Маки кваки беженцы планеты

  Когда-то в пасмурную осеннюю  пору  я увидел на пригорке  избушку, над ней   висел Длинный чулок, хотя временами  туман скрывал его
очертания,но когда набегал луч солнца, он отчетливо вырисовывался, на его пятке   размашисто была проведена надпись черным: «З  а м о к  Привидений», поднявшись  по тропе вверх, осторожно приоткрыл  дверцу,  она скрипнула , я робко ступил вовнутрь,  несмотря на сырой воздух и запах плесени, в замке было тепло, в камине трещали поленья ,в коробке лежала живая глина,
валялись останки куколок от обжига, а в расписном кувшине красовался букет   
маков   разного колера .но когда я прикрыл дверь, одна из маковых головок      
повернулась,  издав звук    к в а к, распахнув окно, я увидел абрис того самого
Длинного чулка :-вот кто навел меня на след замка? Одна из куколок двинула
ножкой, другая ручкой, они привстали  и кивнули, если глина живая, то и куколки живые, тем более рядом у камина находился станок мастера. Присев на стульчик, рядом с кувшином маков, которые развернули к моей правой руке лепестки, я стал писать на каждом ,затем обрывая и и складывая  поверх коробки с живой      глиной ,при этом наслаждаясь ароматом маков из своего детства.
 
• Принцесса Маковка, попечительница беженцев
Из-за гор   приближались  грозовые  раскаты,   покрываемые  дождем;
  вспыхнув, молния озарила территорию беженцев—маков-кваков,  принцесса  Маковка задернула штору. но в ту же секунду пахнул ветер с каплями дождя  и принес  свежесть. Принцесса перенесла Laptop  ближе к лунному  свету  и после определенной зарядки  объявила по скайпу  макам-квакам, что приглашает подышать озоном. Вскоре пространство охватил гомон, к свежести воздуха после  дождя прибавился ещё и аромат, исходящий от маков-кваков, повернувших головки к  своей  хозяйке,  принявшей  их  н а  пути странствий, давшей приют .Она же прошлась меж ними по тропинке, наблюдая за разрядом молнии, осветившей небосвод. Внезапно от разрядов отделилось пятнышко и стало медленно  спускаться к земле, приобретая форму видимости Голубого шара.   Принцесса вышла из пространства маков-кваков, принимая некоторые меры безопасности, сбросила с себя широкую накидку, прикрыв головки маков -кваков, беженцев Вселенной и  сворачивая на тропу, по которой катился Голубой шар. Порывы ветра с дождем подхватили движение  залетного гостя ,тот слегка раздался и стал выглядеть как  красивый  Голубой шар. Маковка выдвинула желтый ботинок, преграждая катание по земле.
-Здравствуй,  простота небесная ,-воскликнула принцесса ,склонившись в пояс -,ты беженка? С какого пространства?
-Я детка Лана от Шаровой Молнии, отбитая ветром, гонимая  людскими пересудами , в перелете  увидела ваши маковые поля, ветер с дождем донес тонкий аромат и я решила остановиться здесь и собраться с мыслями, чем заняться?
-Одним больше, или одним меньше не такая   проблема, -ответила Маковка  ,-я заметила, как от разряда  молнии вылетел шарик и помчался вниз, словно убегал от несправедливостей,- принцесса развела руками,- а у меня их 300  африканцев,  черных маков-кваков! Я им всем  дала приют ,и теперь они наслаждаются  природой, их никто не топчет, не выжигает ,я думаю, они довольны судьбой, их высокий попечитель  мадам Доменик,  Верховный комиссар по делам беженцев вписала их  в свое довольствие, каждому- банановую корочку!
-О-х  ты! -воскликнула  маленькая  Лана,- как приятна банановая корочка, давно я не лакомилась ею!
-Ну что ж, крошка Лана, раз ветер перемен занес тебя к нам ,я выйду на связь с мадам Доменик и впишу тебя на довольствие и временное  обетование.
-Как чудесно, ваша милость, может,  я вам пригожусь ,я не обжигающая , как мои предки ,я  довольно спокойная,  хотя всё порою кипит внутри,- Лана коснулась ладони принцессы, словно желая  поцеловать ее ручку.
На этом   принцесса развернулась в свою обитель, следом за ней покатился Голубой шар в сопровождении  восхищенных маков-кваков, которые повернули свои шапочки  на путь их следования к вилле Ирис.  Ночью Маковка вывела Laptop на вертикаль  блеска от самой яркой звезды в пространстве маков-кваков, где, по некоторым сведениям, было новое местожительство великой сказочницы планетарного мира  Астрид  Линдгрен ,связалась с Верховным  комиссаром  по делам беженцев природы  мадам  Доменик и попросила вписать на временное довольствие  беженку ---детку  Шаровую  молнию  Лану.
-Будь осторожна с деткой Ланой, я заметила во время грозы летящий Голубой Шар., он красив внешне, но  непредсказуем, а маки-кваки   такие беззащитные ,их семена ветер выгнал  из сирийских земель, где идет война, я приютила их с твоей помощью и они проросли, -мадам Доменик вздохнув ,продолжила наставления по виртуальной связи, -а как пахнет простой черный мак-квак даже на расстояние ветер доносит их аромат ,-помедлив, добавила, -я пропишу детку Лану на временное довольствие , но установи за ней особый досмотр. Сейчас к хозяину виллы Ирис –Кукловоду- приехала на каникулы  малолетка ,которая обучается в колледже Канады, Юлиана, она такая озорная, уже сбила палкой две головки черных  маков-кваков, я  вошла в «Одноклассники» и сделала  замечание ,что впредь приму меры в отношении беженцев ,которых разместила  на пространстве  неподалеку от виллы, на пустовавшей земле ,и запомни, Маковка, это наша  земля, на ней отсвечивается печать Верховного комиссара, она видна особенно при сиянии звезды Астрид Линдгрен, попечительницы детства Вселенной. Давая указания,  столь пространные, принцессе Маковке,  Верховный комиссар мадам Доменик  отключила связь   и обитель  погрузилась в тишину. Принцессе Маковке  еще предстоит большая  работа по разворачиванию приема беженцев планеты, как природных ресурсов, так и  человеческого потенциала ,будущего земли---её ожидали перипетии с  принятием беженца, шестилетнего курда-аутиста  из Кобани, потерявшего родителей  во время бомбежки этого  мужественного сирийского города, принцесса понимала свою высокую миссию, что и придавало ей силы.
Но а главная ее миссия была направлена   на то, чтобы поддержать детский проект об обновлении «Замка Привидений»,выделении на него средств из бюджета Верховного комиссариата; проектом занялись, как позже выяснится, Юлиана и беженка Мальва ,но надо было определиться и с главным персонажем этой призрачной обители ,  но кто?..


• Вилла  « Ирис»   Кукловода  Юлиана
Кукловод –мастер гончарного дела –разбогател  на том, что лепя куколки из желтой глины, продавал свой оригинальный  выводок  за рубежом ,вскоре  на том и разбогател. Построил себе виллу, вырубив  полцарства  сосен и берез, отделавшись легким испугом  от Верховного комиссара мадам Доменик ,пообещав ей  не трогать пустовавшую землю неподалеку от виллы, которая впоследствии заполнялась  беженцами----черными маками-кваками. Чтобы исключить пересуды  внешнего  мира,  Кукловод  взял из ближнего приюта  на воспитание такую же блондинистую ,как и он,   малолетку с голубыми  глазами,  ибо  прародители завещали  ---бери  на воспитание девочку ,  но  только с голубыми глазами, чтобы не пропала  раса   в будущем. Назвав ребенка  Юлианой,  вскоре отправил в Канаду, в колледж для получения лицейского образования, но прежде знания  языков. На языки  Юлиана  оказалось вполне способной , даже стала читать в подлиннике сказки  Астрид Линдгрен ,возможно потому, что фея, которая уже  обетовала  на одной  из самых ярких звезд  планеты, была также голубоглазой, а может, это ей внушил  папа Кукловод, ----лепя своих  глиняных  куколок ,он вставлял в глаза стекляшки с голубоватым  отливом и по  вечерам после обжига читал у пылающего камина  сказку «Пеппи -Длинный чулок»  таким  наслаждением, что засыпал.., тогда куколки сходили  с веретена и начинали водить хороводы вокруг  мастера ,  дуть в ухо, озоруя  в его рыжих кудрях, но  мастер не просыпался. И однажды  случилось  чудо----в полнолуние, когда  у горящего камина заснул  Кукловод ,с раскрытой  сказкой  на коленях, глиняные куколки  водили хороводы,  охая  и ахая от заливающих  мастерскую лунных    бликов, со звезды  сошла фея в ярко голубой накидке и, присев,  сделала   автограф   на титульном листе сказки на родном языке, поцеловав Кукловода в рыжий кудряш, свисающий на лоб, бесшумно  удалилась, но оставив после себя тонкий   аромат  ириски; проснувшись, папа сразу ощутил этот аромат, поскольку в его детстве  у  крыльца цвели по весне ириски  голубые и   бледно фиолетовые. Полистав  книжку, увидев надпись мелким почерком на непонятном  ему языке :-О н а была здесь!- Кукловод заходил по мастерской, всматриваясь в куколок ,которых он готовил для продажи, но ни одна не промолвила ни слова :какая таинственность у моих дочек, -подумал он, завернул их  в покрывало ,уложив в сумку и оптом  отправил  за рубеж, в Канаду ,к своим друзьям, вот тогда-то  он решил взять на воспитание девочку ,обязательно  блондинку и голубоглазку, чтобы она по прошествии времени выучила язык феи со звезды ,где поселилась великая сказочница, дабы прочитать автограф. Правда теперь в полнолуние папа больше не спал, а работал усердно, готовя новую партию самых модных ,к тому же голубоглазых ,куколок. ,в ожидании. ,когда малышка  Юлиана вернется  на каникулы  и расшифрует ему   знаковый  автограф Астрид  Линдгрен.
По приезду  на лето, Юлиана робко спросила:-  Папуля, вы влюблены? -не дождавшись ответа  открыла сказку и …вдруг рассмеялась от восторга:- да это же Астрид Линдгрен с вами беседовала, когда вы спали ,она сожалела о том ,что ваших бесподобных  куколок не знала в земной  жизни  ,иначе   бы она написала про них и  рыжекудрового мастера   с виллы   « Ирис» ни одну бы сказку
малышам ,которых она знала хорошо при жизни, а сейчас ей приходиться сочинять  сказки  про этих куколок ,но для детишек других миров, к которым она только привыкает- и Юлиана закружилась по мастерской от прилива счастья, что коснулась руки волшебницы ,восклицая: -Астрид была у нас  д о м а!.
В благодарность, что его приемная дочурка такая умная, изучила в колледже язык феи ,Кукловод подарил  ей  голубое  атласное платье с  оборками, на которых  были расшиты гладью черные маки, не придавая  этому значение.
-Фи! -воскликнула Юлиана ,-маки-кваки! -и выбросила платье  через фортуну; подарок подхватил ветер и понес  прямо  над маковым полем  принцессы ,что было расположено поодаль виллы Кукловода. Летящее платье заметила детка Лана, которая  только что получила  временное жилье и довольствие от Верховного комиссара.—Платье- беженка!- крикнула она макам- квакам,  т е развернули головки в сторону платья, которое кружил ветер:-  да такое красивое , голубое ,с расшитыми оборками! -Лана развернулась  и взлетела ,подхватив платье , а Юлиана,  стоя н а  крыльце полураздетая,   задрожала от испуга: -Папуля,
что есть мочи закричала она ,-Ша р о в а я  м о л н и я! Она уносит твой подарок!
Лана  подлетела к крыльцу и повисла у входной двери, играясь платьем , рассыпая  искры вокруг себя с такой силой ,что  казалось, сейчас вспыхнет и    вилла.
-Ой,- т ы сожжещь  всех нас!- крикнула  Юлиана, -папуля, где вы? Я вся как в огне,  -и она выбежала  во двор, стремясь спрятаться на тропе ирисов, но  Лана подставила девчонке  подножку и та упала, распластавшись  прямо на цветах,
и все  они были  поломаны. Маки-кваки зашумели так сильно, что  звук долетел до  принцессы Маковки   и  она тут же появилась  у виллы Кукловода, да и сам папа,  занятый в мастерской обжигом другой партии куколок, не сразу услышал от шума  огня крики о помощи. Они как-то  встретились сразу вместе:
принцесса  и Кукловод, последний всплеснул руками: -миледи, какая роковая ошибка, что вы дали приют беженке Шаровой молнии Лана?  Они вместе приподняли девочку ,Маковка  достала  из сумочки флакончик  с маковым молочком  и смазала ушибы и синяки Юлианы,  повернувшись к Лане:-  мадам Доменик, которая в тот момент по виртуальной связи обозревала места  с беженцами. увидела, как ты подставила подножку, -последняя слегка  смутилась ,- сняла с довольствия, -Маковка вздохнула, -придется  искать новое пристанище.
Шаровая молния  бросила платье  к ногам Юлианы и с гневом вымолвила: -если б мне  подарили такое роскошное платье, то я бы носила его всю жизнь, даже спала бы нем, так оно прекрасно, -с этими словами Лана отвернулась, приподнялась и Голубой  Шар  взлетел  над  маковым полем. Кукловод собрал  платье, встряхнув от пыли, сложил в кулек,  извиняясь , что доставил массу неудобств его величеству.
