Джалила

1.
На горных склонах, высоко,
Где козы дикие пасутся,
Где спят туманы облаков,
И тучи грозные несутся,
Среди холодных мокрых трав,
Из камня дикого обитель,
И в ней, мирскую жизнь поправ,
Закона Божьего служитель.

Он здесь уже который год,
Средой молитвенной окружен,
Из многочисленных господ,
Он Одному, Ему лишь служит,
И мудрых знаний океан,
Хранит его благая память,
И знает наизусть Коран,
И речи, что изрёк Мухаммед.

В земном поклоне плачет он,
Или неистово смеётся,
Кто говорит – ума лишён,
Иной в проклятиях зайдётся,
А он живёт в горах один,
Вдали от рынков и мечетей,
Как сумасбродный Насреддин,
Лишь пред Творцом одним в ответе.

Порой приходит взять совет,
Люд близлежащих поселений,
И мудрость речет тот аскет,
Адепт суфийских направлений,
В его речах любовь сквозит,
Глаза благоволеньем зреют,
И силою его молитв,
Все страждущие здоровеют.

2.
Нет, не отшельник он, порой,
Спускался с гор в бурлящий город,
И задержавшись на постой,
Остался раз, путь в горы долог.
Пред сном молитву совершив,
Уснул в младенческом забытьи,
С рассветом, он благочестив,
Молился Богу в челобитье.

Хозяин щедро угощал,
На завтрак финиками, хлебом,
И Суфий деву увидал,
С очами синими, как небо,
И юных губ алел цветок,
Ему игриво улыбаясь,
Он взора оторвать не мог,
Не видел краше он красавиц.

- Как звать тебя? Скажи, дитя!
- Джалила - дева отвечала,
Улыбкой нежной, уходя,
Она аскета провожала,
Камнями с золотом блеснув,
Чуть звякнули её браслеты,
А Суфий чувственно вздохнув,
Домой собрался видя это.

Он знал, что женская краса,
Духовному пути помеха,
И самому себе сказал:
- Забудь об этом человеке!
Вернулся в свой высокий дом,
Он к вечеру, и помолившись,
Уснул в предчувствии благом,
Пред этим Бога восхваливши.

3.
День шёл за днём, режим духовный,
Уже привычен и знаком,
Но сладость веры безусловной,
Сменялась мыслью о другом,
В благом молитвенном стоянии,
Наш Суфий восхвалял Творца,
А мыслил прелюбодеяние,
С намерением подлеца.

Себя ловя за этой мыслью,
Просил Всевышнего простить,
И сердце от греха очистить,
Джалилу юную забыть.
Но раз за разом возвращался,
И грезил только ей одной,
В мечтах он с нею развлекался,
И представлял своей женой.

Читал Коран — Джалилу видел,
Молился с мыслями о ней,
Метался, плакал, ненавидел,
А в сердце боль, как от ножей.
И раз, когда хвалил он Бога,
В заместо имени Его,
Сказал — Джалила, и благого,
В нём не осталось ничего.

Ум растерял, проплакал очи,
И грезил всё, о ней, о ней,
И лишь Джалилой озабочен,
Он жил в перипетии дней.
Безжалостно, невыносимо,
Всё без Джалилы не мило,
Спустился Суфий одержимый,
В знакомое ему село.

4.
Хозяин — друг гостеприимный,
Джалилы молодой — отец,
Ковёр персидский и старинный,
Расстлав сказал: - Садись, мудрец!
- Ну как дела? - Хвала Аллаху!
- А как у вас? - Велик Аллах!
- Джалила! Чаю нам и сахар!
И овладел аскетом страх!

Она вошла, чуть улыбаясь,
Невинно очи потупив,
И Суфий краской наливаясь,
Уставил взор, не мёртв, ни жив.
Белела кожа молодая,
Как чистой розы лепесток,
Из под платка высвобождаясь,
На плечи пал волос виток.

