Остров

1996


У неё помада «Пупа».
Туфли-шпильки «Лориблу».
Я дышу не чаще трупа.
Я посажён на иглу.

Вмиг погиб. Едва увидев,
Загадал её украсть.
Стыну статуей Давида,
Молча пряча в камне страсть.

Чешуёй жемчужин платья
Нежно движется беда.
Нет, обязан разгадать я,
Где и как, за что, когда

Я попался. Сердце радо
Биться бабочкой в сачке.
Ослепительная правда —
Блеск хрусталика в зрачке.

Расходитесь, девы. Поздно.
Время ехать вам домой.
На морозец выйду звёздный.
Добрый. Выпивший. Немой.



Алхимия


Похоже, что я сделан из тебя.
А я — в тебе? Возможно, я. Наверно.
Волос колечко нервно теребя,
Ты выдала себя, царевна.

Я состою из атомов тебя?
Из благодати целой? Неделимой?
Вот это есть любовь?
Но, якобы любя,
Едва не проаллюрил мимо?

Есть божий дар как будто не стареть.
Но быть приливом. Зеркалом друг друга.
Сияет злато. А тускнеет — медь.
Судачит деревенская округа.

Да тут и впрямь не всё без колдовства.
Вот снова ты — и внучка, и дочурка.

Шмыгнула мышью злая тень вдовства.
Летящий низко древний ворон-урка.



Двойная звезда


Скорость жизни отстала
от скорости первой любви.
Остров наш — на двоих.
За окошком мелькает эпоха.
Это молодость рядом?
Да только её позови.
И она установит свой флаг
над вершиною каждого вдоха.

А на выдох,
на выход со сцены
уходят неслышно года.
Нас не выпустит, нет,
золотой и искрящийся воздух.
Ледяной, словно брют.
И смертельно густой, как вода.
Неопасный для нас.
Потому что для нас он был создан.   

Ты меня подождёшь?
Я конечно тебя подожду.
Наше будет при нас —


чтобы там под конец ни случилось.
Пусть решает судьба.
Но на счастье ли нам, на беду —
эта жизнь так мала,
что сомнениям не научилась.



В доме


В землю врос за незримым порогом
Синим пламенем кованый плуг.
Не нужны мне моря и дороги.
Нет.
Ни враг мне не нужен, ни друг.

В заколдованном нашем чертоге
Я не ведаю:
День или ночь?
Обветшают века понемногу.

Так какого же бога ты дочь?

Не хрустально-прозрачная фея.
Не русалка из тёмной реки.

Ты — хозяйка кота Котофея?

Значит, имя и мне нареки.

В простынях, совершенством примятых,
В бело-мраморных складках туник
Спят мелисса и снежная мята,
И ничем не смущённый родник.

Стань я злым парфюмером из Грасса,
Сочиняющим власть-элексир,
Или Шейлоком с истиной-кассой,
Будь я магии звуков мессир —

Не хотел бы с тобой состязаться.
Ни перечить тебе.
Ни просить.

Бьют часы.
Раз за разом — двенадцать.

Рвётся времени тонкая нить.



Традиция


Шубу соболью накину на плечи,
Зябкие плечи твои.
Заворожу тебя праздничной речью —
Розой в бокале Аи.

То, что мгновенно — оно же и вечно?
Песня в далёком пути.
Ты ведь запомнила нежный, беспечный,
Незамысловатый мотив?

В мышцу врастает стрелы наконечник.
Сердца уже не спасти.
Выберем светлый наряд подвенечный.
Тёмный у нас не в чести.

Птицы и ангелы нот не забудут.
Встретят напевами нас
Там, где супруги допущены к чуду
В странный, таинственный час.



Муза


Часто я тебя прошу.
Не ругай меня за веник.
За пиджак — не так ношу.
Ведь не станет в доме денег.

Что ж, ругай, моя душа.
Обстоятельно и громко.
Часто. Честно. Не спеша.
Всё снесёт моя котомка.

Если в рифму и пишу —
Значит, в прошлом погорелец.
До сих пор пожар тушу.
Белой солью — чёрный перец.

Этих строчек не читай.
А прочтёшь — беды не будет.
Не угонят нас в Китай.
Не заставят клясться Буддой.

Не разломят пополам.
Не позволят стать обузой.
Дай час отдыха делам.
Притворись хорошей музой.



