Ксорано - Домбайская поэма

When the dust has settled I'll watch you drown in your regret.
(Arch Enemy)


Средь заповедных дол и прерий
Укрыт в ущельях гор Домбай.
Весь устлан тропами мистерий
Покинутый богами край.
Здесь миллионы душ забвеньем
Окрестный ветер орошал
И время здесь ручьев теченьем
Неслось из недр кавказских скал.
В горах, изведавших немало
Страстей пленительных в веках,
И у великих застывало
Перо в немеющих руках;
Они блаженно забывали
Трагедий суетный мотив
И вдохновенья отпускали,
Свободы прелесть ощутив.
Так, глядя сонно на вершины,
Смакуя на душе бальзам,
Всю прелесть сладкой писанины
Я слала радостно к чертям.
Здесь мысль течет что свет, редея, -
А между тем, крепясь мечтой,
Души терзаний эпопея
Писалась не моей рукой -
Она лилась ручьем кристальным,
Неся с собой нетленный дар,
И ведала горам печальным
Моих прошедших дней кошмар.
И тяжек путь был ко спасенью,
И воды с гор поток стремил,
И праной той миг напоенья
Подобен поцелую был.
Расщелины объемлют дали, -
Уж прошлого ничуть не жаль,
Как будто мглой времен впитали
Они всемирную печаль.
Я с тихой грустью наблюдаю
Сквозь мерно уходящий фронт,
Как Суфруджу с Белалакаей
Вливают лики в горизонт.
В их глыбах - вечное томленье,
Но в сердце каждого из нас
Пристанищем отдохновенья
Останется навек Кавказ.
Но льется время, ветром мчится,
Вернулась я под родный кров,
Не грех теперь и свету литься
На тень моих кавказских снов.

1

В чертогах сумрачных ущелий,
Вдали от всех людских тревог,
Есть озеро средь пихт и елей,
Стремится в гладь его поток;
Возник там град мирских идиллий,
Град, отраженный в черном дне
Среди волшебных белых лилий,
Что расцветают при луне.
Там, поклоняясь звезд разливам,
Живет диковинный народ,
Скитаясь по альпийским нивам
И темной глади хладных вод.
От солнца лики их рыжеют,
И блещут смолью волоса;
Они в веках секрет лелеют
Дороги к граду сквозь леса.
В том крае тайном, заповедном
Жила провидица Сиэн,
Краса просторов с взором бледным
И голосом морских сирен.
Я б молвила, что мы похожи,
Но сильно льстила б я себе;
Она, хоть звезды любит тоже,
Но властна и глуха к мольбе,
Весь стан ее лучится статью,
И хлад блистает из очей,
Мощь, лишь о кой могу мечтать я,
Господствует незримо в ней.
Она с закатом приходила,
Был строг ее изящный вид.
Она пришедшим говорила,
Что им грядущее сулит.

2

Так с предзакатными лучами
Она явилась в поздний час,
И молвила: "Была я с вами,
И много лет учила вас,
Но я иду к людским селеньям,
От нашей тихой жизни прочь,
Вас, дань отдав судьбы веленьям,
Я кину послезавтра, в ночь."
Толпа, ушам своим не веря,
Гадая, в чем за нею грех,
Скорбела тихо о потере.
Поникли с болью взоры тех,
Кто был влюблен в ведунью тайно,
Но каждый молча понимал:
Случилось горе не случайно.
"Судьбу нам мир в начале дал -
Она не минет ни в дороге,
Ни в вдохновеньях, ни в труде, -
Над ней не властны даже боги" -
Речь эту знали здесь везде.
Сиэн не раз ее вещала -
Была вся мудрость мира с ней,
И как никто она знавала
Наследья северных людей.
Немногие ее молили
Остаться в тайном граде жить,
Но непреклонну в гордой силе,
Никто не смог ее сломить.

3

В ту ночь взошла луна большая
На свод, доросшая почти;
Сиэн, былое вспоминая,
Готовилась ко сну идти.
Погас огонь в ее лампаде,
Сомкнулся негой вещий взор,
И в чистой сумрачной усладе
Она слилась с речами гор.
Луна скользила мягким светом
По стенам хрупкого жилья,
И снов Сиэн в сиянье этом
Не знала грешная земля.
Упал луч бледный на перину,
Приснился диве странный сон:
Вдали, подобно Лоэнгрину,
Плыл незнакомец среди волн
В ладье златой, луны свеченье
В кой отражалося огнем,
В мертвенно-синем облачении,
Что мнилось в полумраке льдом.
Подплыл чужак, шагнул на землю
Кругом оглядываться стал,
Сиэн дивилась, сон приемля,
Давно, знать, разум не знавал
Ее натруженный годами
Такой занятнейшей игры!
Незваный гость сверкнул глазами,
До боли полными хандры.
Она замечена. В мгновенье
Пришельца лик возликовал;
Грусть уступила озаренью,
И диву он поцеловал.
Она ответила охотно
На этот скромный поцелуй,
Да так к губам прижалась плотно
И страстно - мама не горюй! -
Что чужеземец от лобзаний
Себя безумных оттолкнул
И растворился средь сияний,
И сон с ним тихо ускользнул.
Луна все та же над водою
Пронзала черный небосклон...
Ведунья жаждала покоя
И думала: "Дурацкий сон..."