-Раз наше платье приглянулось  беженке Шаровой Молнии,- помедлив, -оно мне тоже понравилось, -при этом смутилась Юлиана, -пусть она его носит и в праздники ,и в будни, я же, миледи, приглашаю  вас на рюмочку вишневой наливки, чтобы загладить  наши недомолвки,- и он  выбросил руку  вперед, тем жестом давая возможность пройти к нему на виллу, заодно взглянуть на новую   партию  куколок для продажи, однако принцесса ,сославшись на  массу неотложных дел ,отказалась, но платье приняла .Тогда Кукловод собрал все сбитые ирисы, сложив цветы в букет и  преподнес  Маковке.
-Вы сама любезность, -зардевшись, принцесса также приняла и букет ирисок, опустив в них  голову,-  аромат  детства, -она улыбнулась и уже другими глазами  взглянула   на Кукловода.
-Кстати,- воскликнул он, любуясь смущением юной принцессы,- у меня есть автограф нашей общей любимицы-феи Астрид Линдгрен ,светом звезды которой питается вся наша виртуальная связь!
-При первой же возможности непременно загляну к вам в мастерскую на виллу,
к тому же, вы не отказали разместить на пустовавшей земле рядом с вашей виллой
беженцев—черных  маков-кваков,- вздохнув, -возможно ,появление их символов
расшитых гладью  на оборке этого чудного атласного платья, вызвало раздражение  у вашей приемной дочурке, -и она обняла стоявшую рядом Юлиану.
-Не всем по душе черный мак, я тоже вначале не могла привыкнуть  к этому цвету,
но поняв трагедию черного  господина- африканца. задалась целью помогать ему.
С этими словами, принцесса, поцеловав в щечку девочку  и, пожелав успеха
в овладении наук в лицее,  свернула к маковому полю, прошлась по тропе, заметив  Лану, которая прощалась  с маками-кваками; подойдя ближе, принцесса сказала: -Лана ,я дам тебе «Зеленую карту»,с которой  тебя никто не тронет ,а если, не  дай бог, попадешь в аварию, то Верховный комиссариат оплатит все твои расходы на лечение,- она также протянула сверток с платьем,-  раз оно тебе понравилось  мастер Кукловод  дарит его тебе с той целью ,чтобы ты впредь не ставила подножку малолеткам, даже если они в чем-то виноваты.
Лана, смахнув горячую слезу,  приняла подарки: -я так не успела попробовать корочку  банана, -беженка грустно вздохнула, -но зато у меня есть прекрасное платье! -она рассмеялась сквозь слезы. Рядом  качался высокий  мак-квак  в полуроспуске, слегка развернувшись, он сказал:- у меня в бутоне спрятана  корочка от бананового дерева, я ее сохранил еще с той поры, когда ветер сорвал меня с родных мест, где шла война, лилась невинная  кровь ,я был красным, но в пути почернел,- и он слегка пригнул бутон ,-возьми ее, Лана, насладись в долгом  пути, ты не обижала нас ,а мы любовались Голубым Шаром, когда он пролетал над нами.
Лана молча вынула из полубутона черного мака-квака  корочку от банана с его родных мест, вобрав аромат , вздохнув: -я этого никогда не забуду, милейший  мак-квак,- спрятав все подарки вглубь своего корпуса, Лана взлетела,  крикнув с высоты: -нет ничего прекраснее черных маков-кваков! Беженцы  распахнули свои шапочки, повернув  головки  в сторону взлета Шаровой  Молнии  и долго  следили  за  Голубым  Шаром,  пока его не накрыло облако. Набежала тучка, небо потемнело  и в воздухе   запахло грозой.

• Огненный  принц грез  Ширли-  из королевства «Маки привидений»
Вызвенело  сказание о простых  -маках –ква-ках  и на смену заступил -Его
Величество Махровый Мак, великий   скиталец Вселенной.  Семена, которые разбросала принцесса Маковка, посланная Верховным комиссаром возвращать беженцев с запада на восток, стали прорастать повсюду. Но поначалу маки выглядели такими маленькими и неказистыми, издавая к тому же странный звук, может  потому, что в ту пору  шли проливные дожди, пополняя озера, в которых с восторгом квакали лягушки, вдыхая аромат  простых маков,  в тоже время общаясь по виртуальной  связи с окружающим  миром, радуя присутствующих неподалеку своим  милым кваканьем. Обходя  простые  маки-кваки у придорожной полосы, я внезапно увидел то, что искала моя душа – его Величество--Королевский  М а к ! Он был таким высоким и красивым, на крепкой и толстой цветоножке, весь пропитанный  соками ,ч то смутился мой разум. Я присел возле, коснувшись бутона, его чаша тотчас распахнулась и я увидел, что его высочество  М а к тональным, словно он выбрал сразу все цвета соплеменников, других маков – белых, розовых, красных, желтых, лиловых, огненных, иссиня черных... От самой чаши исходил такой аромат, излучалась такая светлая энергия жизни, что нежный мозг сразу попал в водоворот эйфории. Мне показалось, что я взлетаю над пропастью, ощущая полную свою невесомость, но не падаю. И в этой эйфории вдруг доносится милый говор мака, его сладкая речь, та, которую я слышал с детства, когда между дубовыми лесами звенели вперемежку маковые луга. А мы собирали яркие красивые букеты из цветов ангелов для своих любимых учительниц, развлекались забавными играми “в любовь”, “петушка и курочку”, “маки привидений”, прячась в загадочных тенях милого сердцу  цветка детства.
Неожиданно Oлимпия увидела на пенящейся морской волне огненную головку мака и вздрогнула:
– Ширли! –девочка всплеснула руками, – мой дорогой Ширли, мой Огненный король! Плыви ко мне, это я, твоя Олимпия !-и тотчас бросилась в воду течению. Порыв ветра смыл мак и волна накрыла Ширли с головкой цветка, но Оли, нырнув под волну, успела подхватить его, и мак оказался под ладонью девочки.
– Здравствуй, Ширли! Здравствуй, скиталец!
Подняв руку с цветком, опираясь на левое плечо, Оли поплыла к берегу. Присев на мокрый песок, Оли стала целовать каждый влажный лепесток, пропитанный  солью, шепча ласковые слова.
– Ширли, дорогой мой, Ширли, я столько искала тебя в пространстве, я  шла по  ветру, прислушиваясь к перемене погоды, по дождю, по грозе, пытаясь уловить в атмосфере твое присутствие по аромату. Как далеко забросила тебя судьба, Ширли! Ты молчишь, ты печален, мой Огненный король! Разве ты не чувствуешь, что попал в хорошие руки, которые отнесут тебя домой. Разве ты не соскучился по родной земле, где ты вырос, где я  не смогла уберечь тебя от дурного глаза...Я смою с тебя соль моря родниковой водой и ты оживешь и станешь тем, кем был.
Огненный мак выпрямился под нежными пальцами  Олимпии, взбодрился  от ласковых слов и сказал тихо:
– Здравствуй, Оли! Здравствуй, Оли, моя прелесть! Я еще не видел тебя, но уже почувствовал где-то поблизости, где-то рядом твое присутствие, я уловил твой запах и понял, что спасен. – Ширли вздохнул, выгнул лепесток, ласкаясь к шершавой ладони Оли, – я так долго бежал, гонимый ветром судьбы, штормом моря, пенистой волной, криками чаек, что потерял  счет времени и пространства.
Да, ты права, я забыл запах родной земли, забыл ее тепло, отнеси меня скорей, мои силы на исходе, я хотел бы умереть там, где народился на белый свет, где впервые встретился с твоим взглядом, Оли.
– Ты еще поживешь, Ширли. Я обмою твои лепестки ключевой водой, напитаю их соками жизни, а дома и стены согревают, и ты расскажешь мне о своих странствиях в поисках лучшей доли для Мака.
– Так поспеши, Оли, поспеши, милая. Но спрячь меня под рукав одежды, укрой от дурного глаза, я стал бояться людей, их дурных привычек! Как я был наивен, я так любил людей, а что они сделали со мной! Они пустили меня  по миру, заставили покинуть мой очаг, выжгли мою землю, её  соки, которыми я питался, а я ведь так любил людей, Оли!
Девочка, набросив халатик, прикрыла им мак Ширли у сердца, как младенца, и поспешила домой. Узкая гористая тропинка вывела через скалистое плоскогорье к липовой аллее. Был июнь и приторно-сладкий аромат цветущей липы обволакивал пространство. Оли прошла через выгоревшую поляну, которая недавно благоухала маками семейства Ширли. Земля еще была пропитана гарью, а на пепелище больно смотреть. Мак Ширли встрепенулся под сердцем, словно что-то почувствовав, но Оли еще крепче прижала его ладошкой – она не хотела расстраивать Ширли, не хотела, чтобы он увидел вновь свой попранный очаг, ведь тогда Ширли был еще  маленьким и смутно помнил всё то, что случилось с ним в детстве.
Оли, обогнув выгоревшую маковую поляну, вышла к низкому домику, стены которого были увиты дикой розой, скрипнула калитка, потом половица горницы. Оли налила в  вазочку комнатной воды, чтобы Ширли не простыл, ведь он так ослабел в скитаниях, поисках лучшей доли. Поставила мак в вазочку и устроила её на подоконник  ближе к солнцу.
– Ну вот мы и дома, Ширли, и все твои беды уже  позади,  рассказывай, рассказывай, а я сяду возле тебя и буду слушать.
Оли положила на колени клубочек ниток и стала крючком вязать кружевной узор.
– Жаль, что нет мамы! Уж она сейчас точно  сказала бы: “Олимпия, ты ничего не умеешь делать, ни вязать, ни печь пироги с маком”. Только она ошиблась, – и Оли засмеялась. – Мама бы теперь  порадовалась за меня: я всему научилась с  той поры, когда она улетела в космос, – Оли вздохнула. – Однажды, в поисках тебя, Ширли, я попала в один сказочный замок, когда-то он был самый красивый, в пору, когда цвели здесь маки привидений. Но, что меня поразило, так это  кружевные салфетки. Я остановилась перед ними, как зачарованная, в уголке на каждой салфетке в кружевном узоре светился желтый мак. Нитки самые разные, а цвет мака был один – желтый с черной бархатной проталинкой на дне чаши. Здесь же я увидела книгу по кружеплетению,  раскрыла и стала разбирать узоры кружев, их тайну плетения. Окно в замке  было распахнуто,   и я подошла к нему подышать  свежестью полевых цветов, аромат которых доносил ветер. На подоконнике лежала
белоснежная  кружевная салфетка с крошечным желтым маком в уголке. Это заинтересовало  меня , я поняла, что у замка  есть легенда, что и здесь когда-то цвели маки привидений. Взяв с собой книгу, я вышла из замка и вдруг увидела его эмблему, на которую я не обратила внимания в начале пути. Герб на замке был  в виде мака, возможно,  цвет мака когда-то тоже был желтым,  но от солнца, дождя, ветра его поверхность поблекла, и мак больше походил на белый, а порой – на лиловый, в зависимости, с какой стороны подходить к замку. Впрочем, маки самые таинственные из цветов, они всегда так загадочно меняют свою окраску: сажаешь обычно семена белого мака, а он распускается по весне лиловым, или в одну весну увидишь его желтым цветом, а в другую – огненным.
Присев на  камень, возле обгоревшего дупла вишни, я раскрыла книгу по кружеплетению, всматриваясь в рисунки на пергаментной бумаге, скрепленные лозой из василька. Меж страниц была закладка в виде аппликации из выцветших лепестков мака. Когда я повернула их к солнцу, то поняла, что это был желтый мак. На  засушенный  лепесток мака уселась Божья  коровка, распушила крылья, и от неё я узнала тайну замка и маков привидений.
Оли вздохнула, налила в чашечку холодного чая, настоянного на семенах  цветка, разрезала на кусочки пирог с маком и продолжила рассказывать богатств, по склонам паслись стада овец, янтарные с пушком плоды персиков, абрикос легенду, услышанную  от Божьей коровки.
“Было время, когда графские владения ломились от падали к ногам прохожих, по весне обильно цвела дикая вишня, а чуть поодаль простирался луг, усыпанный махровыми маками. От них исходил такой сильный аромат, что он забивал запах цветущей дикой вишни, а стебли маков так извивались на ветру, что, казалось, танцевали, выделывая всевозможные па... Но к макам как, впрочем, и к вину надо подходить разумно. Эти цветы не любят излишней человеческой  суеты.
У графа на выданье была юная  Капочка, пунцовая и вся такая прехорошенькая, как маковая роса. Граф  холил и лелеял её, как сокровище, как  единственную наследницу. Но однажды в душную ночь Капочка, изнывая от жажды, поднялась с постели и вышла в ночь, благоухавшую настоем маковых цветов. Над лугом светила полная луна, и от маков падали на землю призрачные тени. Капочка возбудилась, прилегла меж цветов на лугу и уснула крепко. Тени маков навеяли вечный сон, и она больше не проснулась.
Граф, обезумев от душевной боли, поджег луг, от которого запылали фруктовые деревья, посадки, заблеяли в испуге овцы и разбежались. Весь замок был объят пламенем, зазвонил колокол, собирая народ тушить пожар. Замок спасли. Чудом уцелела дикая вишня, под которой позже поставили православный крест над могилкой графской дочери Капы. А через весну на этом месте вытянулся к свету дикий мак, стебель его был крепким, головка в соцветии  большая,   а по виду
лепестки казались желтыми, в капочку. И тогда граф понял, что это душа его любимой дочери народилась в другом измерении. И он стал с трепетом ждать, когда раскроется чаша цветка и порадует лицом Капочки, когда зацветет мак и начнет плодоносить. Старый граф знал, что когда мак плодоносит, то и земля  становится плодородней, урожай богаче. К тому же граф стал страдать бессонницей. Тоска по дочери иссушила его мозг, а дорогие лекарства ему более не помогали. Нечем было лечить  свою душу, её равновесие, восстановить утраченные силы.
