Вивьен

…Лошади беспокойно переступили с ноги на ногу, дернули хвостами – и вновь замерли, повинуясь коротко брошенному негромкому слову. Высокая фигура в плотном плаще, цвет которого было не разобрать в надвигающихся сумерках, неподвижно всматривалась в лежащие впереди тени. Большое поместье с десятком зданий – большой центральный дворец, в три этажа, с башенками и многоскатной крышей, окруженное флигелями и изящными павильонами в регулярном, по недавней Вал-Шевинской моде, парке, приземистые хозяйственные постройки и конюшни – выглядело как будто нормально. Так же, как и приветливые крестьяне-арендаторы, встреченные позавчера, вежливые завсегдатаи деревенской харчевни, где пришлось провести ночь, и даже целомудренные пастушки, с час назад указавшие дорогу. Благообразие, довольство и прочие пасторали, словно сошедшие с картин Гийома Монуара.

В вечернем небе летали вороны.

- Едем. – произнес всадник своему спутнику, не отличавшемуся высотой, зато узкоплечему и – это было заметно там, где дорожные перчатки выглядывали из-под пол плаща и обнажали предплечья – смуглому.

Они миновали широкую, обрамленную огромными старыми платанами, неизвестно, как уживающимися со здешним, слишком южным, климатом, и по усыпанным мелким гравием дорожкам регулярного парка неспешно и все так же молча направились к парадному крыльцу, где начиналось мельтешение серых в сумерках тенях – очевидно, об их приезде уже знали, и теперь слуги готовились встретить поздних гостей.

***

- И не говорите, мессир Антуан, и не говорите! Порой так и хочется, вслед за записными пессимистами, возгласить: последние дни наступают, и отвернется от нас Создатель по грехам нашим и небрежению заботами Невесты Его… - мощный, с вьющимися серебряными волосами хозяин с праведным возмущением взмахнул руками, так что в отсветах каминного пламени блеснули перстни, унизывавшие крупные пальцы. – Отступники, малефикары, одержимые – и расплодившаяся их стараниями нечисть - заполоняют мир да смущают умы людские. Вот и мать Мари-Аннет, благослови ее Андрасте, на прошлой проповеди говорила…
Гость, сидящий во втором глубоком кресле перед ярко пылающим камином, согласно кивал, грея в ладони бокал с легким антиванским вином. После обильного ужина и обязательного светского разговора он, казалось, расслабился, рассеянно смотря вокруг, и лишь в глазах его мерцал какой-то серебряный огонек, который можно было бы принять за блик камина – если не сильно всматриваться.

- …а так – совершенно ничего, мессир Антуан, совершенно. Даже брат Гвидо, его светлости двоюродный племянник, по стечению обстоятельств, служащий в наших краях по храмовничьей части, уж на что дотошен и ко всякой ереси с мажеством нечестивым – и тот, хвала Андрасте, найти ничего не смог. Так, длинноухую ведьму какую-то сыскал о прошлом годе, из вольных, не из Круга – да и ту на правеж к Монтсиммар отправили, потому как жечь ее не за что было…
Хозяин говорил со степенством, за которым слышалось несколько раздосадованное недоумение – и чего, мол, вздумалось у нас выискивать? – переходящее, впрочем, в раздражение. Потому что поздний гость дородного хозяина был магом, что само по себе было непривычно – и при том магом, посланным на поиски другого отступника. Этого уж никто себе и представить не мог, и если бы не специальное письмо от монтсиммарского рыцаря-капитана, брата Гортензия, подтвержденное властями духовными…

- Благодарю вас, лорд дю Гарьен. – мессир Антуан порывисто поднялся из кресла. Казалось, он внезапно вынырнул из дремы, в которую погрузился под  переливы хозяйской речи. Его жест мог бы показаться неуклюжим, если бы не точно подловленный момент: дю Гарьен сделал паузу, собираясь с мыслями, что бы еще рассказать непонятному, но наделенному определенными полномочиями, гостю. – Благодарю и за прекрасный ужин, и за приятную беседу. Однако ж мы ехали весь день, и, боюсь, еще немного, и я совсем усну. Позвольте мне теперь откланяться…