4

В час пополудни луч златистый
Сквозь штору в комнату проник;
Сиэн чрез шар кристально чистый
Смотрела на знакомый лик.
Светловолосый, белокожий,
С глазами темными как ночь,
Так на соседей не похожий,
Такой, как был во сне, точь-в-точь...
Всех духов леса, гор и взморий
Сиэн коснулася умом -
Средь человеческих историй
Не знали духи о таком...
"Ах ты, таинственный мерзавец,
Не принц на белом ты коне,
Не воин ты и не красавец,
А все же ты по нраву мне!
Иные тайны всей душою
Люблю я на свою беду, -
Все двери мира я открою,
А гостя тайного найду!"
Так думала забвенно дива,
И не застала, как потом
Вся окунулась в переливы
Мечтаний сладостных о нем.

5

Повисла в небе золотая,
Теперь уж полная луна,
Сиэн, в постели засыпая,
Ловила нить былого сна.
В ту ночь при тусклом лунном свете
Она должна была уйти,
Оставив горы на рассвете
В начале нового пути.
Она уснула, но не стало
Пред ней ни ночи, ни луны;
Она босой ногой ступала
В объятья первых трав весны,
Дул хладный ветер, твердь сырая
Морозом била по ногам,
И не было конца и края
Чуть зеленеющим лугам.
Пришельца нет. Вдали маячит
Сухого дуба голый ствол,
"Понять бы, что все это значит,
Что ум чудной мой здесь нашел..." -
Мелькнула мысль в ее сознаньи,
Осознанным объятом сном,
Брела в котором в содроганьи
Она, вдобавок, нагишом.
Тут перед ней разверзся с ревом
Огнем пылающий портал,
А средь огня, в дыму багровом
Ее чужак желанный ждал.
Дрожала длань его простерта,
Сгустилось в пар сиянье дня,
Подобно лишь объятьям черта
Казалось озеро огня.
Сквозь пламя миг прикосновенья
Был жарче адовых костров -
Они сошлись в немом влеченьи,
И скрылись в гуще языков,
И будто воды вдруг прильнули
На их тела со всех сторон;
Как две песчинки, утонули
Они в дрожащих массах волн.
В пространстве, сотканном из света,
Был воздух как из киселя;
Земля внизу осталась где-то,
Иль та планета - не Земля?..
Губами встретив поцелуи,
Объяла в тот же час Сиэн
Звериной лаской плоть младую,
Влача стихией в жаркий плен;
Рождались волны невесомо,
И гневно вторил им туман,
Как будто вкруг раскатом грома
Гремел шаманский барабан.
В глухой пучине рьяной страсти
Взорвался ревом скорбный гул;
Звук, раздирающий на части,
В бескрайнем море потонул,
И свет погас, и гул остался
Рыдать, пронзая стоном мрак,
И рев мертвящий продолжался -
То в черной мгле кричал чужак.

6

Сиэн очнулась среди ночи -
Она лежала на полу.
Подняться не осталось мочи,
Лишь капли пота по челу
Катились, власы орошая;
Луна клонилась уж к горам,
Последним светом озаряя
Затерянный природный храм.
Пора идти уж - не без вздоха
Ведунья с пола поднялась,
Подумав, что весьма неплохо
На чужаке оторвалась -
Жаль, лишь во сне, и то немного...
Луна почти уже зашла;
Одевшись потеплей в дорогу,
Сиэн дом взглядом обвела.
Шары, каменья и коренья -
Все уж уложено в рюкзак, -
Из колдовского помещенья
Исчез знакомый кавардак.
Решительно ступив из дома,
Не запирая, дверь закрыв,
Неслышной поступью фантома
Она вошла в лесной массив.
Шуршали ветки под ногами,
Шумела бурная река,
Теснились травы меж камнями,
Росой покрытые слегка.
Она шла с час; уже светало,
Кончался трудный переход, -
Она достигла перевала,
Чтоб тихо встретить там восход.