Шли вёсны, а чаша мака так и не раскрывалась, не созревала его коробочка, его соки были безжизненными, не пеклись более в графских  печах пунцовые пироги с маком, не блеяли овцы, не пели звонко птицы, как в былую пору цветения маковых лугов, – всё приходило в запустенье. И тогда граф решил усыновить ребенка, дать ему свое имя, сделать его наследником замка. Но слава и богатство вещи приходящие, его же больше беспокоили старость и одиночество.
В поисках мальчика-сироты зашел граф в приют для детей беженцев. Но и в приюте никто не радовал седого графа, никто не ласкал его душу. Уж было сделал он шаг назад из ворот приюта, как увидел  поодаль сидящего на земле смугляка,  который игрался в куколку. Граф неожиданно рассмеялся, это был его первый радостный смех после смерти любимой дочери.
– Ты ж мальчик, дитя мое, а играешь в куколку? – Граф подошел ближе, присел и удивился. На куколке было красное платьице из лепестков мака.
– Старик, разве ты в детстве  не играл в такие куколки?
– Нет, – сказал граф и снова заулыбался.
– Разве ты не католик?
– Нет, друг мой маковый, я  православный. Граф отвернул ворот рубахи и показал крест. – Но это сейчас не столь важно, Иисус один, мой маленький не смышлёныш.
– Эту куколку я сделал из красного мака, отогнул его лепестки к низу коробочки, перевязал их травинкой, вот и получилось, что головка мака – это тело куколки, а лепестки – платьице. Красное платьице мальчика-служки в церкви у католиков за трапезой.
– Каков пострел! – Граф заглянул в глаза  мальчика, они  были карими, влажными, глубокими, словно подернутые росой, а когда зрачок расширился от удивления, графу показалось, что там зашелестел желтый мак. Бедному графу, возможно, везде мерещился загадочный желтый мак, который взошел на могиле  его любимой дочери и до сих пор оставался девственником, не  раскрывал цветок, не  плодоносил, коробочка дикого мака не звенела семенами.
– Как зовут тебя, мальчик?
– Да зови меня хоть горшком, только в печь не сажай! Одни  зовут меня ;лек, другие Александр. Я отзываюсь на тихий голос и не люблю, когда кто-то на меня кричит. Ну, а если ты хочешь знать мою легенду, то она очень короткая:---.
« Меня нашли в маковом лугу, когда я только народился, завернутым в бархатное желтое одеяльце. Нашел меня странствующий монах,  который  решил утолить  голод  маковой  росой. Только он раздвинул пышные маки, как увидел крошечный  комок, который еще дышал. Монах забыл про свой голод, подхватил меня, поспешил к источнику, обмыл ключевой водой и отнес в приют для беженцев. С той  поры  монах иногда заходил ко мне в гости,  одевал  в красное атласное платьице и я шел с ним в монастырь, где прислуживал ему во время скромной  монастырской трапезы.
– А как зовут твоего покровителя монаха?
– Отец Беноний, – но он давно ко мне не приходит, и я от тоски, что сижу в приюте, стал играть в куколку-служку. Теперь ты понял меня?
Граф потрепал мальчика по голове и сказал очень тихо: – Хочешь, Oлек, стать моим сыном? Не смотри, что я такой старый и замызганный! Это я от тоски, от одиночества. Я граф. У меня есть красивый замок, но в нем нет наследника, а я уже стою одной ногой в другом мире.
– Но если придет за мной отец Беноний, что он скажет, когда поймет, что я предал его, ушел тайно к графу?
Граф прижал мальчика к своей груди.
– Это уже мои проблемы, я улажу все дела с отцом Бенонием. У  меня в графстве есть чудо. На могилке  дочурки каждую весну всходит желтый мак в капочку, но он ни разу не плодоносил, не открывал свою чашу, не поворачивал её к солнцу, не завязывал коробочку, мак - девственник, и потому я только предполагаю, что этот мак желтый, как тот, что в твоем зрачке.
– Наверное, когда я лежал в маковом лугу лицом к цветку и плакал, семя попало в зрачок, вот там и взошел желтый мак, как ты говоришь, – мальчик потянулся к графу, обнял его и поцеловал ему руку.
– Ну что ты, Oлек, сынок мой, я граф, а не священник.
В приюте без монаха не хотели отдавать мальчика графу и всячески оттягивали срок, но монах не приходил за Oлеком, а идти в монастырь граф не решился, слишком далеко от  владений. Он чувствовал, как силы  покидают его».
В ту пору Верховным комиссаром по делам беженцев была женщина, она прониклась высоким чувством понимания к письму графа, и разрешила ему усыновить беженца Oлека, дала ему все  права и гарантии владельца замка после смерти графа. Счастливый граф, будто  весь помолодел, воспрянул духом. С утра он решил показать свои  владения Oлеку, однако мальчику не терпелось увидеть желтый мак, маленький  дикий мак на могиле дочери его названного отца. Когда граф привел  своего наследника к заветному месту, мальчик, вздохнув, засмеялся и припал на колени  перед Его  Высочеством  Маком.
– Так это ж Ширли, маленький Ширли! Точно такой я видел  возле монастырского луга! Все монахи называли его Ширли, а отец Беноний даже низко кланялся цветку, потому что мак, говорил отец  Беноний,  лечил его от бессонницы, был тайной усладой монахов, Принцем Грёз.
Цветок колыхнулся в руках мальчика, словно целую вечность  ждал того, кто окликнет его по имени, и вдруг распахнулся в ладонь. И тогда граф увидел в чаше цветка лицо любимой дочери. Мак не обманул надежды человека: цветок действительно оказался желтым, только его  атласные лепестки были усыпаны капочками, а на дне чаши зиял черный  бархатный круг, в котором собиралась маковая роса, чисто слезы Капочки, его дочери.
 Шли годы, Oлек вырос и вот пришло время ему жениться. Выбрал Oлек для себя девушку из простого  круга, маленькую Маргариточку, хотя граф мечтал, чтобы его наследник женился на  самой знатной в его округе. Но он уже был стар, а силы жизни ему лишь придавали маковые грезы, да маковое молочко, которым он смазывал по ночам свои веки, что не стал перечить Олеку ни в чем. А у Марагариточки  были золотые руки, они постоянно перебирали пергаментные листы с замысловатыми узорами, которые достались ей от матери. Расставив перед собой эти листы, читая их знаки, по ним выплетала крючком кружева, в уголке каждого пробивала маленький желтый мак, символ  ее любви. Вскоре  все стены замка, все подоконники, этажерки и тумбочки были устланы её рукоделием. В один день Олек собрал все пергаментные листы, прошил их лозой из василька и так получилась книга; из засушенных лепестков мака смастерил аппликацию и положил ее меж страниц, как закладку,  потом  выставил книгу на видное место, чтобы все, кто приходил в его замок, листали страницы и славили его мастерицу жену. Он души не чаял в своей Маргариточке, завистливые барышни  поговаривали, что маленькая колдунья  приворожила его маковым зельем,  выложила  мосточек  из маковых зерен  к его душе и присушила её.
Как-то в полдень, когда солнце обходило замок с востока на запад, Маргариточка прилегла на траву, разбросала кружева и стала их  крючком вместе связывать в роскошную скатерть в честь пышных  маковых пирогов для услады души её супруга. Но подул ветер, от порыва которого вспорхнули бабочки и полетели в разные стороны. Засмотревшись, Маргариточка неожиданно уколола крючком свой пальчик. Из него капнула кровь, молодая женщина при виде собственной крови упала в обморок под тень высокого мака. Нашли её  только под вечер, пытались привести в чувство, но всё было безуспешно. А через весну на том месте, где молодая  супруга Oлека уколола пальчик и то место обагрилось кровью, так вот, через весну на том месте зазвенели красные маки, и один был красивее другого.
Желтый мак больше не взошел, его место занял лазоревый цветок и это чудо перевоплощения мака никто не может разгадать и по сей день.
Отец и сын боялись, что ярко-красный цвет маков привлечет внимание нехристя и каждую ночь стали охранять их, засыпая у луга по очереди. Но вот пришла самая душная ночь, ночь перед первой летней грозой. В лунном свете отражались длинные маковые тени, покачиваясь на  сухом ветру и закрывая пространство между графом и Oлеком. Граф принял тень мака за силуэт Oлека, подумав, что тот  проснулся, и сам задремал. А Oлек тоже в игривой тени  цветка уловил походку графа и решил, что тот бодрствует, и прилег на землю. В конце  концов , духота сморила их обоих и они, забывшись, уснули разом. Так точно никто не узнал, что же случилось с ними на самом деле: то ли они не проснулись от макового дурмана, а перед грозой маки привидений пахнут особенно сильно, – потом молния ударила в старую дикую  вишню, прочертив огненной стрелой дупло, от которого загорелся луг. То ли нехристь, увидев, что графья крепко спят, вытоптал маки, вылакал все соки дивного цветка, посланного богом для услады души человека, навивания ему грёз, а не для черной утробы, и поджег маковый луг, списав, как водится, все грехи на природу...”
– Вот и вся легенда таинственного замка. След Огненного короля я там не нашла, но зато переписала с книги многие рисунки и стала дома плести такие кружева, что тоже все стали заглядываться. Ах, Ширли, мой ласковый молчаливый Ширли, как я рада, что у меня теперь есть с кем отвести душу.- Оли, завязав последний узелок легенды, поцеловала лепесток Огненного короля.
– Что я вижу, дружок, да ты плачешь, ты совсем не слушал  меня?
Оли бросила взгляд вдаль, сквозь распахнутое окно, которое в аккурат выходило на сожженную маковую поляну, и поняла свою ошибку – надо было вазочку поставить на окно, выходящее на запад, а не на восток.
– Оли, я слушал тебя внимательно, и твой рассказ взволновал меня, я тоже вспомнил свое детство, а оно было таким безоблачным, я  так любил людей, я благоухал для них, я радовался тому, когда созревали мои семена и мама пекла для любимой дочери Олимпии сдобные  маковые пироги.
– И ты помнишь это, Ширли? Ты был еще таким маленьким? На первой зоре я бежала на маковый луг и кружилась подобно бабочке. Какая красивая была тогда поляна! Огненные, лиловые, пестрые, в капочку, белые маки просыпались так рано, раньше чем я, и, повернув головки к восходящему лучу, медленно отгибали лепестки, причем, каждый лепесток отгибался с нежным звоном, со своей музыкой. Но  вот когда распахивалась вся чаша цветков, это было настоящее блаженство, такое диво! Ты же только подрастал, и я думала, что ты  ничего не помнишь.
– Милая Оли, – Ширли вздохнул, – я всё помню и в этом вся беда, что я не могу забыть своей обиды, тех, кто лишил меня крова, лишил безоблачного детства, и я был вынужден бежать, скитаться по чужбине, вдали от вас. И если б ты, Оли, не нашла меня, я так и зачах, пропитанный солью на пенящейся морской волне, куда забросила меня  судьба порывом ветра. И только сейчас, на закате дня, я понял, что  нет ничего приятнее запаха дома, где ты родился, где помнишь каждую бабочку, порхавшую над твоим бутоном, каждого шмеля, жужжавшего над твоим ухом и будившего на рассвете, боясь, что я просплю восход солнца.
– Ширли, теперь ты дома, и твои страхи уже позади, я буду охранять тебя от дурного глаза, – девочка ласково провела ладонью по огненной поверхности мака.
– Нет, Оли, мои минуты сочтены, после полудня зачахнет моя прожилка в лепестках, но в моей коробочке ты увидишь одно семя, всего только одно маковое зернышко. Заверни его в узелок кружевной  косынки и отправляйся на поиски моего брата--бело-розового Ширли. Ты помнишь  его, Оли? Такой высокий, махровый, белый, с розовой  каймой на зубчиках лепестков. Это был самый красивый мак, Оли. Во время пожара он спрятался в глазах Любомира, то ли самого сатаны, то ли человека, как сатана. В ту самую минуту, когда порыв ветра подхватил меня с пожарища и понес над огнем, я услышал, как Любомир крикнул мне по ветру, что найти его можно рано утром, когда море спокойно, там, на одинокой волне можно увидеть его парусник.
– Но как  роковой  Ширли спрятался в глазах сатаны, который всегда идет сзади? Это так странно, друг мой, Огненный король, не кажется тебе, я бы умерла от страха.
– Сатана всегда идет следом, – ответил Огненный король. И развернул уже  новую легенду.
“В ту ночь, когда луна скрылась за тополь и практически кроме безмятежных, безучастных, холодных звезд не было свидетелей катастрофы маковой поляны. Хозяйка, твоя матушка, спала и видела, наверное, десятый сон. В полночь поляну охватил дурной смерч, появился нехристь со своими дружками. Они сжевали все стебли маков, выпили из них всю их жизненную силу, насытились их влагой и, одурманенные, стали топтать нашу землю, согнули под корень махровые маки. Кто-то из них чиркнул спичкой возле любимого мака твоей матери, лазоревого который по своей окраске так редко встречается в природе. Твоя мать мечтала засушить лепестки лазоревого мака и сделать из него аппликацию, а семена высеять, чтобы по весне зазвенела рядом с её домом еще и поляна редких по цвету в природе маков для  услады её души.