***

Утром гости встали довольно рано, еще до хозяина, чем несколько смутили слуг. Скандализированный дворецкий распоряжался подачей им завтрака: мессир Антуан со своей спутницей – теперь было видно, что это именно спутница, хрупкая, с непривычными для южан крупными глазами и губами, темная уроженка самого севера Ривейна – мало того, что допоздна нарушали приличия благородного дома, так еще и вышли к столу чуть ли не в дорожных плащах и болотных сапогах. Однако перечить высоким и важным гостям он не стал, а едва услышав их застольный разговор, вообще предпочел притвориться усмиренным: вникать в планы прочесывания окружающих рощ на предмет  поиска малефикара… Чур-чур, упаси Андрасте: эдакая-то гнусь…

Когда два всадника скрылись в аллее, дворецкий неторопливо отправился наверх: надо будить его светлость.

***

- Не надо так напрягаться, Вивьен. Даже наличие рун в конструкции здания говорит лишь о богатстве владельца и мастерстве строителя.

- Но, учитель, их ориентация весьма красноречива…

- Несомненно, Вивьен, несомненно, - мессир Антуан оглядел небольшую поляну и, на миг замерев, сильным движением вогнал заранее запасенную вешку в землю, так, чтобы она была точно посередине между двумя сломанными перед этим ветвями по обеим сторонам поляны. По коре скользнула искра, и маг кивнул. – Но само по себе это не будет доказательством. Таким доказательством не было бы даже отсутствие лириума в рунах – это можно было бы списать на декоративный характер. А тут лириум точно есть, хотя и в малой концентрации, так что хозяин, если не станет все отрицать, ссылаясь на давность постройки, просто скажет, что это лишь защитные чары.

- А парк? Его аллеи образуют…

- Образуют. Очевидно, образуют. Но ты же знаешь, что такое парки аристократов: семейные традиции, эстетика предков и гордость поколений… - маг отряхнул ладони о полы плаща, еще раз оглядев поляну. – Гораздо существеннее другое. То, что его до сих пор не выследили храмовники, означает одно из двух. Либо он настолько силен, чтобы пробить их блокировку и контролировать сознание, либо… - он помолчал. – Либо брат Гвидо не просто родственник его светлости, но и покрывает малефикара. Пойдем дальше.

- Да, учитель.

***

- Постарайся не смазывать карту, Вивьен!

- Простите, учитель. – чародейка закрыла глаза, чтобы удержать концентрацию. Созданный ею объемный образ окрестных земель – с полмили диаметром – колыхался перед мессиром Антуаном, пунктиром отмечая проделанный ими путь. Маг, сверяясь с картой, сделал несколько шагов в сторону и вогнал в землю очередную вешку. На карте появилась еще одна точка, замыкая намеченную фигуру – Вивьен не видела, какую, но учитель довольно кивнул.

- Ну-с, на этом, пожалуй, все. Осталось подождать, пока знак накопит нужную силу.

- Два дня, учитель?

- Ты права, Вивьен. Два дня. Все-таки, слишком большое расстояние между опорными точками, много энергии рассеивается…

Они неспешно собрали разложенные на поляне амулеты в дорожные мешки, когда ученица решилась спросить.

- Учитель Антуан… Вы думаете, малефикар не следит за нами? Ведь не может же он быть столь беспечным…

- Скорее всего следит. – чародей улыбнулся. – Но что он видит, подумай? Мы бродим по окрестностям, выискивая какого-то дикого отступника. Ведем разговоры – а слышать их он не может, в противном случае не только я, но и ты почувствовала бы следящие чары. Я наставляю тебя в плетении чар – он знает, что ты моя ученица. Ничего подозрительного…

- Но если он приглядится…

- А что бы он не приглядывался, сейчас мы покажем ему еще кое-что… Иди ко мне, негодница! – и руки Антуана жадно смяли плащ ученицы.