Чем всё обернулось


Я не был ведущим, и не был ведомым.
Коль воля моя, я б не вышел из дома.
Но дом поднимался всё выше. И вот,
Я — штурман? А ты, дорогая, пилот?
И первый пилот, и второй, и десятый?
В восторге и страхе обнялись Пенаты.
Плывут вертикально в окне облака.
А где-то внизу серебрится река…



Прибытие


К тебе я добирался, как до берега.
На остров посредине океана.
Ты оказалась вовсе не Америкой.
Нет, не Афиной, к счастью.
Не Дианой.

Причаливать почти что было не на чем.
Богатств не слишком — чистая рубашка.
И мама придиралась к каждой мелочи —
смотри, не бабник ли ретивый?
Не алкаш ли?

За целый век минуты не забудется.
Прости мои обиды, коль не тяжки.
Мы за руки пройдём с тобой по улице.
Советуешь ремень
или подтяжки?

Нарушат правила халатные водители.
Зелёный свет очей их отвлекает.
Вы не сигнальте. Это зов обители
для одного. Она одна такая.



Для чего


Если я буду тихо тонуть
в проруби или бассейне,
кто мне проложит кратчайший путь
к нужному краю вселенной?

Если же, ноги дверями зажав
хваткой мертвее льда,
меня потащит на рельсы состав —
спустишься и туда?

Ведь для чего-то я буду спасён
Каким-то чужим дагестанцем?
Пока не уверен, что с этим всё.
Что кончены эти танцы.

Нет, ты не во сне.

Ты дана наяву —
глаза зеленее леса.

И тут я действительно поплыву.
Взлечу, не имея веса.



Воскресенье


Твой утренний сон —
Словно лёгкий туман,
Лежащий в излучинах речек.
Он греет, как пух,
Как смешной кардиган
Из детских кашмирских овечек.

Овечки не против.
А тоненький луч,
Раздвинувший плотные шторы,
Желтковой полоской лежит на полу,
На стенке рисует узоры.

Тут замерло время в парижских часах.
И пусть приближается полдень,
Твой ангел за правым плечом и монах —
За левым — об этом не помнят.

Египетский хлопок подушек и лён
Свежей, чем трава луговая.
В пружины кровати «Титаник» влюблён,
Там в лучшей каюте такая.
Учтив и неслышен английский диван,
Покоем твоим озабочен…

И медленно, словно большой караван,
Уходит присутствие ночи.



Проступок


…зачем болеешь, мой дружок,
души и тела не жалея?
Ещё для нас поёт рожок
и манят тёмные аллеи.

Мы сердцем к сердцу не прошли
дороги и наполовину.
Надежды лучик мне пошли,
прости проступок мой невинный.

Я притащил заразу в дом,
чихал и кашлял, как скаженный.
А хворь сыграла в айкидо
и сделала прыжок саженный.

О, ей барьеры нипочём.
Да я и сам не стал барьером.
Так горячо твоё плечо —
почти, как в детстве наша вера.

Я опоздал к твоей любви,
как разгильдяй — на три урока.
Мне наказанье назови
и дай хотя б неделю срока.

Я отыщу тебя везде,
где не был в прошлом почему-то.
Ты спи. Так на твоей звезде
пройдёт всего одна минута.

Рассеется болотный чад.
Вернётся воздух драгоценный.
Ты выберешь себе наряд
и вновь появишься на сцене.



Вопреки


Впустую прожигая жизни
в делах, сомнениях, удачах,
мы воплощаемся в трюизмы
и титры в телепередачах.

Но надо начинать сначала
в десятый раз, а может, в сотый.
Плыть от веселья до печали,
накапливая время в сотах,
лишь для того, чтоб сборщик мёда
забрал запас единым махом.

Зато останется свобода.
И веры чистая рубаха.

Останутся мороз и звёзды.
И солнце жаркое июля.
И никогда вдохнуть не поздно
коварный аромат пачули.

И ты со старых фотографий
бежишь ко мне, ещё не зная,
что, шею вытянув жирафом,
я где-то здесь, моя родная.



Перспектива


Я стану оградою сада.
Забором. Всего лишь. И всё.
А большего мне и не надо.
Наперелетался гусём.

Окажется сад невеликим.
И ты будешь рада ему.
А черти пусть копят улики.
Готовят суму и тюрьму.

Ведь ангелы взыщут иное.
Мерцающий белый цветок.
Ты, быстрая, словно каноэ,
Живой электрический ток,

Промчишься стремительно мимо.
И, вряд ли заметив меня,
Оценишь ветвей пантомиму,
Садовника тихо браня.

На зное — мыслишки растают.
На холоде — буйства уйдут.
И будет планида простая.
Кладбищенский тихий уют.

А ты…

Ты и вырастешь садом,
Который поставлен хранить.
Впритирку — теснее, чем рядом.
Плотней, чем к иголочке нить.
_________

2011