Налетевший ветер, пытаясь спасти лазоревый Цвет, только разнес по земле пламя пожара, и поляна была охвачена огнем. Но из-за липовой аллеи неожиданно появился странный юноша, высокий, худой, с длинными  усами, его руки дрожали, он припал на землю, опалив себе усы, возле махрового,  самого питательного
из всех маков по живительным сокам. Когда пламя коснулось лица юноши, тот  вскрикнул от боли, прижав чашу мака к своим глазам, пытаясь успокоить боль. Так по чистой случайности был спасен бело-розовый Ширли. А я, как самый маленький и легкий, порывом ветра был поднят над огнем и ветер понес по пространству.
– Маленький Ширли, ищи меня рано утром, на море, когда оно спокойно, ищи мой парус.
– А как зовут тебя? – крикнул я и на лету услышав ответ: –Я  тот, которого зовут Любомиром! – И тотчас раздался смех. Тот звучит как сейчас, как сейчас я слышу его в ушах. Что было  дальше со мной, я помню очень смутно, ибо потерял сознание от шума в пространстве. Ветер понес меня по склонам, по газонам, по рекам  и морям.
Но нигде, никто не принимал меня, все сторонились маленького  беженца Ширли, потому  что считали, что он  приносит только беду. Ветер попытался меня пристроить в один модный мальтийский газон среди других полевых цветов, но моя огненная шапочка сразу привлекла внимание нехристя и я чудом спасся во второй раз. Налетел ураганный ветер, сбил с ног трясущегося человечка, пытавшегося высосать мою энергию жизни, и снова понес меня по пространству. Так волей судьбы я попал на море, волна подбросила меня на самый пенящийся гребень и я, зацепившись за соломинку, стал обживатся.
Но всполошились чайки, стали бить крыльями, низко сгрудились над пенистой волной, крича: вон отсюда, пришелец! Даже и здесь меня боялись за мой ярко огненный цвет, даже здесь, на таком огромном  пространстве, я был лишним, чужим и  для чаек, казалось бы, таких  свободных птиц.
Но прилетела Божья коровка, это вездесущая божья тварь и стала  стыдить чаек за то, что они испугались маленького огненного мака. Развернула перед ними петицию, показав чайкам большую гербовую маковую печать.
–Маленький скиталец, я позаботилась о тебе, теперь ты будешь жить вместе со всеми нами, с чайками, медузами, божьими коровками, как у бога за пазухой. У тебя есть дом, прописка и морское гражданство. Верховный комиссар по делам беженцев дал Ширли, Огненному королю, статус беженца, он также обязал молодых чаек приносить в своих клювах проточную воду из родниковых ключей, пока ты не привыкнешь к соленой морской стихии. Вы слышите, молодежь? – воскликнула Божья коровка, – теперь у скитальца есть все права и гарантии морского пространства!
Чаечки загомонили, зашумели, споря с Божьей коровкой.
– Это наше море, – кричала одна из чаек! – Мы здесь родились, а Ширли чужой.
– Нет, это море Господа, а у Господа  все твари равны, так сказано и в петиции Верховного комиссара, а он второй после священника в услужении Господу на суше и на море.
Божья коровка трясла петицией от Верховного комиссара перед глазами чаек, на шум прилетела старая чайка и стала успокаивать своих чад, давая им понять, что юный скиталец так красив, так пропитан ароматом, что морское побережье
только выиграет от его присутствия. Чайки утомились, утихли, и только тогда я облегченно вздохнул. Я понял, что принят, что у меня теперь есть дом, где я могу обосноваться и спокойно подумать о будущем. Чайки по утрам носили в клювах родниковую воду, такую сладкую, именно так пахла роса, которая по утрам на родной земле поила все маковые луга. И я стал поправляться, воспрянул духом, думая лишь о том, куда бы мне пристроиться, когда созреет маковая коробочка, где прорастить семя? Я бы мог преподнести его в знак благодарности Верховному комиссару, но Божья коровка улетела по делам других беженцев. И тут я услышал знакомый голос, я услышал твой голос, Олимпия”.
•
Ширли выгнул лепесток к солнцу, наслаждаясь воздухом родного очага.
– Но что случилось с твоей мамой, Оли!? Я помню лишь её длинную косу, которую она украшала лазоревым маком. А однажды в нашем маковом окружении появился новый дивный мак на высокой  ножке, изгибая свое соцветие от тяжести бутона, он пророс от семени,  которое твоей  маме привезли из другой страны. А когда семя проросло, окрепло и выбросило цвет, то от него стал исходить такой аромат, что даже некоторые из маков подзаряжались его  энергией. Твоя мама ждала того момента, когда коробочка бело-розового Ширли начнет созревать, когда в его цветоножке начнет бродить сок, из которого она приготовит лечебное снадобье. Но случилась беда, и я так  думаю,  что именно  этот касатик  Ширли  привлек  внимание нехристя.
– Да, ты прав, в  заморском  Ширли  была поначалу вся отрада, между добром и злом один шаг, а маки, как и вино, любят разум. Мама настаивала из него лекарство, давая по капле мне на ночь, на сон грядущий для успокоения нервной системы. Семена у этого мака были крупные, пропитанные молочной маковой смесью, из них мама пекла пироги, делала приправу для кутьи, украшая её маковой росинкой, –  Оли продолжала свою легенду: -« однажды ночью раздался крик, он был брошен в окно, как камень: “Пожар! Пожар! Горит маковая поляна!” – Услышала голоса, они долетели в распахнутое окно сквозь сладкий сон, но подняться у меня не было сил. Я лишь уловила шелест маминого платья и больше  ничего не помню. Под утро от соседей я узнала, что маму охватило пламя пожара, когда она спасала маковую поляну. Пламя вначале опалило её косу, она, вскрикнув от боли, споткнулась и упала в тень её любимого лазоревого мака, как упала на землю, так больше её никто не видел. А через год на том месте, в ложбинке, вырос дикий кроваво-красный мак, поговаривали, что дикий мак пропитан кровью хозяйки маковой поляны. Но и он рос недолго. Как только стала созревать его коробочка, завязываться в цветке соки жизни, кто-то глубокой  ночью сделал ножичком надрез на головке мака и выпил всё молочко, мак скрючился и больше здесь не народился. Место было навсегда проклято ,  и у меня больше не было одного макового зернышка, чтобы обновить выжженную дотла поляну, возможно только через  годы, через долгие вёсны здесь и сможет народиться дикий мак, – тихо  сказала Оли.»
– Но ты не расстраивайся, Оли, вскоре, когда свернутся мои лепестки, в моей многострадальной коробочке ты найдешь желанное зернышко, сохрани его, но только не высевай здесь, на том месте, где все знают, что ты дочь хозяйки . Завяжи семя в узелок своей кружевной  косынки и отправляйся на поиски Любомира, его парусника. Как найдешь, посмотри ему прямо в глаза, если услышишь, что в них шелестит красавец бело-розовый Ширли, обними юношу, дай ему расслабиться, а потом ищите поляну меж дубовым лесом, меж кодр могучих, ведь нет ничего приятнее запаха старых дубов, когда, звеня, падают возле тебя спелые желуди.
На этих словах Огненный король испустил последний дух, лепестки его свернулись в коробочку, а когда Оли заглянула туда, то там  что-то зазвенело. Девочка улыбнулась, на дне коробочки, как черная жемчужина, сверкало маковое семечко. Оли переложила огненные  лепестки мака пергаментной бумагой, думая, что по возвращению домой она из засушенных лепестков сотворит этюд. Завязав на память узелок в кружевной косыночке, она спрятала в него семя мака и стала собираться в дорогу, в ту дорогу, по которой еще ни разу не ходила. Но разве могла Оли предположить, что более никогда не переступит родной порог, где прозвенело ее детство, не смастерит этюд из бархатных лепестков мака, не поправит могилку своей матери, не посадит для услады её души лазоревый мак, хотя маки  каждую весну  могут  поменять  окраску
•
Перекинув через плечо кружевную косынку с узелком на память, где было спрятано семя Огненного короля Ширли, Оли шла по морскому берегу, вглядываясь вдаль пространства, ища мираж паруса Любомира. Она шла вдоль сыпучих барханов песка, вдоль скалистых выступов с уклоном над морем. Ночью прошел шторм и волной стихии были выброшены на берег медузы, они лежали в ряд, большие и маленькие, отливаясь на солнце фиолетовой слизью, которая  неожиданно вызвала у Оли приступ брезгливости.
– Фу, какие!..– Оли, переборов себя – так всегда учила её мать Маковка, быть терпимее к другим живым существам, какую бы реакцию они не вызывали внутри – присела перед самой маленькой медузкой, взяла её двумя пальчиками и бросила в море, затем другую. Так она шла вдоль берега, очищая от медуз, бросая их в море. Неожиданно на руку Оли села Божья коровка, распластав крапленые красные крылья, которые, порой, на солнце принимали желтый оттенок, и тогда Божья коровка походила на дикий маковый цвет, затерявшийся средь  хлебных  полей  её безоблачного детства.
– Оставь в покое медуз, они сами знают, что им делать на море и послушай меня, дочь Маковки, – тихо сказала Божья коровка. –  Если ты обещаешь угостить меня маковым молочком бело-розового Ширли, то я скажу, как найти  Любомира.
– И эта туда же! – Оли сдунула с ладони  Божью коровку, – все хотят услады от мака, а только никто не знает, каково ему самому, сколько он настрадался от неразумности живой твари, даже такой, как ты!
– Милая девочка, тебе еще нет двенадцати, все заботы впереди, а я столько повидала, мое платье выгорело на солнце, это лето такое жаркое, мои кружевные воротнички  пропитаны солью,  потому  что я  тоже люблю покупаться, а поскольку долго не было дождя, то некому смыть соль моря, а  я так давно не держала во рту  маковой росинки,  мало  стало  лугов, звенящих маками, луга меж дубрав все выжжены, вытоптаны злыднями, даже во дворах я не нахожу более маковых  тропинок, мужья  стали  запрещать своим женам разводить дивные маки, чтобы не иметь осложнений с законом. Сжалься надо мной, я видела в ту злополучную ночь, как была объята пламенем твоя мать Маковка, защищая от злыдней свой луг, как метнулся в середину пожара странный юноша, который потом, назвавшись Любомиром, успел спрятать в своих глазах самый роскошный, привезенный из заморской страны для поддержания плодородия земли Маковки, бело-розовый Ширли. Я в тот миг пролетала над маковым  лугом, но я такая маленькая, чем мне помочь? Я только стала бить крыльями и кричать: “Пожар! Пожар!”, – пытаясь  разбудить людей, но они не успели помочь хозяйке. Когда добрые люди прибежали с ведрами воды, пожар  сжег пламенем  корни дивного мака, цветка грёз, услады жизни.
– Ах, так это ты, Божья коровка, кричала тогда, ты разнесла весть о пожаре? – Оли послала ей воздушный поцелуй. – Ну ладно, я возьму тебя с собой в дорогу, по которой еще не ходила, только не дыши мне в ухо, очень жарко в пути. Я дам тебе попробовать молочка махрового Ширли, только вначале найдем Любомира.
Божья коровка, взмахнув крылами, полетела над морем.
– Я клянусь, Оли, что ты даже не заметишь мое присутствие, хотя я всегда буду рядом, чтобы сметать с тебя пылинки!
– Вот балаболка, так и тянется в гости на  маковое пиршество, только как знать, когда оно будет, да и будет ли вообще?
Олимпия присела на камень и бросила взгляд вдаль моря, куда полетела Божья коровка.
– Парус! Парус Любомира!- раздались крики.
Девочка тотчас вошла по пояс в море и стала махать кружевной косынкой.
– Эй, там на парусе! Эй, там на парусе! Как он безмятежен!
Парус развернулся, пересек волну, выдвинувшись вперед   высокий юноша, с пышными, слегка обгоревшими усами, заросший щетиной до самых глаз, черными кудрявыми волосами и спрыгнул в море, потянул за собой парус и вскоре очутился в аккурат перед Олимпией. Слегка склонился, приветствуя девочку кивком головы, которая уловила в его глазах странный блеск. Юноша, усевшись на берегу, разобрал парусник на части, свернул белое полотно и всё сложил в большой черный мешок, поднялся с мокрого песка, присел на мешок, вглядываясь в незнакомку, скоропалительно бросив вызов:- я чувствую дуновение аромата заморского Ширли.
Юноша расхохотался. Смех его поистине был дьявольским, он повис над безмятежным пространством моря, отчего  даже чайки всполошились, забив крылами.
– Вот непутевый мальчик, всех чаек перепугал!
– Я не  сатана малышка, я как  сатана! Я не спал целую вечность, дыша только морским  воздухом  и он  подпитывал мое сокровище. Но я ждал, я ждал, когда ты найдешь меня, моя крошка !.
– Откуда ты знал, что я в поиске  ?
– Чайка на хвосте принесла, а Божья коровка только печать маковую послюнявила, и  я попал в дамки! – Он снова засмеялся. – Знакомься, я Любомир, которому бог дал душу, а сатан выкрал её, и стал я метаться по свету, пока не увидел вблизи липовой аллеи  маковый  луг, ухоженный красивой женщиной, ваш дом в цветах земли, а в тугой  косе твоей матери красовался редкий лазоревый мак. Я позавидовал вашему счастью и решился задержаться на какое-то время, подышать маковой прохладой. Именно в то время из заморской  страны было привезено семя мака, который еще не встречался в этих краях. Я наблюдал, как посадили его в центре поляны, а в мае заморский цвет неожиданно вытянулся, распушился, завязал большой бутон. Казалось, ножки бутона начинали извиваться, предопределяя самый волнующий момент формирования цветка, сплава его энергии. Красота мака, тяжелая участь, особая маковая доля, судьба в чем-то схожая с моей, пленили меня, и я остался. По утрам я вдыхал воздух, настоянный на утренней  росе и маковом аромате. Я питался в день маковой росинкой, собранной с лепестков, моя душа оттаивала, я чувствовал, что вылечиваюсь соком мака, что дело идет на поправку. Знаешь, малышка, почему назвали Любомиром ?
