Поэма без названия

(памяти С.Ч.)

 
                …И, умирая, был одним,
                Лишь тем одним доволен он,         
                Что смертный час его ничьим
                Участьем глупым не смущен.
            Аполлон Григорьев, «Предсмертная исповедь»

Опять я вспомнил о тебе,
мой бедный друг.
              Два года скоро,
как ты избавлен был от мук,
от нищеты и от позора.
Спасибо и на том Судьбе!
Судьба – синоним приговора?
Не знаю. Не вступаю в спор.
На то есть Суд и Прокурор.

Но знаю я, - пускай кричит
другой, что следствием разврата
души твоей был «внешний вид
бича, бомжа, дегенерата»,
что предсказуем был финал
(о нём упоминать не станем,
уж пусть патологоанатом
с коллегой обсуждает матом),-
я знаю, знаю: ты страдал,
то было истинным страданьем,
тем очищающим, что всех
средств моющих (штамп из рекламы),
надёжнее стирает грех,
пусть даже оставляя шрамы.

Жизнь не задаром ты прожил,
не сиднем сидя у порога,
метался, маялся, и сил
напрасно часто тратил много.
Себя и близких мучил ты
от лютой жажды идеала,
всё бросив, начинал сначала,
и снова все сжигал мосты!

…Хабаровск и Новосибирск,
Москва и Питер, вновь Урал,
Мосфильм, армейский полигон,
порок и святость, дерзкий риск,
ты жизнь со всех её сторон -
с хороших и плохих – познал.
Ты был адептом разных вер
и сект, мистический трансфер
тебя сквозь тьму духовных сфер
с безумной скоростью гонял.

Ты шёл вперёд, шёл напрямик,
сквозь кармы мрак,
                туман и ересь,
в твоём паденье - полный крах,
и в нём же - в следующий миг -
могучих крыльев тяжкий взмах
перед пареньем в стратосфере!
     Я это понял лишь сейчас,
     и все слова, и книги
     твои заговорили враз
     об этом самом миге…
Но даже книги все – мура!
Рифм и метафор мишура,
земная слава, иль бесславье…
Но – путь души в иных мирах,
что возвышаются над явью,-
вот где восторг, и вот где страх!

… Мы познакомились, когда
вернулся ты в свой «город Ша».
Была весна, цвела в садах
черёмуха, за ней сирень.
Надежд и замыслов душа
твоя полна была. В тот день
в библиотеке, на втором
(я помню точно) этаже
мы собрались, тогда уже
я что-то вяло рифмовал,
так, несерьёзно, ни о чём.
И первый, самый важный, дал
ты мне урок, путь указал,
благословив на трудный путь.
С него уже мне не свернуть.

Потом судьба нас развела.
В другой я город переехал.
а ты - остался без угла,
для местных став объектом смеха.
Вернувшись, я тебя не мог
узнать - седого старика,
с рукой протянутой. Рука
тряслась с похмелья... Вот итог
духовных поисков бесплодных!
Тебе ничем я не помог,
за то корю себя сегодня.
Но знаю, знаю, ты страдал,
то было жертвенным страданьем!
Пускай кричат: - «Он низко пал».
Скажу им: не упав - не встанем.

… Ты доставляем часто был
в тот трудный год, твой год последний,
в отдел, в котором я служил.
И я, под страхом глупой сплетни,
      глаза, бывало, отводил
при встречах у дежурной части…
Да помнишь ли? Ведь как ты пил?!
Меня простишь ли хоть сейчас-то?..

Презрев Лиэя дар – вино,
тонул ты в море спирта,
и на главе уж не венок
    из лавра или мирта
носил, а вязаную дрянь
      неведомого цвета...
Но вот глаза!.. в них только глянь –
и ясно: позади та грань,
два разделяющая света!

Ну, а потом, на мокрой лавке,
где подобрал тебя патруль,-
явившийся по (чьей?) заявке
не помню, днём ли, по утру ль,-
кто знает, из глубин души
какая жуть, какая грёза
всплыла в тот миг? Каких вершин
иль бездн душа твоя достигла?
Да, ты погиб от «передоза»,
но нет, не спирта только лишь!
Тебя насквозь пронзили иглы
лучей от самых дальних звёзд.
К ним, может, до сих пор летишь
комету ухватив за хвост?!

Пусть говорят, пусть говорят
    про слабость и безволье,
про грязь и мерзость, даже над
      тобой смеются пусть!
Ты знаешь: не знаком кто с болью,
тот боль чужую не поймёт,
кто в грязь лицом не падал, тот
      не знает грязи вкус.
И будет смертный опыт твой
ему не ясен, словно дым,
пока невидимый конвой
     не явится за ним…

… С тетрадкой мятою стихов
(сплошь перевод святых псалмов)
в тот год, оставив монастырь
(баптистскую обитель)
ты возвратился в грешный мир,
его бездомный житель.
К семье вернулся вроде бы.
Жена, и дочь, и внуки,
всё было… Но своей судьбы,
своей душевной жгучей муки,
другим не ведомой, не мог
ты пересилить, знает Бог.
    Пускай же на поруки
тебя возьмёт Он, коли мы,
     друзья твои…
Какие? Какие, к чёрту, мы друзья?!
Ведь видели, что ты творил
с собой… Так было ли нельзя
помочь, и вывести из тьмы?!
Но - в лучшем случае – взаймы
     давали (на бутылку)
     под глупую ухмылку.
И я, и я один из тех,
на ком висит тяжёлый грех.
Ничтожны отговорки.
Два года будет скоро… Эх,
как же на сердце горько!..

10-11  сентября 2016 года, Шадринск