***

Два дня они добросовестно бродили по рощам и лугам поместья, уходя с утра и возвращаясь под вечер. Пока чародей неспешно беседовал перед камином с дю Гарьеном, Вивьен, стараясь не отвлекаться на воспоминания о дневных ласках среди осеннего леса, до которых оказался столь охоч наставник, сосредоточенно следила за прихотливыми извивами рун в поместье, пытаясь обнаружить точку их фокуса. То, что она находится в одном из зданий, сомнений у них не было с самого начала, но искусно наложенные чары и малозаметные линии фигур на таком большом пространстве делали задачу обнаружения нелегкой.

Поэтому волшебница прослыла у слуг не только развратницей, но и чистюлей: в теплой ванне было легче сосредоточиться и скрыть свои занятия.

***

- Полагаю, лорд дю Гарьен, наше дело здесь закончено. – мессир Антуан как обычно сидел в глубоком кресле перед камином, блаженно вытянув уставшие за день ноги.

- И что же, мессир Антуан, каков результат?

Маг пожал плечами:

- Как вы и говорили в самом начале, здесь все спокойно и тревоги Ордена были напрасны. Завтра мы с Вивьен покинем ваш гостеприимный кров… Хотя, видят духи, как же не хочется вновь возвращаться в Круг из здешних мест!

Хозяин на миг замер, после чего осторожно заметил:

- Хотел бы я предложить вам остаться здесь подольше, но…

- Что вы, что вы, милорд! – Антуан отмахнулся. – Увы нам, даже за доверенными лоялистами учрежден строгий контроль, да и стеснять вас, испытывая ваше гостеприимство, было бы некуртуазно.

Дю Гарьен делано улыбнулся, исподволь всматриваясь в мага.

- Да, кстати, милорд, не могли бы вы завтра проводить нас немного по вашим землям? Мы заметили одно любопытное местечко, и неугомонная Вивьен хотела спросить о нем владетельного сеньора. Если, конечно, это не слишком нагло с нашей стороны…

***

- Будь готова. Мне не удалось уговорить нашего хозяина завтра проводить нас, так что придется брать его здесь, в центре его мощи. Хуже того, боюсь, он что-то заподозрил, и вряд ли у нас есть время ожидать отряд брата Вениамина – возможно, он ударит уже этой ночью.

Вивьен кивнула и, поцеловав пальцы наставника, выскользнула из-под одеяла: следовало одеться. Маг, чуть помедлив, тоже решительно поднялся с постели.

***

Скрипы ночного дома прорезали тишину – так же, как тени прорезали разлитое лунное сияние, преображаясь сами и преображая окружающее пространство в нечто неизвестное, инаковое, чуждое. То, что было обычным секретером днем, в серебряной тишине обретало вид диковинного замка; столбы балдахина напоминали сначала шпили Вал-Руайо – а затем стройные сосны в тумане-пелерине. Малахит пудрениц и ящиков трюмо струился в отраженном зеркалом лунном свете, и казалось, что завитки инкрустации на двери, так похожие на буквы тевинтерского алфавита, изразцы на стенах, в чьих виньетках можно было бы углядеть пристрастным взором круги и линии, и роспись на потолке, на которой пастушки и вестники Создателя беззаботно восседали на причудливо искривленных венках, по странной случайности слагающихся в  третий градиент инвокации… казалось, что всюду в комнате сплетаются бледная зелень и серебро, отчего тени обретают глубину, и можно протянуть руку, коснуться их мягкой шерсти...

Под которой скрывается теплая плоть, слегка просвечивающая багрянцем.
Переплет окна в зеркале, как алебарды – иногда в Вал-Руайо можно видеть, как шеренги гвардейцев одновременно тонут в тумане и сверкают начищенной сталью на солнце.