Сиэн изрядно отдохнула;
Отныне шла дорога вниз.
От сырости сводило скулы,
И мнилось, будто мозг прокис.
Туман ковром лег на долины,
На солнце туча наползла,
И где-то быстрая стремнина
По скалам каменным текла.
Сиэн уселась на поляну,
Рукою разгоняя пар,
И из нагрудного кармана
Достала свой волшебный шар.
Вода тотчас в нем все затмила;
Сиэн, согнувшись, пред собой
Своим плащом его накрыла,
И молвила под пеленой:
"Скажите, духи дорогие,
На чужеземца след набресть
Вам удалось ли?" - и благие
Тотчас ответили: он здесь.
"Здесь?!! Кто же - след иль гость незваный?" -
Сиэн вскочила... Средь паров
Стоял фигурою туманной
Любовник из подлунных снов.

7

Он невысокого был роста;
Прилипли кудри между век,
Одет на вид предельно просто -
Обычный, вроде, человек...
Он подошел к Сиэн лениво,
Вгляделся в нежные черты,
На ветер бормоча пугливо:
"О боги мира, это ты..."
Сиэн попятилась от хладной
Трясущейся его руки
И молвила сквозь непроглядный
Туман, морозящий виски:
"Не дух ты и не смерть с косою,
Не друг ты мне и не родня,
Но соизволил быть со мною
Во сне, средь пены и огня!
Теперь же молви без обмана,
Кто ты?" Ей отвечал с тоской
Пришлец: "Зови меня Ксорано,
Нездешний я, и здесь впервой.
Тебе ли, ведьме окаянной,
Не знать, кто я и с чем пришел!"
Осекся вдруг пришелец странный,
Он, верно, был безмерно зол.
"Что ж, знать, не бог я всемогущий,
Чтоб знать весь мир от сих до сих!
Что ж хочешь ты, о вездесущий
Безумный дьявол снов моих?" -
Сиэн ждала его ответа;
Он дрогнул нервно в третий раз,
И белого совсем уж цвета
Вдруг показался он сейчас.
Заговорил теперь он мерно,
Стирая влаги след с себя, -
"Как счастлив я неимоверно,
Что встретил, наконец, тебя..."
"Откуда ж ты?" - "Я из далёка,
Я с той земли... что там... из сна,
Она в мирах Тигрова Ока,
Ты их на небе знать должна..." -
"Меня искал ты? Очень мило,
Тебе, меня чтоб здесь поймать,
Я вижу, удалось нехило
Пяток парсеков пропахать!"
Чужак тряхнул главой усталой:
"Их было десять... Но не суть,
Ты знаешь край тот небывалый,
Скажи, что помнишь хоть чуть-чуть!" -
"Да, помню, видно - словно в море
Ты сквозь портал меня втащил..."
Закрыл глаза пришлец: "О горе,
Я ж не об этом говорил!
Не помнишь ты свои начала,
Забыла, верно, кто ты есть!"
Сиэн промолвила: "Встречала
Я на веку своем - не счесть! -
Таких умельцев в сновиденьях
Вкруг пальца ловко обвести,
Говаривая о знаменьях
И тайнах прошлого пути.
Свой век везенье я имела
Начать в пещере здешних гор,
Сиянье звезд меня согрело,
И домом стал навек простор,
И точка!" - дива развернулась
И подняла с земли рюкзак.
"Постой! Неужто не проснулась
Твоя душа чрез мой очаг,
И ты не чувствовала ночью,
Что родом вовсе не с Земли,
Когда увидела воочью
Мир, что мерцал тебе вдали?!"
Сиэн бледнела и шептала:
"Оставь меня, о гость ночной..." -
"Ты снова вся затрепетала,
Растаял взор твой ледяной!
Я покажу тебе разливы
Родных сияющих полей,
Вечносиреневые нивы
Под блеском голубых лучей,
Безгрешной жизни упоенье -
Все, чтоб цвела твоя краса!
Оставь гнетущие сомненья,
Идем со мною в небеса!!!"
Схватил пришлец Сиэн за руку,
Другой взмахнул куда-то вдаль;
В глазах исчезла злая скука
И малахольная печаль.
Окутал пару вихрь в тумане,
И вмиг унес куда-то в мрак.
Средь жухлых листьев на поляне
Остался брошенный рюкзак.

8

Судьба - над ней не властны боги,
Но сквозь "рассудка нищету",
И вер бездонные чертоги
Узреть возможно Пустоту.
В ней нет извечных заблуждений,
Богов-чертей в ней тоже нет,
Не нужен ворох измышлений,
Чтоб зреть ее тончайший свет.
Она и есть явленье рока;
Ее, вместив в округлый знак,
Звал Правью славянин востока,
Асгардом - северный варяг.
Нам выдумки в воззреньях века
Вещал ума запретный плод;
Подобны боги человеку,
А вовсе не наоборот.
Все звезды в небе неизменны,
Куда б тропа ни привела,
И даже Марса твердь мертвенну
Слепит огнями та же мгла.
Наш мир - песчинка в океане;
Объятья гор, дремучий лес,
Просторов распростерты длани -
Ничто в безбрежии небес;
Для мира мы не существуем,
Вселенная не видит нас...
Мы слышим лишь, когда ликуем,
Ее далекий дивный глас.
И есть нетленное величье
В горящих недрах над главой, -
В их совершенном безразличьи
Душевный кроется покой.

