любовь и голуби

Когда на улице хмарь и кончается свет,
А утро приходит больным и помятым,
Она вместо кофе заваривает чаю с мятой
И выпускает голубей. И так уже тысячу лет.

Ей каждую ночь перед этим не спится,
И давит затылок подушка, и мысли непрошенные
Скребутся в виски, как животные брошенные...
И пальцы не гнутся - будто не пальцы, а спицы.

Она медленно дует на чайное зеркало,
Оттягивая момент, когда звякнет замок.
Но время безжалостно. У всего - свой срок.
Она поднимается и идет, в шаге ступни коверкая.

Она протягивает дрожащую руку,
Обреченным движением открывая клетку.
Дальше рука смелеет и загребает метко
Белое тельце. Быстрее! Заканчивай эту мУку!

Взъерошенные белоснежные перья -
Так мог бы, наверное, выглядеть детёныш ангела.
Невинный, как пламя горящего факела.
Ранящий сердце, как острые грани веры.

Она выбивает свободной рукой створку.
Окно пружинит и вырывается с воем на волю.
За ним - пустота и бескрайнее чёрное поле.
И теплое море - там, далеко, за пригорком.

Прикусывает губу - больно, зло и до крови,
Чтоб боль не пустила наружу солёные слезы.
Нежное лицо дергается и будто мертвеет морозом.
В нем не остается ничего, кроме чёртовой боли.

Ладонь раскрывается резким движением вверх.
Белый комок подлетает и тут же садится.
Словно узник не может поверить, решиться…
Мир покрывается тоненькой сеткой помех.

Звук коготков, переминающихся на подоконнике.
Ветра порыв, раскрывающий затекшие крылья.
Свист и движение, покрывающее прошлое пылью…
И нереально красивый полет невольника.

Она вновь поднимет руку свинцово-тяжелую.
Со стуком закроет окно, выстрелит шпингалетом.
Всё. Пусть летит в бесконечное лето.
Забыв этот холод, сумрак, деревья голые...

Она выйдет вон, стараясь не сильно дрожать.
Унесёт свое сердце в кровавых метках.
Любовь не должна умирать в тесной клетке.
Пусть больно, но нужно уметь не держать!

...Она никогда не узнает одной лишь детали.
Не увидит, как вбилось в стекло невесомое тело.
Перья летели, будто припорошенные мелом...
Голуби, как любовь - не хотят, чтобы их отпускали.