Ярком утреннем солнце, встающем над миром и приветствующем добрых граждан – как тогда, полтора года назад, когда процессия в роскошных одеждах неспешно привела ту, облаченную в просторные белые полотнища, а добрые граждане столицы благонравно слушали речь герольда.

Речь, в которой перечислялись доказанные судом Церкви вины ведьмы-отступницы. И гвардейцы блистали на солнце меньше, нежели холодил – сквозняком из неплотно закрытого окна! – стеклистой мощью недлинный строй храмовников.

Вспышка! Пламя в зеркале охватывает страшно изогнутую фигуру отступницы, и толпа бурлит, накатывая на латников внешнего оцепления – и кажется, что откуда-то с небес, где безмятежно играют на свирелях вестники Создателя, тянутся, тянутся обернутые в ядовитую зелень тени от самого Темного города, когтистыми лапами прямо к горлу, обвиваясь…

- Вивьен!

Чародейка судорожно вздыхает, машинально перехватывая руку с блестящим в лунном серебре клинком, выворачивая ее – и из тонких черных пальцев бьет молния…

…темная фигура с шипением падает, бьется в конвульсиях – и другие тени в ужасе закрываются руками от нестерпимо-ярко горящих кольчуг двух чародеев, в чьих десницах бликуют пламенные мечи.

***

Бледно-желтый полукруг с гудением оборачивается вокруг размытого силуэта – двое, некогда бывших людьми, а теперь страшно искореженных… существа? - на вершине лестницы ломаются пополам, не успев отпрыгнуть – и их останки падают вниз, оставляя за собой кровавые полосы.

- Вперед! – и Вивьен прыгает за ними вслед, выбрасывая руку, с которой бьют синие молнии – в стену, в пол, в проем двери, за которой, она чувствует, скрылись сгустки враждебности: клубящиеся багровые силуэты, острые шипы, бессильно скребущиеся по перламутру ее барьера.

Пол несильно касается подошв мягких туфель, и Вивьен мягко отскакивает в бок, уступая место учителю. Откуда-то сзади внезапно прорезается ненависть, ее сполохи тянутся к сердцу чародейки, и та, продолжая движение, разворачивается, припадая на колено. Из вытянутой левой руки опять бьет молния – почти белая, ровная, она утыкается в темную фигуру в обрывках ливреи, отбрасывая очередного врага, разрывая его на горячие запекшиеся куски.

Уши сдавливают тиски. Вивьен оборачивается, вскидывая свой бледно-желтый клинок, но опасности нет. Высокая напряженная фигура, черный силуэт на ало-золотом фоне: в фойе за дверями, где прятались последние враги, пляшет огненный столп, разбрасывая капли пламени, сжирающие все, чего коснутся…
Короткий нечеловеческий визг ввинчивается в основание черепа, чтобы тут же пропасть. Вивьен видит: скребущая когтями тварь на пороге беспомощно разевает пасть, истаивая в пламени.

…за опавшем пламенем открывается ночная тьма: парк и аллеи, ведущие к флигелю, где – они узнали – фокусируются силовые поля, сотворенные малефикаром.

***

Учитель с шипением запинается и падает на гравий дорожки, среди срезанных его клинком тел: слипшиеся от крови камни облекают его несколько потускнувшую фигуру, стараясь прорасти между кольцами доспеха, впиться в тело, разорвать его, выпить силы и дыхание. Вивьен кошкой выпрыгивает вперед, поводя полупрозрачным мечом перед глазами пятящихся перед нею существ. Их глаза пылают яростью, лица искажены, но Вивьен чудится: это уже не слуги, те – точнее, то, во что они превратились, - остались в сгоревших развалинах дворца, все, включая погибшего первым дворецкого. Обрывки грубой одежды, сапоги на лапах. Крестьяне-арендаторы.

