он ей, – но сейчас дай мне поспать».
- Адони, сэр, – настойчиво дергала внучка за рукав.
    «Вот пристала, егоза. Чего тебе?» – рассердился он и открыл глаза.
- Извините, но сейчас будет ужин, – сконфуженно обратилась к нему стюардесса. – Мы и так опаздываем. Откиньте столик и возьмите поднос.
- Спасибо, – сказал он, поеживаясь. – Вы не знаете, когда мы будем в Нью-Йорке?
- Точно не знаю. Мы должны еще сделать остановку в Лондоне. А в аэропорт им. Кеyнеди должны были прилететь в 5.00 утра. Но теперь, наверное, сократят пребывание в Лондоне, и команда постарается наверстать потерянное время еще за счет увеличения скорости. Так что мы прибудем почти вовремя. Если вам это важно, следите за экраном. Там каждый час будут показывать карту и траекторию нашего полета.
- Большое спасибо. Принесите мне, пожалуйста, еще один плед – я замерз, – попросил Илья, успокаиваясь и принимаясь за еду.

    Галочка тяжелым взглядом посмотрела вслед удаляющемуся Илье, швырнула трубку на диван, потом опустила глаза на батарею пустых бутылок, встала, подошла к корзинке с рукоделием, вынула из-под недошитого платья бутылку «Кинг Давид», откупорила, наполнила фужер и подошла к трюмо. На нее из зеркала глянула усталая худая женщина с припухшими глазами.

468
- Ну, чего уставилась, красотка? Давно не виделись? Или ты меня не узнала? Или, может быть, я уже не красотка? Молчишь? Чего молчишь? Нечего сказать? Тогда давай споем. «Дывлюсь я на нэбо тай думку гадаю: «чому ж я нэ сокил, чому нэ литаю, чому мэни Б-же ты крылэць нэ дав?» Смотри, я спела, а ты молчишь. Или ты немая? Не волнуйся, я все скажу за тебя. Да-да, он ушел, и ты можешь делать все, что угодно. Ты говоришь, что и раньше могла это делать? Нет, не ври. Он не давал тебе пить. Он любил тебя. Любил? Разве он умел любить? Я не хочу его больше видеть. Да-да, ты понимаешь, кукла стеклянная? Ты ведь никто. Ты не материальна. Ты – мое отражение и все. Тебе не нравится, что я такая и ты такая? А мне что с этого? Просто я хочу так напиться, чтобы все забыть. Если я не забуду, у меня разорвется сердце. И не смотри на меня с презрением. «Я б хотел напиться и заснуть». – Что? Лермонтов так не писал? – усмехнулась она. – Я помню, что он, твой муж, так любил это петь, а точнее, мы оба любили. Мы так любили друг друга! Ты же их хорошо знаешь, ты та, что сидишь в зеркале. Ты даже сейчас хочешь иногда прижаться к нему и долго-долго, до умопомрачения целовать это лицо и тело, ставшее таким родным за долгие годы. Но нет. Этого больше не будет. Ты хочешь свободы. А ты – это я, а я больше не хочу его видеть, – вслух произнесла она, медленно, с удовольствием выпила содержимое фужера, наполнила его вновь, взяла бутылку и двинулась в спальню. «Уснуть, уснуть, – повторяла она про себя, – почему я не могу уснуть?»

    Такое уже было с ней, когда они только приехали в эту страну. Тогда они жили в маленькой квартирке, и она за копейки обслуживала каких-то стариков. Он же быстро устроился на работу по специальности.

469
Но денег катастрофически не хватало.
    «Что я сделала? – думала она тогда. – Как я могла оставить родителей, сестру, сына, внука, землю, на которой выросла? Ведь я здесь никто. Я не нужна никому. Но я же не могла расстаться с ним и с дочкой. Так захотели они.
    Она закрыла глаза, и пьяный тяжелый сон, наконец, пришел к ней, как вымученное успокоение.

    Илья внимательно изучил карту с траекторией полета их самолета, которая периодически появлялась на большом телеэкране в центре салона. Пребывание в Лондоне по возможности сократили. Теперь он не сомневался, что самолет прибудет если не в 5.00, то в 6.00. Кроме саквояжа и кейса, которые он взял с собой в салон, вещей у него не было, так что ждать выгрузку багажа ему не придется. Это значит, что он успеет сдать свой доклад секретарю и зафиксировать приезд.
    Ему хотелось сосредоточиться на докладе. Ведь от этого очень многое зависило для него. Кое-какие разработки должны быть поданы очень выпукло и четко, чтобы произвести требуемый эффект. Он открыл кейс и углубился в чтение, подчеркивая в своем экземпляре нужные отрывки, пока не перевернул последнюю страницу. Теперь можно было спокойно посмотреть по телевизору фильм.
    На экране красивая пьяная женщина что-то кричала и размахивала большой бутылкой, из которой красное вино выливалось на ее белое платье. Илья вздрогнул. «Что это? Мистика? Будто кто-то хочет напомнить мне о ней. Но я не хочу сейчас думать об этой женщине. Я хочу вычеркнуть ее хотя бы на время из своей головы. Я ничего не хочу вспоминать. От этих мыслей можно сойти с ума». Он  не хотел  больше  смотреть  фильм,
напомнивший ему о жене, и попытался опять уснуть.

470