Сизый

(покаяние)
               
В шестьдесят пятом, в начале весны,
Чуть ли не в центре Алма-Аты,
Веря в соседство добрейших людей,
Я на балконе держал голубей...

Голубем первым был, что я купил,
Сизый дикарь, голоногий дебил.
В воздухе он никогда не играл,
Своим же собратьям житья не давал.
Птиц в голубятне он часто клевал,
В буйстве на крыше крылом бил, гонял...
Ещё у него была мерзкая страсть,
Для новеньких птиц, ну, просто напасть!
Он запросто мог подорвать и слинять,
Птиц молодых уводя в неба гладь,
Туда, где в тумане бугрится вдали
Рваная нитка размытой земли...
Но через день одинёшенек вспять
Вновь возвращался и птиц бил опять,
Словно соскучился он по друзьям!
Вот ведь какой был отъявленный хам.

С другом решили его мы продать,
Чтобы спокойствие птиц не смущать.
Только загнали, вернулись, а он
Нас уже ждёт, носом чистя балкон.
Как же тогда он нас заколебал -
Как на базар, то всем играм завал!
Сколько носили его продавать,
Столько же он возвращался опять.
Как наважденье, проклятье, понос,
В миг нарисовывал фигу нам в нос...

Это ли всё, то цветочки, ведь он
Стал греховодить с голубками Дон -
Птичий Жуан, сердцеед, гадкий плут,
Как же пресечь этот форменный блуд?!
Я не фашист, но поймите, друзья!
Кровь дикаря и двухчубой? Нельзя!
Есть же отборы и в генах людей...
Тот лишь поймёт, кто держал голубей!

Таки довёл меня сизый гордец,
Наглостью в грех повергая, подлец!
Стали придумывать с другом ему
Лютую казнь: сто смертей - одному!
И решено было: на пустыре
Гада зажарить в шашлык на огне...

Стали мы сизого трепетно ждать,
Чтоб в голубятне  злодея поймать.
Но словно что-то почуяв во мне,
Стал ночевать он на чьём-то окне.
А через несколько дней, не простясь,
Тихо слинял... и пропал, затаясь...

Сколько уж дней пронеслось, я не помню,
Только иду я со школы, вдруг, он мне -
Друг, то бишь, с чувством бросает навстречу:
- Сизый слетел в голубятню!
“Вот встреча!”
Мысленно руки потёр я и вмиг
Вкусный румяный представил шашлык...

Руку тяну в голубятню сквозь дым
Призрачный... Сизый отпрянул. Под ним
Солнечным лучиком в ямке яйцо...
Я удивленьем расквасил лицо
И заорал на весь двор горячо:
“Сизый-бандюга! Он снёс нам яйцо!”
“Как, снёс яйцо? Он ведь голубь, ты чё?!” -
Друг  удивлён (он не понял ничё...).
С радостью я то яйцо показал.
Друг аж подпрыгнул, пугливо сказал:
“Ой, положи его быстро назад,
Чтоб не видал он...”, а сам - вот уж рад!
Как же не праздновать - первый росток,
В нашем “дурдоме” затеплил сам Бог...

Сизый отныне всем птицам в пример
В дом всё тащил как лихой пионер,
Как рекордсмен по сбору железок,
Резво собрал он гнездо из обрезок
Веника, что я кругом разбросал,
Гордо подолгу в гнезде восседал,
Словно бесценный такой матерьял
Глупой голубке он не доверял...

Тут подошло время, мне уезжать
В лагерь с маманей и братом, лежать
На Иссык-Куля седом берегу!
Помню к машине я в спешке бегу
И на ходу другу в руки кулёк
С грустью сую. В нём на месяц паёк,
Всем голубям, чтобы друг их кормил
Прямо с балкона... Над нами он жил...

Быстро промчались все нужные сроки.
Вот возвращаюсь я и ненароком
Слышу, как друг  мне с балкона кричит:
- Вырос птенец уже! Вон он, пищит!
Радостью сердце облилось... Услышав
Писк на балконе, рванулся я в нишу
Тёмного входа подъездной двери.
Миг, и целую я в лёгкой пыли
Сизый комочек с пушком на спине
И на головке. Смешно так ко мне
Тянет он нежно тюканистый клюв
Пусть дикарёнок, а сердцу как люб!
Тут же здесь сизого папу узрел
Я в голубятне, и сразу огрел
Крепким лобзаньем его так сердечно...
Он недоволен был этим, конечно.

И потекли наши дни... (без подсказки!)
Хоть ты и прав!
В детстве было как в сказке!
Вижу я небо. А в нём что мираж -
Мой грандиозный парит Ералаш!