На миг она содрогается от ужаса: скольких же они убьют сегодня… сколькими же овладел малефикар! – и толпа перед ней с ревом бросается вперед, тщась разорвать ее когтями, растерзать клыками, хотя бы схватить…

…и с воем отшатывается назад от сверкающей фигуры чародейки, вскинувшей сведенные вместе руки над головой. Перламутр барьера наливается злым сиянием, гудит – Вивьен видит сквозь закрытые глаза плывущие морды тварей, струящуюся от вложенной мощи реальность – и в разные стороны с шипением бьют раскаленные жгуты энергии, пляшут по воющим от боли и ужаса телам, разрывая их на кровоточащие ошметки, и это длится, длится, длится, пока перед ней не вырастает другая пылающая фигура.

Учитель оправился и вновь пошел вперед…

***

Тяжелый удар сметает со ступеней последних защитников малефикара, разбивает дверь в его заклинательный зал. Вивьен и Антуан вместе шагают в разверстый зев искалеченного здания, навстречу трепещущей багровой мгле, и сияние их барьеров, кольчуг и клинков тонет в ней. Вивьен чувствует, как ноги прилипают к полу – стоит больших усилий оторвать подошву от неровного камня, и еще больших усилий стоит шагнуть дальше.

- Умри! – страшный приказ бьется внутри головы, стремясь разорвать ее. – Умри! Умри!

Глаза заливает темная пелерина – кажется, какое-то болото засасывает ее, облегая, гася движение, волю, разум: все кончено, Вивьен, все закончилось и все уже неважно… умри, Вивьен… умри…

Дернувшись, она на мгновение вынырнула из жуткого омута: языки пламени на полу сплетаются в дуги и прямые рун, на стенах мерцают – в так сердца! – еще руны, а в центре, в трепещущем багровом сиянии стоит… Малефикар! Она наткнулась на острие его взгляда, и затрепетала – бабочка на игле, птица в силках.

Теперь точно все. - обреченно подумала она, кожей ощущая, как снимается напряжение с рун кольчуги. – Теперь… - погасло сияние барьера, но окружающий мир не обрел надлежащей четкости: перламутровое марево сменилось багрово-зеленым. – Как же… - Вивьен отстраненно наблюдала, как вокруг нее сплетаются огненные столбы, стягивается огонь, разлитый по полу. – Что же… - Она ощутила, как кусками опадает ее доспех, обнажая тут же затрещавшую от жара кожу, как вспыхнули ее волосы. Ноги Вивьен подломились…

- …Учитель?..

***

Сажа и уголь скрипели под ногами. Мокрые камни и обломки – ничего интересного, но что-то тянет сюда снова и снова. Вивьен хромала, но все равно приходила развалины заклинательного зала малефикара.
Развалины своего погребального костра.

Хмурые храмовники провожали ее взглядами: следили. Она ежилась от их присутствия, кутаясь в теплый, напоенный восстанавливающими чарами, плащ, но холодный ветерок все равно гулял вдоль позвоночника. Рыцари пожимали плечами: служба – и Вивьен соглашалась. Служба.
 
Учитель рассказывал – тела вывозили два дня, телегами испуганных, согнанных приказом рыцарей, владетеля и матери-настоятельницы из соседнего владения крестьян. Пятьсот двадцать шесть человек, включая детей и стариков.
Она ужаснулась: неужели?..

Нет, ответил учитель: в основном они сами. Детей, стариков, почти всех женщин – сами. Пришли, разлеглись по рунам, а эти – Антуан изобразил тварь – резали.

А мы?..

Слуг. И еще с полсотни крестьян – точнее тех, кто раньше был крестьянами. Остальное – сами.

Вивьен это странным образом успокоило – так, что она даже не стала, не захотела, расспрашивать, отчего у учителя седая голова и почему он отводит глаза.

…сами…

Когда она спросила, победили ли они, учитель пожал плечами. Да, сказал он, мы убили врага.