Зачем о грустном нынче, милый друг?

Зачем о грустном нынче, милый друг?
Под золотым дождем нет места грусти.
Сто раз рукой подать до зимних вьюг.
А скука – что? Накатит – и отпустит.

Ведь это же не сплин какой-нибудь –
заморский, вычурный, тоскливей нашей скуки.
Смотри – налил, гляди – принял на грудь.
И вот они – поднялись к небу руки.

Пусть между нами с небом – потолок.
Раздвинется, коль мы его попросим.
Давай вдвоем напишем свой пролог
к роману, про удачливую осень.

А хочешь – с журавлями улетим,
не понарошку, а на самом деле/
Что б нам с тобой удачливым двоим
не совершить того, что мы хотели?

Подняться в небо, улететь туда,
где у зимы лишь месяцев названья,
где всюду бродят тучные стада,
которых нет ни в Туле, ни в Рязани,

в Тамбове, Курске, Брянске и Твери –
слоны, жирафы, зебры, антилопы!
Давай же оттолкнемся от зари,
от Азии, от гаснущей Европы –

и улетим, забыв про путь назад –
здесь главное в пути не оглянуться –
и никаких ни сказок, ни наград
за то, чтобы однажды нам вернуться…

Всё.. Кончилась бутылка на столе.
Башка дурная выпала на руки.
И скажет та, что рядом на земле:
«Устал родной от суеты и скуки» -

пригубит лоб и веки на глазах:
«Пускай тебе приснится, как летаешь».
И по щеке её легко пройдет слеза –
так первый снег осенним утром тает.