Олимпия внимательно вгляделась в красивые глаза юноши. “Мак звенит, он там, в соках его жизни, в его глазах, я это чувствую, ведь так нежно звенеть может только маковый цвет”, – подумала она и улыбнулась.
– Чему ты улыбаешься, детка? У тебя красивая улыбка, впрямь как маковая!.. Молчишь? Ну да ладно, слушай мою легенду дальше...
“Было время, когда  подростки  выходили в маковые поля и там играли “в любовь”, так называлась игра. Большой и  указательный  пальцы левой руки выбрасывали в полукруг, клали  на поверхность атласные  лепестки мака и   правой рукой ударяли по ним. Маки шумно разрывались и потому, насколько сильно, судили, как тебя любят. У одной девушки  так мощно хлопнул  разорвавшийся на части мак, что все вмиг закричали: вот кого сильно любят, вот кого любят! Потом у неё родился сын, которого и назвали Любомиром.  Возможно   потому уже в утробе матери у меня появилась слабость к макам, да и родился я в начале  марта, и в  моем  гороскопе цветком  желаний, цветком грез был мак.
И как-то  незаметно в мою душу вселился  еще один человек, злыдень, или в наших  краях его называют нехристь, тот, второй, тянул меня  на плохие поступки, притупил мой разум, рассорил  меня с  родителями, которые  во мне  души  не чаяли, и я покинул отчий дом и стал бродяжничать. Так я вышел на дорогу, которая и мамой. Но она сразу поняла, что в мою душу пробрался нехристь и довлеет над всем добрым. Мама  подлечила  меня  маковой росой и  вскоре я увидел свет по новому, я увидел, как он красиво отражается в лучах солнца. Твоя мама вырвала из моей души нехристя   лекарством, которое можно назвать   энергией дивного мака. Однажды, на первой зорьке, проснувшись, я увидел чудо, которое по сей миг видят мои глаза, осязает мое обоняние, слышат  мои уши.  Бело-розовый заморский Ширли отогнул лепесток и махровая чаша приоткрылась. – Господи, что за диво, – сказал я, припав на колено, целуя его лепестки,
обдавая своим жаром его нежную чашу. Рок преследовал меня в  ту ночь. Подавив мое первое Я, нехристь порезал перочинным ножиком стебель дивного цветка  и он подогнул свою маковую головку к земле. Он плакал от боли, от страха, от не -уважения. В экстазе нехристь чиркнул спичкой и вмиг поляна  была  объята  жарким пламенем, всё загорелось от одной искры. В тот  миг проснулась моя душа;, мое первое Я пыталось  бороться, победить второе Я.   Интуитивно  я упал плашмя и прикрыл поверженный к земле цветок,  спасая от огня красоту мака, так цветок не сгорел, вместе с остатками его нежности и  каплями  сока  он спрятался в моем  зрачке, ну а остальное ты всё знаешь, д е в о н ь к а ”.
Закончив свою легенду, Любомир продолжил далее. – Если такой я тебя устраиваю, то  тогда в путь, я не спал целую вечность, мы должны найти приятное место и высадить заморский Ширли, иначе он зачахнет, а я сгорю от тоски. Если б ты знала, крошка, как я хочу  выспаться, распластав  руки  на  теплой земле,  вдыхая,  лишь аромат мака.
– Так что же нам делать, Любомир? Я нашла тебя,  выслушала  твою нехитрую  историю и она тронула меня до глубины души, однако  нехристь на свободе, может, он снова идет по твоему следу, как сатан ?
– Нет сомнений, этот дружок может появиться снова, но тогда я сожгу его, пусть даже сам сгорю вместе с ним, но больше его злой рок не коснется  ни одного мака. Однажды я смог  возвысится над ним, и в этом мне помогла твоя мама,
она высветила мне дорогу, по которой я еще не ходил, и та дорога стала моим смыслом жизни. Вот такой я, хочешь,   иди  следом, нет, возвращайся на проторенный путь, к себе домой.
Любомир  собрал  парусник, сложив в пакет ,перекинул за спину и свернул на тропу через гористый выступ, нависший над пространством моря. Олимпия ступала за ним, укрываясь от зноя солнца кружевной косынкой. Полуденный луч бил ей в лицо, от невыносимой жары молодые ножки девочки подкосились и она, вздохнув, присела на каменный выступ. Любомир, обернувшись, приостановился.
– Не думаешь ли ты, детка, что я понесу тебя вместе с парусником? Ноша невелика, но и я не двужильный!
– Я хочу пить, у меня пересохло всё внутри и кружится голова.
– Мадонна, – тихо сказал Любомир, – ты думаешь, что я не испытываю жажду к простой воде? С того момента, когда прекрасный   Ширли укрылся в моем зрачке, в глазном пространстве начались странные метаморфозы. Я слышал шелест цветка, он словно разговаривал со мной, успокаивал, подбадривал энергией, чудом  сохранившейся в нем от пожара. Я скитался в море, на паруснике вдали от людей, убегая от  своего второго Я, неразумного нехристя, полонившего мою душу, но как и когда, я так сам до сих пор не знаю. Я тоже целую вечность не пил простой воды, но выдержал, – Любомир  развел  руками, показывая вдаль, – смотри, малышка, осталось еще немного, вставай с выступа, приободрись, шумят кодры, самое красивое  место на земле, а по склонам террас виноградники, абрикосовые и персиковые сады, ухоженные домики с георгинами в человеческий рост. По всем приметам, что здесь живет добрый народ, и они окажут приют беженцам!
Любомир приподнял Олимпию за рукав, она, вдохнув, вобрала  в  легкие воздух и, заставив  себя подняться, пошла вслед за Любомиром.
Тропа вывела их в глубину  кодр, в самую звонкую тайну леса. Кряжистые дубы встретили беженцев громким пением птиц, нежным запахом лесных цветов. Но мака, даже дикого, самого низкорослого, они нигде не видели. Неожиданно лес оборвался, Любомир и Олимпия очутились на поляне, а чуть дальше, по склонам поднимались жилые строения под красной черепицей,   и они  не  ошиблись в выборе места. Ветер донес запах петуний .Навстречу  путникам вышел старец, опираясь  на палочку с острым  наконечником.
-Что, дедуля,  как живется в ваших краях? Цветут ли кроме георгинов и петуний маки? Сколько мы прошли через луга, через  плоскогорье, через тайны кодр, но нигде не видели даже самого неказистого мака.
Дедуля хитро прищурился, стер кружевным платком слюну с губ.
– Нет ,крошки, мака в наших краях давненько нет. Был когда-то в пору моей беспечной молодости желтый мак, вот видите...– он распахнул кружевной платок, на котором в центре был вышит желтый  мак  с  черной бархатной чашей у основания цветка. В этот миг на платок села Божья коровка. Старец стал потешаться над ней
– Смотри, Божья коровка обманулась, думала, что живой цветок, а то бутафория!
Он расхохотался и сбил вездесущую тварь с платка.
– А ты себе на уме, дедуля, раз умеешь подразнить Божью коровку.
– Сынок мой, у тебя такие красивые глаза, – старец хитро прищурился, – но они такие красные. Наверное, ты устал от долгой дороги, от бессонных ночей, на твоих губах соль моря. В нашей  же деревне много простора, выбирай место на вкус души. Ну, а про мак и думать  забудь. Там, где появляется этот цветок, он приносит с собой одни несчастья.
Старец сгорбился еще более, склонившись на палку  так, что  острие глубоко вошло в землю. Потом присел на настил из дубовых веток, поднял червивый  жёлудь и  стал его  крошить.  Любомир  и Олимпия  устроились рядом, чувствуя, что старец , затянув козью  ножку, стал сплетать  свою историю.
•
“В пору, когда я был молод, статен, красив, как бес, так говорили про меня, мне приглянулась одна румяная девица с длиной черной косой, игривая, как белочка. Из всех цветов она любила  желтый мак из семейства маков, которые называют маками привидений,  тот самый  желтый мак с черной бархатной прожилкой в глубине чаши цветка, что приносит  несчастье неразумным тварям, а я из их числа,  своей  неуёмной  энергией. Но вздыхал я по ней тайно. Каждое утро я видел, как она выходила на луг, присаживалась на белый камень-валун и смотрела в одну точку. Я долго не мог понять, что в этой точке девица облюбовала себе. И однажды до меня дошло: Маржинка, так звали мою тайную любовь, ждала, когда станут выгибаться ножки лепестков  желтого  мака, словно собираясь в пляс, играясь с лучом солнца, а потом чаша начнет медленно  приоткрывать  свою тайну. В тот миг Маржинка приподнималась с камня, делала шаг к цветку, заглядывала на дно чаши и слизывала язычком его  потаенную  росу,  но что-то  еще привлекало её к черному бархатному пространству, но что?
Только перед самым её трагическим исходом я понял, что в чаше  отражалось небесное пространство, как в зеркале, в котором она хотела увидеть лицо своего  возлюбленного. Однажды попытался  Маржинку   подженить  один залетный.
молодец, набросившись, как ястреб, на добычу и, вонзив в неё когти. Ну, а родители девицы тотчас обрадовались, потому, что не одобряли её странную любовь к желтому маку и боялись, что она останется старой девой. В то утро, когда красавец приехал подмоститься  к Маржинке,  родители девицы с радостью впустили его в свои хоромы, но  девицы   нигде не оказалось. Искали её в горнице, на чердаке, где плела кружева, в подвале, где хранила под влажным песком семена
Но кто-то  подсказал  удальцу, что,  возможно, девица  встречает  рассвет на маковом поле, умывается маковой росой. В деревне   Маржинка  считалась
самой красивой потому, что  злые языки поговаривали, будто девица холит свое тело маковым молочком, нежит свою душу звоном маковых лепестков, умывает свое лицо маковой росинкой.
Это не понравилась молодцу, потому что он не раз пытался поджениться к Маржинке, но всякий раз девица его отвергала. Пришпорив коня, он поскакал на луг. А как он благоухал в то утро, словно танцевал вальс  цветов маковый бал! Какая лилась от него услада, какие грёзы он навевал!.. Звонко щебетали птицы, покачивались на ветерке стебли маков – красных, огненных, белых, лиловых, разнотонных. Только с краю дубравы, под тенью раскидистого дуба, распускался махровый мак, – король из королей семейства маков привидений. Желтый,  с черной бархатной проталинкой на дне чаши, с нежным пушком на атласных лепестках. Маржинка, подогнув колено, лизала кончиком  язычка  маковую росу. Молодец вздрогнул, соскочил с коня и вне себя от ярости  хлыстом  стал сбивать головки маков. Потом хлыст  прозвенел и над желтой чашей. Девица, сжавшись, обвила руками и прикрыла его от  удара хлыста. Когда на крик прибежали  родители, то было уже поздно. Удалец в ярости забил её хлыстом ,как скотину. Смыли кровь с поляны меж маками, похоронив Маржинку под дубом, убрали скромную могилку головками маковых  цветов. Через весну, на лугу на том месте, где была пролита  кровь  невинной  девушки, взошли красные маки. Быть может, в них застыли боль и отчаяние самой Маржинки. А я же после похорон подобрал этот белоснежный платок с вышитым желтым маком. Так без любви, без тайны маков привидений быстро состарился, и сморщился, как цветы без дождя”.
•
– Ну, а что те маки, красные, они еще звенят на том лугу?  Можно на них взглянуть? – спросила в нетерпении Олимпия.
Старец пожал плечами: “Нет, дочка, луг поджег тот же самый  фанатик, имя-то его было какое-то странное, не на слуху нашей  деревни... Нет, запамятовал я... так вот, по новой весне опять он прискакал на коне, видно совесть мучила его, присел подле могилки и вдруг в глаза бросились маки, кроваво-красные. Может, их цвет возбудил несчастного, но он чиркнул спичкой, поджег сухую траву, от  которой  запылала вся  поляна. Теперь, на той обгоревшей земле, даже репей не может прижиться, не  плодоносит её верхний слой, так зачахла земля без маковых цветов в том месте.
– Ах, мак, бедный мак! Почему люди так несправедливы к тебе, гонят от своего сердца прочь, а в нем столько неги, столько дивной красоты! Он же лечит душу, воскрешает её, – сокрушалась Олимпия.
– Возможно, это лишь красивая легенда, красивая  метафора очеловечивания мака, которая пришла мне в сон по утру под  щебет  птиц, я  и поверил... Только  каждому надо помнить участь бедного мака Ширли. – Старец хитро улыбнулся и, опираясь на палочку с острым наконечником, почикилял в сторону деревни. Любомир  и Оли переглянулись.
– По-моему, он себе на уме и его так просто на зуб не положишь, – сказал Любомир, – вроде бы и добрый, но в тоже время очень лукавый. Главное, где-то я его видел, почему-то запах старца мне показался знакомым, но где, по какой дороге он мне высветился, пока не пойму.
– А как рассуждает, прямо-таки философ, маковый архивариус, да и только! – девочка засмеялась.