Птицы играют, кто лентой, кто вниз,
А кто на столба в семь колен тянет ввысь -
Будто запутался он с притяженьем и...
Падает в небо в подбитом вращеньи!
Чайки, драконы, бельгийцы стремглав
Носятся звеньями средь этих лав
Как истребители МИГИ и СУ,
Бабочки реют, что лист на весу,
Как по невидимой нити скользят
В небо привязано - вверх и назад...
Лишь голубь сизый стремился всё вдаль,
Клином сдвигая в границах печаль.
В мир птицу звала свобода смеясь.
Я ж оставался, на сизого злясь.

Много в той сказке часов утекло...
Но кто-то въехал сосулькой в стекло
Начали дружно соседи роптать:
Сколько же можно птицу шугать,
Камни, снежки, льдяшки, палки бросать,
Бегать по крыше и шифер ломать,
Днём не давать старикам, детям спать
Свистом разбойничьим с криком “Аать?!”
Мать попросила, и я с неохотой
Всех голубей распродал без заботы.
Дружно вздохнули жильцы облегчённо.
Я же глядел в пустоту обречёно...
Но не заставила радость нас ждать!
Первым вернулся сизарь доклевать
Связки на крыльях (был связанным он!),
Как долетел? То не птица, а сон!
Много вернулось назад голубей...
Что же мне делать? Так жаль, хоть убей.
Сердцем скрипя, (уже это не ново)
Хмуро плетусь продавать птичек снова.
Так постепенно отвадил их всех,
Но возвращался мой сизый на грех,
На покаянье души...
Где ж  мне знать?
Что Бог решил меня им испытать...

Годы всё шли...  Уже редко так он
Вновь прилетал и глядел на балкон.
Я же дал слово его не кормить,
Чтобы отвадить и отучить.
Сизый с голубкой потом прилетал,
С белой как снег. Где любовь отыскал?
Кто его знает?! Он вечно любим
Был, и везенье летело за ним...
Я уже щедро им сыпал пшена,
Но не слетали - ни он, ни она.
Лишь посидят и стремительно вдаль
Резко сорвутся, давя на педаль.

Но в тот погожий, но ветреный день
Снова мелькнула знакомая тень.
Видно, весна прошептала своё...
Нежно воркуя, слетели вдвоём
Вниз на балкон ко мне.
Что за напасть?
Чёртом вселилась в меня эта страсть -
Так захотелось их резко поймать,
Чтобы вновь ловкость свою испытать!
Выскочил кошкой голодною я
Сцапал кого-то. Гляжу - сизаря!
Я бы и белую здесь же поймал,
Только вот сизый был крут да не мал.
Помню, когда я его прихватил,
Ветер поднялся и страшным он был...

Белая вдаль улетела стремглав.
Я же поплёлся в дувальный анклав,
Где скромно жил голубятник один,
Беден он был и совсем нелюдим.
Тот меня встретил, как дети - парад!
Он ведь любому был голубю рад...

Вот, я подумал, последним числом
Сизый найдёт, наконец, здесь свой дом,
Белую кралю сюда приведёт
И всем на радость как царь заживёт!
- Ты подержи лишь подольше его,
Чтобы привык! - я твердил. Для чего
Связки восьмёркой в крыло я ему,
Нитью ввивал, заплетая кайму...
То ли в натяг я их сжал, под обрез ли?
Перья, что старыми были, полезли.
Так получилось, что вместо восьмёрки
Куцо крыло растопырили дёрги.
Может то к лучшему, - так я сказал,
Ведь как никто я невольника знал.
Пусть пока вырастут новые, тут
Он посидит и не будет так крут.
Видно, совсем я беднягу не знал,
Может, и знал, да вот не понимал.
Всё мне казалось, чего же ещё -
Сытно живи, размножайся и всё!
Как я потом от кого-то узнал,
Сизый в щель вылез, взошёл на дувал
И устремился в манящую даль,
Камнем свалился он вниз, побежал...
Грязный кошак его сцапал легко
И уволок не совсем далеко...
Бедная птица! Назад прилететь,
Чтобы от блажи моей умереть -
Вспомнилось мне, как голодным котом
Жадно словил его... Долго потом
Я, то кляня, тихо плакал в углу,
Птицу прося о прощенье, во мглу...

Жизнь улетает, вскрывая печать
Детского сердца. Пора отвечать
Перед глазами чистейшей воды,
Что в нас глядят с неземной высоты.
Часто, смотря вольным птицам во след,
Думаю я  и о тех, кого нет.
Кажется, снова летит, вдаль маня,
Гордая сильная птица моя...

(из книги "ПРОЩАНИЕ С ПТИЦАМИ")