Глаза сияют как сапфиры,
Под длинным платьем нежный стан,
- Вот чай и сладкие зефиры,
Для благородных мусульман!
Сказала юная Джалила,
Улыбку гостю подарив,
За занавеску удалилась,
Походкой лебедя проплыв.

- Ты не взыщи с меня, приятель,
Наш Суфий другу вдруг сказал,
- Не знаю уж, Шайтан проклятый,
Иль Бог Джалилу мне послал,
Ты дочь свою отдай мне в жёны,
Я с ней всем сердцем и душой,
Лишь увидав её влюблённый,
Страдаю, потеряв покой!

В ответ взглянул хозяин строго,
И молвил так: - Аллах велик!
Ты, что же, брат! Побойся Бога!
Она — дитя, а ты — старик!
Моли Всевышнего прощенья,
И дом мой мирно ты покинь,
И пусть твоё грехопадение,
Всевышний выправит. Аминь!

5.
Покинул горную обитель,
Молитву Суфий позабыл,
И стал по сёлам всё бродить он,
Ах, как Джалилу он любил!
Шептал устами её имя,
И юный образ представлял,
И жил лишь грёзами одними,
Лишь ей одной принадлежал.

От чувств своих он стал безумным,
Кричал - Джалила! Тут и там,
Его бранили: - Слабоумный!
Ты что не царь своим речам?
Дразнили дети, издеваясь,
- Смотри, Джалила вон идёт!
И злобным смехом запыхаясь,
Шутил безжалостный народ.

Бог знает, сколько в безрассудстве,
Прошло таких безумных дней,
Иные потерял он чувства,
Кроме влюблённости своей.
Весь исхудал, глаза навыкат,
Одежда — плащ, и тот уж рван,
И как-то, будто кто накликал,
Явился  проклятый Шайтан.

6.
- Тебе не враг я! - Дьявол молвил,
- И может дам тебе совет,
Позволь лишь слово мне промолвить,
Вон, видишь, старый минарет?
С него, как будто на ладони,
Джалилы виден дом и двор,
Ты сможешь стоя на балконе,
Джалилой услаждать свой взор.

Вняв сатанинскому совету,
Стал с минарета наблюдать,
Джалилу жаждал взор аскета,
И жаждал её обладать.
Опять к нему Шайтан явился,
- Ведь я тебя не обманул?!
Не к ней ли ты всё так стремился?
Старик доверчиво кивнул.

- А хочешь ли быть рядом с нею?
Спросил Шайтан. - Я дам совет,
Мой друг, тебя я пожалею,
Скажи назавтра свой ответ.
И Суфий ждал нетерпеливо,
Прихода мерзкого льстеца,
Ах, как хотел Джалилы милой,
Он близости, забыв Творца.

И он явился, бес проклятый,
И дал ему старик ответ,
- Джалилы жажду я объятий,
И без неё мне жизни нет.
- Ну что же, братец мой, устроим,
Но просьбы ты не уклонись,
Лишь одолжение небольшое,
Всего лишь раз мне поклонись.

7.
И ниц пред Дьяволом безумец,
Упал, забыв про Божий гнев,
И через миг в поклоне умер,
Лицом и телом посинев.
Он был аскет, когда-то строгий,
Творцу Всевышнему служил,
И говорят, ещё, что многих,
Джалилы взгляд мужей сгубил.

Что ж до обители высокой,
Там жил другой уже аскет,
И в поклоненьи Богу строго,
Исламский соблюдал обет.
Просил Всевышнего прощенья,
И за себя и за других,
Молился до изнеможенья,
И в мыслях пребывал благих.

Жизнь шла размеренно и ровно,
Взывал к молитве муэдзин,
И к славным подвигам духовным,
Стремился каждый сарацин.
Года неслись вслед за годами,
Под бормотание молитв,
Но до сих пор под облаками,
Обитель горная стоит.