– Ладно, ты как хочешь, а место мне нравится, лучше его по пути мы не встречали. Здесь, – Любомир оглянулся, – мы разведем маки. Они любят  запах дубовых лесов. Я вижу вдали покосившийся забор,  заброшенный дом. Мы пока остановимся там, осмотримся, но если деревня нас не примет, пойдем дальше, пока не выдохнемся... малышка, если б ты знала, как я устал! Даже родник, наверное, не смоет всей  моей усталости.
Любомир припал к источнику, что был неподалеку от кряжистого развесистого дуба, освежился, промыл глаза. Потом его охватила истома, всё его тело стало извиваться, словно внутрь его продернули стержень и каждый нерв в живую обвивался вокруг него. Олимпия сделала шаг к Любомиру, провела ладонью по его глазам, прикрыла его красные веки и поцеловала их.
– Любомир, ты свободен, – тихо сказала она нежно, – ты свободен от  Ширли.
Юноша вздохнул,  расправил плечи и  повернулся к рассеивающему лучу, который пробивался сквозь густую крону дубовика. Олимпия поймала его взгляд.
– Наконец-то я вижу твой настоящий цвет глаз! – Она засмеялась от радости. – Да у тебя зеленые глаза, м а л ь ч и к! Глаза, как изумруд моря, когда оно спокойно. Вспомни, та зыбь вдали, к горизонту, в пространстве твоего парусника, она ведь была изумрудной!
Олимпия закружилась на поляне, как бабочка, юноша подхватил её, обнял. Девочка  вновь припала к его глазам , зашептав: – Я пью изумруд  из твоих глаз и не могу насытиться, такая жажда у меня!
Они устроились под раскидистыми дубами, а поутру Любомир поправил покосившийся забор, открыл ставни, в домик  тотчас ворвался ветерок, настоянный тайной кодр. Олимпия сняла со стен паутину, украсила дубовыми ветками с желудями. Она вспомнила свой отчий  дом, убранный аппликациями из маковых лепестков, и смахнула набежавшую слезу. Но особо горевать было некогда. Девочка развязала заветный узелок в косынке и высадила семя Огненного короля: “Будь, что будет”, – подумала она.
В то утро Олимпия загадала желание, которое через новую весну исполнилось. У неё родилась дочь от Любомира – Маковка, в память её матери, сгоревшей на маковом лугу. Маковка появилась на свет ночью, и в радостных хлопотах молодые не заметили особого момента в их жизни.
На рассвете, когда они уже втроем вышли подышать свежим воздухом, вдруг замерли от ощущения восторга. Весь луг, простиравшийся между их домиком и кодрами, был усыпан маками. Они были такими пышными, что глаз нельзя отвести, испускали такой аромат, что, казалось, маки дышали, резвились, как дети/
Набежавший порыв ветра обдал головки  цветов своей прохладой. Они заволновались, слегка пригнулись, словно  споря с ветром, и вновь выпрямились.
– Смотрите, люди добрые! Мы теперь богаты,– закричала на всю деревню Олимпия,. –повторяя:- Мы теперь богаты, у нас появилась не только славная дочка, но и целое хозяйство маков. Господь заметил нас и не обошел своим вниманием.
Любомир осмотрел маки, вглядываясь в каждого красавца. По-видимому, он искал заветный цветок, но бутоны маков еще были закрыты, они только готовились к своему таинству выхода в свет, чтобы радовать разумных людей. А кто любит мак и долго с ним общался,  тот знает, как он обманчив. Думаешь, что раскрывается лиловый мак, а он распахнет чашу в крапинку на нежно розовом цвете. Думаешь, что вот он красный, а он выгнет голову  к солнцу и, смеясь, проглянет на свет божий в желтом одеянии или в белом. Олимпия догадывалась, какой заветный мак ищет Любомир  и, улыбаясь, сказала:
– Я знаю, что ищешь ты, всматриваясь с надеждой, однако Ширли в эту весну может не народиться. Не будем опережать судьбу Скитальца, от судьбы  которого мы тоже далеко  не ушли.
– Я согласен с тобой,  мой ангелочек!. Сейчас у нас забот хватает. Будем собирать первый маковый урожай. А это удовольствие из удовольствий,  дорогая!
Когда головки маков стали вызревать и завязались уже коробочки, Любомир приступил к самому приятному занятию. Острием ножичка он делал плавные, полукругом, надрезы на стеблях, под самой коробочкой, и откуда вытекало молочко, маковый сок. Под лучом солнца молочко вмиг сгущалось и становилось хорошим лекарством. Им можно было лечить желудок от вздутий, смазывать веки детям, после чего они прекращали плакать и вмиг засыпали, успокаивать нервную систему, подлечивая тем самым телесный недуг. Разумный человек, впрочем, всегда найдет применение маку в хозяйстве. Ну, а какие были пироги у Олимпии с маком, с пылу, с жару! Чудесные пироги Оли были всем по вкусу в деревне, а в обмен люди добрые приносили ей  то--- крупы, то овечью брынзу, то потроха. Одним словом, с миру по нитке,  да и голому рубаха для потехи выходила. Так супруги безбедно прожили несколько зим и вёсен, забыв про то, что они беженцы,что их приютила земля под раскидистым дубом и стала  родной. Маковка вытянулась в светловолосую принцессу маковых владений. Лицом она была похожа на мать, а глазами в отца – словно в них волновался изумруд моря.
Весной, когда расцветали маки, она вместе с другими деревенскими детьми, проводила всё свое время на волшебном лугу. Любомир научил детей забавной игре “в курочку и петушка”.
•
Надо было угадать, какого цвета откроется у мака лепесток. Если белый, то “курочка”, если же красный – “петушок”. Интерес игры был в том, что сами маки-цветы очень лукавые и дети потому часто обманывались, думаешь, что откроется белый лепесток и тогда на весь луг слышен возглас: “Курочка, курочка!” Но лепесток, подразнив детей, неожиданно раскрывался красной чашей, словно дразнясь. А когда же кто-то думал, что лепесток выгнется красным и кричал: “Петушок, петушок!”, то мак распахивался сверкающей на солнце белой чашей. Так сложно было обхитрить его высочество Мак!
Однажды на шум и крики “Петушок! Курочка!” из дубравы незаметно вышел юноша. Он присел на дубовый настил у источника, омыл лицо прозрачным ключом, испил холодной воды, и повернул взгляд в сторону самой красивой.
– Как зовут тебя, дитя лугов? – спросил юноша, – такую красавицу я  вижу  впервые,  хотя  обошел много дубрав в поисках любимого цветка.
– Маковка, – тихо сказала принцесса лугов, взметнула руки и отбежала в сторону, испугавшись чего-то..
– Сладкое имя, – крикнул ей вслед юноша, снова омыл лицо ключом и сделал  шаг к Маковке, – ну что, может, пригласишь меня поиграть “в петушка и курочку?” Ваше место мне приглянулось.
–А как зовут тебя, странник? Уж не дубом ли? – Маковка расхохоталась. Юноша улыбнулся:
– Нет, но я бы не отказался быть твоим дубом, чтобы укрывать тебя прохладой от палящего солнца, чтоб ветвями ласкать тебя, поить тебя одну из родничка.
– Как  ты  цветисто говоришь, но я не вижу в словах главного смысла.
– Все ищут главный смысл, но редко кто его находит, не каждый постигает. Ну, если настаиваешь, то назови меня- Дан, а мой  главный смысл найти любимый цветок, заморский Ширли.
Маковка рассмеялась: – И этот туда же!.. Смотри, Дан, сколько у нас Ширли, они все – маки привидений, выбирай свою тень и ложись  под неё! Маки привидений разводят мои отец и мать, Олимпия и Любомир. Ты, наверное, не слышал, что маки привидений всходят сами по себе  у хороших людей для услады их души, возможно, это особые личности.
– Я признал их легенду, – Дан улыбнулся, – я так понимаю, что махровый Ширли в бело-розовом цветении, перешел от твоего отца, из глаз его ,в которых, отражается изумруд морской волны, в чрево твоей матери, и они создали, пока в этих местах ни с кем несравненную. Красавец мак вместо  петушка стал курочкой!
– Но почему, Дан? – удивилась Маковка, – почему касатик Ширли воплотился во мне? Ты так странно говоришь, подобного никогда не слышала от родителей.
– У каждого в этой жизни есть легенда, только ты еще в процессе созревания, ты еще зелененькая, тебе еще рано много знать, но я предпочитаю плод чуть недозрелый, в нем больше тайны.
Дан вынул из кармана кусочек папиросной бумаги, свернул её в “козью ножку”, поднес к лучу, который прямо бил ему в лицо, папироска в миг задымилась. Дан присел на корточки и стал пускать слабые струйки дыма. Затяжка получилась такая блаженная, что это тотчас отразилось на его лице, его румянце, его зрачки расширились, и в глазах заиграл маков цвет.
– Ты смутил меня, Дан. Что за сладкий дымок ты пускаешь в мое лицо? И я вижу, как сам ты весь преобразился, как заиграли твои веки, может , и мне дашь прикоснуться разок к твоей “легенде” – Маковка рассмеялась и стала вбирать в себя струящийся дымок.
Но Дан чуть отвернулся от неё и тихо сказал в некотором смущении.
– Ладно, я дам тебе  разок насладиться моим лекарством, которым я порой утоляю голод, телесный и душевный. Только покажи мне свои нежные грудки, если я увижу, что на них пробивается пушок, тогда я смажу маковым молочком и мы будем наслаждаться первой любовью, которая может растянуться на вечность.
– Я никогда не выйду замуж, – беспечно смеялась Маковка. – Мне и так хорошо. Мне хорошо только смотреть на тебя, Дан!
– А мне этого мало. Впрочем, так все принцессы говорят, что они не выйдут замуж. Но когда их грудки начинают округляться и звенеть в полночь под луной, услаждая слух парней, то часто происходит наоборот – принцессы совращают их раньше, чем они того хотели бы.
– И ты уже смазывал чьи-то нежные грудки маковым молочком? У тебя уже есть опыт, есть легенда и про это?
– Да у меня нет никакого опыта. Я первый раз буду смазывать маковым молочком нежные грудки принцессы лугов маков привидений. Я лишь искал себе ровню, чтобы у неё всё было в первый раз. В первый раз, как в последний.
Дан взял её ручку, склонился и нежно поцеловал, потом припал на колено и стал целовать её ножки, щиколотки, потом губы коснулись чашечек и застыли... – Ты хочешь услышать мою легенду?
– Ой, как щекотно, Дан! Как щекотно! – Маковка смеялась на весь луг.
Тогда Дан подхватил её на руки и понес к источнику. Опустил принцессу Маковку на мягкие дубовые ветви, и стал обкуривать её  папироской.
Маковка вдохнула аромат и на миг застыла от напряжения, её струны натянулись в ожидании, что по ним пробежит смычок, и зазвучит вальс цветов.
– Мой бело-розовый Ширли, – тихо сказал  Дан, – я так долго тебя искал. Искал, чтобы до краев наполниться негой, испить маковое молочко, в тоже время занимая принцессу  легендой.
– Ты так долго тянешь со своей легендой, – смеялась Маковка. – Я начинаю думать, что у тебя, странник Дан, нет никакой легенды!
– А легенда как раз и начинается тогда, когда человек возбуждается энергией любви, которую еще никто не разгадал, когда человек теряет разум, в тот миг на
помощь приходит легенда.
–Родители запретили мне любить до той поры, пока они сами не сочтут, не поймут, что я созрела.
– Глупышка, – сказал Дан. – На то они и родители, чтоб запрещать детям самим постигать тайну любви, зачастую исходя из своего горького опыта. Мои родители тоже запрещали мне срезать недозрелые маковые коробочки. Вначале я не понял почему? Именно это меня волновало: почему? И я решил обхитрить их, я срезал одну тайно, когда они спали.  Когда срезал и вкусил что это такое, то неожиданно понял, что недозрелый плод нежнее, слаще, пахучее спелого, ну а переспелый плод я вообще не люблю. Так Дан, влюбляя в себя принцессу Маковку, начал рассказывать ей легенду, и Маковка растворилась в ней вся...
“ Я рос один у родителей, и они лелеяли меня, как только могут это делать любящие близкие. По весне во дворе у нас зацветали маки и радовали нас своей красотой и благоуханием, как розы, лилии, гвоздики вместе взятые. Но в одну ночь в наш двор пробрался вор, возможно, то был нехристь, то второе Я, которое давлеет над душой человека, заставляя делать плохие вещи. Но, так или иначе, некто смял  посадку, порезал  недозрелые коробочки роскошных маков, вытоптал их деток. Это потрясло родителей , и тогда отец запретил матери сеять во дворе маки. Ну, а для меня маки уже стали всем, – я просыпался, вдыхая через распахнутое окно их запах, играл в их тени в разные забавные игры, мне казалось тогда, что я есть тень мака привидений. Я лишился сразу всех наслаждений, и мне уже не сиделось дома. Каждый раз я старался уходить вглубь кодр, ища меж вековыми дубами на полянах и лугах любимый цветок. Однажды на просторе цветущего луга, неподалеку от начала новой дубовой просеки, я увидел маленький дикий цветок, чем-то напомнивший мне мак. Мое сердце встрепенулось, и я сделал шаг к нему. Да, это был действительно дикий мак, но очень странного цвета – лепестки его были жгуче черными, от начала зубчиков до основания чаши. Я присел подле с замиранием сердца, прислушиваясь к звону его коробочки, которая только что начинала завязываться, – тот, кто долго общался с его высочеством Маком, тот может понять даже его язык, нежный говор соцветия. Итак, я услышал слова:
– Не трогай меня, юноша, я обычный простой мак, в моем стебле нет того молочка, которое сгущается на солнце, нет того, что человек называет опиумом. Из-за слабых духом, которые не умеют управлять своим вторым Я, страдают те, кто видит в маке прежде всего дивную красоту, его светлую энергию, подпитывающую разум и волю.
– Но почему ты весь черный?
– В меня вселился нехристь, тот, кто властвует над слабым телом.
– Я же слышал от людей, что у нехристя ,его  о б м а н, как раз наоборот светлый, поэтому люди обманываются.
– Добро и зло ходят вместе по острию ножа. Для одних добро, а  для других – зло. Для одних предмет белый, а для других – черный. Как посмотреть, через какую призму нашего пространства во времени. Время, сынок, необратимо, только в его водовороте ночь и день, чередуясь, возвращаются к нам, но и они каждый раз не похожи и  непостижимы.
– Значит, для меня ты повернулся черной стороной своей души, а, возможно, кто-то увидит тебя белым?
– И такое может быть. Но тот, кто увидит меня белым маком, в том самом сидит нехристь, в том самом его второе Я довлеет над первым, тот слаб разумом и хил телом. Ну, а ты подошел ко мне чистым, и я не хотел смущать твою душу, я вырос перед тобой тем, кем я есть на самом деле.
Но я не поверил черному маку, потому что с детства привык всё делать наоборот. Если родители говорили:-,  сынок, не делай этого,  – я делал, или, – сделай,  сынок, это, – я же не делал. Если они просили меня сказать; “Да!”, то я всегда отвечал им: “Нет!” Я не послушался и сорвал черный мак. Спрятал под рукав сорочки и отнес домой в свою комнату. Ночью, когда все дома уснули, я вынул черный цветок и поставил его в вазочку на подоконнике. В ту ночь было полнолуние, красавица луна светила прямо над чашей мака, словно и она удивлялась: почему мак черный? Под светом луны чаша цветка стала преображаться, в ней послышался какой-то звон, а каждый лепесток словно извивался, постепенно светлея, за какой-то миг чаша цветка стала белой. Я вскрикнул от радости.
– Мак стал белый, мак стал белый, это луна во всем виновата, она впитала в себя энергию черного мака и выбелила его!
Луна же лукаво улыбнулась и медленно стала уплывать за верхушку одинокого тополя и спряталась за его высокой кроной. От белого мака и в моей комнате на миг стало светло , как днем. Я вынул мак из вазочки, но его лепестки вмиг рассыпались, а на ладони я увидел жирное семя, от которого исходил странный запах. Но тогда в  эмоциях, в маковой эйфории, что мак из черного превратился в белый, я не понял главного – меня использовали, превратив в раба пространства маков привидений, в которых царствует только один нехристь.
Так вначале ко мне присоседился черный мак, потом белый и вот теперь дрожало семя на моей ладони, испуская неприятный запах.
– Почему ты так дурно пахнешь? – удивленный, спросил я, возможно, скорее больше  обращая свой вопрос пространству, нежели  мертвому семени.
– Я вижу, что ты добрый, бесхитростный юноша, собирайся в дорогу и отнеси меня в дом на террасах под кронами дубовых лесов, где живут Любомир и Оли. Я однажды по ветру уловил, как красиво они живут, лелея, как малое дитя, поляну  маков  привидений. Однако  это  не столь главное, у них есть дочь Маковка, омытая при рождении  самым дивным махровым маком, бело-розовом Ширли. Раскури моё семя и вдохни в нежную грудку синий дымок, ты почувствуешь, как это приятно. Вот тогда-то я нарожусь заново, я вновь надену свои  одежды, они будут белыми, для других станут казаться черными. . И тогда каждый увидит во мне то, что хотел.
Я вспомнил, как перед сном отец часто растирал маковое семя, смазывал порошком кусочек пергаментной бумаги и сворачивал “козью ножку”. А потом раскуривал порошок на сон грядущий, пуская  струйки синего дыма. Мать говорила, что так отец лечит желудок и бессонницу.
Я растер семя, завернул порошок в пергамент и порою в пути делал пару затяжек, убивая голод и тоску по дому”.
Надвигалась гроза, но где-то издали уже громыхал гром, потом вдруг стало так светло, даже в тени старого дуба было такое ощущение, что солнце всходило заново, и вдруг заморосил дождь. Маковка подставила ладони под дождь, закричав: – Смотри, Дан, слепой дождь, солнце бьет в глаза, но почему-то сыплет мелкий дождь, какое чудо, я впервые вижу такой слепой дождь! Словно на моих глазах бисером расцвел белый мак. Ах, как сладок тот дымок, который обволакивает мою душу, дай и мне затянуться разок, Дан.
Дан приподнял Маковку с дубового настила и разрешил ей разок затянуться “козьей ножкой”.
– Но только разок, – сказал он тихо, – вдохни и скажи мне, что ты видишь? Если ты увидишь, что перед твоими зрачками раскрывается черный мак, значит, я принес в твою душу добрые вести, если белый... тогда подумаем вместе, как нам быть дальше.
 Маковка закрыла глаза и  Дан слегка прикоснулся к ним губами.
– Ну? Какой мак ты видишь?
Но Маковка молчала. Резкий порыв ветра закружил всё живое в пространстве, небо вновь охватили тучи, всё потемнело, и на поляну с шумом обрушился шквалистый ветер с дождем. Играющие на маковом лугу девушки разбежались, а одна, самая настырная, заглянула в дом родителей Маковки и крикнула на ходу:
– Дядя Любомир и тетя Олимпия, ваша Маковка раскуривает с незнакомцем запретный плод. Маковка закрывает глаза , представляя, какой перед её зрачками мак, белый или черный? – Сказав, убежала в дождь, – а его зовут Даном!
Олимпия и Любомир переглянулись меж собой.
– Что это за Дан? – вслух сказали они вместе, – наша дочь вкушает запретный плод? – и рассмеялись.
– Наша дочь из девочки превращается в женщину, не будем ей мешать, – улыбнулась Олимпия, обнимая Любомира. – Плохо только то, что мы ни разу не видели этого Дана. Но, я думаю, что он ей ровня и его легенда красивая.
– Но черный мак? Черный мак? Что бы это значило? Здесь надо разобраться. Я  где-то  слышал про черный мак, что он самый коварный из  всех маков привидений. Он так часто меняет свои одежды, что под ними легко может оказаться нехристь.
Грозовые раскаты потрясали пространство, всё шумело под силой ветра, потом раздался сильный треск, и яркая вспышка молнии ослепила маковый луг.
– Беда! Беда! – невесть откуда появилась вездесущая Божья коровка, но ветер сбил её и понес по воздуху. – Молния попала в дуб и прожгла его дупло, всё горит, Оли ... всё горит, а там дети!
– А эта барышня тут как тут! – бросил Любомир. Он не любил Божью коровку за то, что она часто приносила дурные вести.
Олимпия, всплеснув руками, бросилась к дубовому лесу, на край поляны. Любомир почувствовал, что какая-то страшная сила сдавила его грудь, ему казалось, что он вновь возвращается в то состояние невесомости, в котором он уже был однажды, подхватив плеть , поспешил следом за Оли.
На краю поляны пылал старый дуб, трещали его ветви, разрывались на части спелые жёлуди, все вокруг было объято пламенем.
– Девочка моя, Маковка несмышленая, где ты? – Оли припала на колени, разгребая землю и бросая пригоршнями в огонь. Подоспевший Любомир стал плетью разметать жаркие языки пламени. А гроза продолжала бушевать, всё смешалось в природе, вихрь ветра, вырвавшись на свободу, сметал всё на пути.
– Маковка! Дочка ненаглядная, – кричала обезумевшая от отчаяния Олимпия, – да где ж этот Дан! Дай я хоть на него погляжу разок!
От пораженного молнией дуба разлетались искры, а Любомир всё раскручивал плеть. Из огня, сгорбившись, вышел знакомый им дедуля, тот старец, который встретился в начале пути, тот, который прикинулся несчастным и растрогал молодых своей печальной участью, своей легендой о любви к Маржинке. Но старик был нагим, и это вызвало еще большее отвращение у Любомира. Он взметнул плеть в воздухе, прокрутив её троекратно, набирая силу удара, но старец, приподнявшись на цыпочки, оттянул плеть в сторону и удар пришелся на маки. Цветы так и вздрогнули, их головки стали разлетаться по воздуху, а ветер закрутил и понес по пространству.
– Узнаешь меня, Любомир? – Дедуля постепенно вытягивался и  неожиданно  вырос вровень, глаза его засверкали. – Свое второе Я, от которого ты бежал из родного дома много лет назад, думая, что спасаешь душу, что уже похоронил меня, – нехристь хохотал всё громче  и громче. – Ан, нет! Не сходится твоя альтернатива. Я шел за тобой по следу, а иногда даже опережал тебя, боясь упустить из виду. Помнишь, когда я вышел из цветущей петуньи и, присев, стал рассказывать легенду, милую байку про желтый мак, а ты и развесил уши, ты поверил мне. Вот это мне и нужно было, вера в меня, нехристя!
– А где моя дочь, моя сладкая Маковка! Злыдень души моей!
– Вот с этого и надо было бы начинать. Ты ж знаешь, что я всегда умею выходить из воды сухим, и так просто голыми руками меня не возьмешь. Ты
отверг меня, что ж мне оставалось делать? Я решил прибегнуть к уловке, превратившись в черный мак-квак ,называемый так в неком пространстве беженцев-скитальцев природы, маленький дикий черный мак. Превратившись, я ждал случая. Как-то под утро, когда моя черная душа нежилась на первом луче восходящего солнца, ко мне подошел непутевый юноша, свежак, зеленец, но пригож собой, я от души ему позавидовал, но совсем не той черной завистью, какую мне всегда приписывают. Я ж ведь тоже рожден из человеческого теста и ничто человеческое мне не чуждо. Я сказал ему: Не трогай меня, не рви мой черный цветок. – нехристь развел руками, – но эти дети! Они всегда делают наоборот, говоришь: “Да!” в ответ: “Нет!” Ему говоришь –черное, а он – нет, белое!
– Ты совратил невинных детей!? Как мог, уж лучше ты убил бы меня!
– Убить тебя? Какой мне от этого прок? Твои руки сморщены от тяжелого труда по уходу за маками, твоя душа воскресла из пепла, но так и не могла набрать той жизненной силы, того источника энергии, который бы смог подпитывать и меня сполна. А вот твоя дочь, рожденная от бело-розового Ширли, ухоженная, с телом как маковое молочко – это другой разговор. И тут на пути подвернулся добрый юноша, тоже любитель маковых сладостей. И всё сложилось бы как нельзя лучше, но в одном я просчитался. Я не учел природные явления, всякие такого рода катаклизмы. Мои планы расстроились из-за  грозы. Я не хотел, чтобы они сгорели заживо и унесли в космос мое растертое семя, которым потчевал Дан твою Маковку и она блеяла, словно козочка! Теперь, видишь, я без одежды. Мои черные одежды слизал огонь, а мои белые разорвала твоя плеть и они догорают в углях.
Порывы ветра выбросили пламя огня на маковую поляну, казалось, что цветы плачут, содрогаясь от боли. Любомир кинулся их спасать, плетью снимая языки пламени,  но было поздно, огонь уже набирал силу.
– Уходи с поляны, а то сам сгоришь, непутевый! – крикнул нехристь, обвивая руками свое голое тело, – уходи... Уводи свою Олимпию, она ждет второго ребенка, спаси хотя бы его, пока он в утробе и мечется, бьет ножкой в живот.
– Что, ты и это уже выследил? Выходит, жребий брошен, но сгоришь и ты со мной. Без своих лукавых одежд ты сгоришь заживо, и ветер развеет твой пепел.
Любомир потянул за собой нехристя в огонь и пламя охватило их. Крик был таким нечеловеческим, что душа даже в эйфории не подвластна передать его окраску, потом всё стихло, лишь бушевал пожар. Олимпия сделала было шаг, чтобы броситься вслед в огонь и спасти Любомира, но услышала толчок в живот.
– О боже, я не подумала,, что во мне уже другая бьется жизнь. Кажется, кто-то ударил внутри живота ножкой, а потом заплакал, снова Господь дал мне испытание, – Олимпия отступила назад.
Огонь с макового луга перекинулся на её дом, а она безучастно наблюдала за пожаром, что-то надломилось. Но это было еще не самое страшное. Вся деревня стала требовать, чтобы беженка убиралась с их земли подобру- поздорову.
Женщины окружили пепелище, бросая Олимпии в живот комья обгоревшей и еще не остывшей земли.
– Это ты виновата, что наши дети, одурманенные маковыми легендами, теперь плохо спят, мак привел в деревню за собой нехристя, смутил разум, отравил душу наших мужей, их глаза стали красными от общения с маками привидений.
.Но тут появилась Божья коровка, захлопала крыльями, присела на верхушку дуба, вынула из-под крылышка сверток и раскатала его.
– Слушайте меня все! – крикнула Божья коровка, – слушайте меня все! Я только что прямиком от Верховного комиссара, который всё знает о пожаре и всей деревне спешит оказать помощь. Смотрите, вот  свежая маковая печать, она не поддельная. – Божья коровка стала трясти в воздухе пергаментным листом. – Верховный комиссар наконец-то дал Олимпии статус беженки, а с ним все права и гарантии вашей деревни. Верховный комиссар просила любить и жаловать Олимпию и не волновать её перед родами.
Божья коровка спустилась к земле, люди окружив, удивлялись маковой печати.
– Кроме того, – продолжила Божья коровка, – Верховный комиссар обязала помочь Олимпии развести новый маковый луг и он станет символом плодородия вашей земли. Ну, а по новой весне послать Верховному комиссару букет маков для подпитки его душевного равновесия. В последнее время участились прошения беженцев, а у Верховного комиссара мягкое сердце и оно стало слишком часто биться от переживаний.
А что же касается жителей деревни, то они, будучи бесхитростными и послушными, приняли к сердцу наказ Верховного комиссара.
– Но где мы возьмем хотя бы одно семя мака? Ведь всё сгорело, а земля еще пышет жаром, на ней как на сковороде, – сказал один из деревенских.
Но мудрости Божьей коровке было не занимать.
– Смотрите, вот маковая печать, она еще такая свежая, в ней 30 тысяч черных зернышек, выскребем одно и пустим по ветру, а оно уже  знает свое дело.
– Но на земле нет совсем живого места! Она вся выжжена!
– Будем лечить землю, дадим новый плодородный слой!
На том и порешили всей деревней. Острым ножичком надломили печать и выскребли несколько маковых зернышек, да ветер тут же их сдул и понес по пространству. А все лишь стали наблюдать, где упадут семена,  чтобы знать, где подлечить обгоревшую землю. К новой весне всей деревней был построен Олимпии новый дом, каждый делился тем, чем мог. Обновили поляну, укрыли обгоревший слой собранной землей под дубами. Неожиданно в середине мая
на первой зорьке потряс деревню страшный женский крик, потом вопль, словно кого-то резали по живому, ну а потом вырвался на волю пронзительный детский плач и вся деревня вздохнула облегченно.
Так на свет в тяжелых родах появился мальчик от Олимпии и Любомира. Когда зарубцевались душевные раны, юная мама вышла по утру с младенцем во двор, присела на порожек, думая, какое же имя дать сыночку? Первая мысль была назвать его Любомиром, но она боялась, что, произнося вслух имя Любомир, Олимпия разбудит дух нехристя, и он может вселиться уже в её сына. Ведь каждая мать мечтает о том, чтобы доля её ребенка была лучшей, чем у неё самой. Так в думах об имени сыну, услышала звон, она вздрогнула и повернула голову в сторону прострелянного молнией дерева – обгоревшее дупло было прочерчено двумя глубокими пробоинами крест- накрест. Здесь же под дубом покоились её дочь Маковка и Дан, в которого вошел нехристь. Прямо в центре бугорка, присыпанного плодородным слоем, звенел красавец мак, а его бело-розовый бутон стал приоткрываться на глазах у Олимпии. Женщина привстала от удивления, вытянула на руках ребенка к солнцу и крикнула:
– Ширли! Мой дорогой Ширли, как долго я ждала тебя, касатик, ты пророс из пепла, из крови моих детей, моего супруга, с которым я делила последнюю маковую росинку. Ширли – радость моя! – Оли подбросила мальчика вверх, – Ширли, ты народился в моих детях, вначале в Маковке, потом в моем сыне.
И Оли назвала мальчика Ширли. Рядом с махровым маком стали прорастать другие, огненные, красные, в крапинку, в разных оттенках. Таких красивых маков Оли еще не видела на своем веку. Но главным её богатством стал любимец – бело-розовый Ширли. Вся деревня высыпала смотреть на диво. Мак развернул свою пышную головку  в сторону молодой матери  и та услышала его звон.
– Здравствуй, Оли, – тихо сказал Ширли, – я выжил благодаря тому, что всегда любил слушать твой голос. И когда я скитался в глазном пространстве твоего супруга, и когда народился в твоей дочери, и когда я дважды горел, но чудо спасло меня – этим чудом был твой бархатный голос, Олимпия.
– Спасибо, Ширли. Но ты другой, ты в чем-то не похож на того первого, которого привезли моей матери из заморской страны. Теперь в тебе стало больше розовых оттенков, а в ту первую весну твоя чаша распускалась ослепительно белой, только зубчики лепестков были розовыми. Но аромат, величие цветка, те же.
– Да, я другой, но и ты другая, Оли. Моей страны детства нет, и земля кровоточит, где я снова народился, еще не затянуты раны от ожогов. Возможно через годы и годы, когда я преодолею свой барьер, переступлю через себя, ветер унесет мое семя ближе к родному очагу. Но с тобой мне везде хорошо, Оли. Я благоухаю, набираюсь живительных соков энергии от сознания того, что именно твои руки прикасаются ко мне, что ласкает слух твой голос, видят меня твои глаза.
Кто-то из местных вспомнил про наказ Верховного комиссара. Срезали одну маковую коробочку, насчитав 30 тысяч семян для поддержания и обновления маковой печати, которая ставилась на прошениях беженцев. Оставалось дело за букетом. Но маки были красивы и  так пахли, что ни у кого не поворачивалась рука сделать из  них  живой букет, пусть даже для самого Верховного комиссара! Но здесь на помощь пришел маленький и неугомонный Ширли. Он засмеялся на руках у Оли, потянул ручонки к цветам и стал обрывать их головки. Так из этих маков, переложив еще красивыми дубовыми ветвями, составили и роскошный букет для Верховного комиссара.
Исписан последний маковый лепесток в новелле. У каждого героя была своя легенда, и она прошла испытание временем пространства, но тайна одного мака – самого живительного по  сокам энергии, бело-розового Ширли, беженца великого пространства жизни и смерти осталась неразгаданной.
Только однажды Господь сошел на землю и увидел, как она сожжена, трава высушена и поблекла, даже репей пожух и весь сморщился. Верхушки деревьев поникли, а в плодах нет сока, нет воды жизни. На дорогах же с востока на запад поток беженцев в поисках лучшей земли. Тогда Господь разбудил Божью коровку.
– Что случилось? – Спросил Господь, – почему люди бегут с востока на запад, почему изношена земля, почему не звучат родники, не поют птицы, а в плодах нет сока?
– Господь, – вздыхая от того, что её разбудили среди ночи, – у людей расшатаны нервы, нечем успокоить их душевную и телесную муку, нечем утолить голод, а простой суп из колючего репейника не прибавляет силы, земля не получает соков плодородия.
Господь задумался, а потом тихо сказал: – Хорошо, я дам тебе одно маленькое черное зернышко, вместе с ним передай от меня указания Верховному комиссару, пусть он распорядится бросить зернышко там, откуда бегут люди.
Этим зернышком было маковое семя. Прошло  некоторое  время и  во второй раз ступил ночью Господь на землю, разбудил снова Божью тварь и спросил:
– Что, разве не колышется мак в хлебных нивах? Не вызревает ли он при дорогах, не журчат ли источники? Не звенят ли маковые луга между дубравами? Почему люди не возвращаются с запада на восток?
– Все это есть, Господь, повсюду цветет мак, наполняя ароматом когда-то безжизненное пространство. Только в душах людей живет еще страх возвращаться домой. Они еще не перешагнули свой барьер, еще не зарубцевались их душевные и телесные раны.
Господь задумался и сказал тихо:
– Хорошо, я дам тебе еще одно маковое зернышко для Верховного комиссара, пусть он даст указание высадить его там, куда бегут люди.
На рассвете ,на пути беженцев вытянулась поляна самых красивых маков. Люди остановились. Один из детей подошел к цветку и понюхал его. Бутон зазвенел ...и лепесток за лепестком начал вытягиваться к солнцу. Рядом с маком выросла перед толпой беженцев молодая женщина в белом длинном платье, расшитом разноцветными маками, на её ногах были желтые ботинки.
– Мадам Доменик!– Мальчик обнял ноги женщины, признав в ней свою первую учительницу на родной земле, откуда он бежал.
– Как ты узнал, что меня зовут Доменик? – удивилась женщина в маковом платье.
– А у тебя хорошее лицо, такое было у моей учительницы.
Верховный комиссар  по делам беженцев природы, подняла мальчика на руки и нежно поцеловала его.
– Да, возвращайтесь домой, на восток. Ваша земля вся в маковом цвете, вот в таком, какой перед вами, земля ждет ваших рук, чтобы ухаживать за ней. В маковых цветах настаивается энергия жизни, но некому приготовить нектар, чтобы лечить душевные и телесные раны. Наполнились соком плоды, но они падают и гниют под ветвями, потому что некому их собирать.
Но люди не поверили послу Верховного комиссара и не повернули на восток. Кто-то из них тихо сказал:
– Это не  цветы ангелов, это кровь наших близких, которые погибли в пути, в поисках лучшей доли, а мадам притворяется принцессой Маковкой, – то сатан в платье из лепестков мака. Обойдем цветы привидений со стороны запада.
Тогда посланница сняла свои желтые ботинки. Показав, как стоптаны их каблуки, она высыпала из ботинок пригоршню маковых зерен, и ветер развеял их по пространству.
– Я долго шла через пространство следом за вами, чтобы обогнать вас, и однажды мне удалось это сделать и теперь я снова говорю вам: возвращайтесь, если не хотите стать рабами!
Увидели люди на желтых ботинках стоптанные каблуки и поверили ей на слово. Мадам Доменик бросила свои желтые ботинки на восток и пошла впереди людей босиком. И там, где она ступала, вырастали маки привидений, навевая людям сладкие сны о родной земле.
В третий раз сошел Господь на землю, растолкал Божью коровку , спросив:
– Дал ли я всё людям, которые вернулись с запада на восток или что упустил? Почему я не слышу в их душах музыки? Я не чувствую аромата в их улыбках, что отравляет их  души?
– Запах денег, – ответила Божья коровка, – он проник во все поры и взял верх над маковой прелестью. Потерян Высший смысл. Люди не могут найти след своих корней, они забыли, как печь маковый пирог, тот духовный стержень, который давал им общение и ради которого они возвращаются снова.
Господь задумался и сказал тихо:
– Дам я тебе третье семя, самое тугое и самое жирное, пусть Верховный комиссар даст указания высадить его там, где потерян Высший смысл.
Через весну обновилась земля. Расцвели новые маки, и они были красивее прежних. Утром их головки поворачивались на восток, и тогда чаша начинала медленно  приоткрываться, собирая маковую росу. Ближе к вечеру преображаясь, цветы выгибали свои лепестки к западу и тогда начинала полнеть их коробочка от звонких семян, от избытка энергии жизни. И в этом было великое преимущество макового цветка, в которого Господь вдохнул Высший смысл, как бы говоря: учитесь у его величества Мака, пользуйтесь его соками жизни, лечите им свои нервы, снимайте муку телесных и душевных страданий, но не топчите его, не сжигайте его очаг, он, как и всё живое в природе, имеет такие же права и гарантии. Радуйтесь светочу его энергии, подпитывайте ею свой разум и тогда вы познаете Высший смысл.
Принес мак земле плодородие, налились соком фрукты, кожица покрылась бархатным пушком, зазвенели по ночам грозовые дожди, а к утру солнце выпивало влагу и земля получала желанное равновесие.  Потом пришел в эти края художник и долго ходил, не узнавая места, всё чего-то искал.
Села ему на руку Божья коровка и  спросила тихо:
– Что ищешь ты, художник?
– Ищу свой родной дом, место, где я родился.
– Ну и что? Ты узнал его?
– Кажется, да. Но, возможно, это другое место, очень похоже.
– Сколько же ты не был на родной земле, что забыл её?
– Да, пожалуй, целую вечность!
– Как зовут тебя, художник?
– Когда я был маленький, меня звали Гриша, потом я поменял имя, но ты можешь называть меня  Гришей.  Для  меня  это  сейчас  очень важно.
– Ты не свободен в выборе темы? У тебя нет мастерской?
– Нет, я свободен в выборе темы, у меня есть мастерская, мои картины выставлялись на 6 континентах.
– Так что же тебе не хватает, Гриша? Зачем возвращаться?
– Скудеет моя духовная пища. Я не вижу на белоснежной кружевной скатерти маковый пирог, который бы подпитывал мои жизненные силы, нет общения.
Художник, смахнув слезы, забрел в середину макового луга, выбрал один, самый интересный по цвету. По краям лепестки мака, его зубчики, были черными, а дальше  вплоть до глубины чаши фиолетовыми. Художник развернул холст и кистью  размашисто стал рисовать  цветок с натуры,  вокруг него набросил маки поменьше в букет, издали он казался как живой. цветы изгибали лепестки к западу
и тогда начинала полнеть их коробочка от звонких семян, от избытка энергии жизни. И в этом было великое преимущество макового цветка, в которого Господь вдохнул Высший смысл, как бы говоря: учитесь у его величества Мака, пользуйтесь его соками жизни, лечите им свои нервы, снимайте муку телесных и душевных страданий, но не топчите его, не сжигайте его очаг, он, как и всё живое в природе, имеет такие же права и гарантии. Радуйтесь светочу его энергии, подпитывайте ею свой разум и тогда вы познаете Высший смысл.
•
Душа была на закате, но Господь вдохнул в неё восход, он посадил маки привидений и на восходе они распахнули чаши, полные энергии жизни. Тогда мир заиграл другими красками. От цветущих маков упала большая тень прохлады, и я, войдя туда, вот о чем подумал: пусть ничего не будет, не будет той книги, к которой я шел всю жизнь по мосту из пустоты, – но я был счастлив, когда вошел в поляну маков, где присел среди цветов, чтобы переждать непогоду и вновь  увидеть в о с х о д.
(продолжение следует)