9

Там, где Сиэн вдруг оказалась,
Напоен весь голубизной,
Клубился воздух; колыхалось
Вокруг все, словно под водой.
В пленящем голубом сияньи
Сиэн узнала волны сна,
Редки уж стали их касанья,
И вкруг царила тишина.
"Вот - узнаешь поля родные?
Твой дом чуть поодаль, в степи,
А мой - края совсем иные:
Вдоль горной голубой цепи
Дорога есть на север здешный,
С Морского Края родом я...
Мир, что ты видишь, весь безгрешный,
Как воды горного ручья..." -
Ксорано ей вещал отрадно,
Забыв свою былую злость.
Сиэн прервала речи: "Ладно,
Сразить вестями удалось
Тебе меня, но не гнушайся,
Дабы упрочить твой успех,
Исполнить просьбу: лишь признайся,
Что ж в вашем пониманьи грех?" -
"Изволь - неужто непонятным
Быть может слово всех времен? -
Грешили все неоднократно,
Грех человечеству - закон.
Здесь познается искупленье
От тягостных греховных пут -
Всех рек Вселенной устремленья
Свое начало здесь берут.
От Фарна, солнца голубого,
Струится Изначалья свет,
Лишь здесь обресть способна снова
Душа покой минувших лет."
Сиэн невольно ухмыльнулась:
"Ты в рай привел меня, иль в ад?" -
"Здесь человечество проснулось
Мильоны лет тому назад,
Но годы шли; оно познало
Злосчастный мир сырой Земли,
И в большинстве своем сбежало
Туда сбывать мечты свои."
Ксорано замер на мгновенье:
"Мы Изначалию верны,
И мы даруем им прощенье
Как Фарна светлые сыны."
Сиэн ответила не сразу,
И глас ее стал странно тих:
"Чьему же грозному указу
Вы служите в трудах своих?
Закон един у нас дается -
Ты волен в выборе пути:
Творишь добро - тебе вернется,
Свершаешь гадости - плати.
В чем грех ухода душ к свершеньям,
Коль в том никто не пострадал?"
Ксорано дернулся волненьем
И ничего ей не сказал.

10

Смеркалось в Фарновых владеньях,
Зарделись рыжим небеса,
В незримых ветра дуновеньях
Блистали тьмою волоса.
Сиэн вдыхала чад дурмана,
Унесшего с собою жизнь,
Вещал всю правду ей Ксорано,
Глас звучный уносился ввысь:
"Была прекрасна ты с рожденья,
Тебя я чадом милым знал,
Ты пребывала в восхищеньи,
Когда с тобою я играл...
Я чувствовал, как просыпался
Во мне так рано страстный пыл;
Я раз в любви тебе признался,
Хоть сам тогда ребенком был...
Когда злосчастные парсеки
Еще не разделяли нас,
Я верил: станешь ты навеки
Моей в один прекрасный час!
Но час настал, когда проснулся
В тебе греховный страшный дар,
О, как тогда я ужаснулся,
Когда от чужеземных чар
Рекой к тебе сходились духи,
В наш мир проникшие с Земли,
Они нашептывали слухи
На уши добрые твои!
Ты с ними как с родней болтала!
Но вскоре главный ждал удар:
В один прекрасный день сбежала
Ты на земной проклятый шар!
Тем духам ходу нет отныне
Сюда, под Фарна благодать,
Я ж клялся на чужой твердыне
Следы любимой отыскать.
Когда мне восемнадцать стало,
Я обыскал подлунный свет
Из края в край; меня пленяло
Пристанище всех наших бед
Своим искусством искушенья,
Но Фарн горел в душе моей -
Я лишь бесился в невезеньи,
Не отыскав родных очей.
Недавно лишь в горах Кавказа
Нашел я тайный дивный град,
И там тебя узнал я сразу,
О боги, как же был я рад!
В восторге без конца и края
Немел я пред красой твоей -
Хоть стала ты совсем другая,
Ты мне поныне всех милей..."
Как нечто вдруг зашевелилось
Внутри притихшей вновь Сиэн;
Сиянье синее струилось,
Клубился ветер перемен,
Касался взором предзакатным
Священный Фарн ее очей,
Сливаясь трепетом приятным
С огнем души, горящим в ней...
Пред нею был ее Ксорано,
Тот, что дарован ей судьбой;
Она, познавши страсти рано,
Те чувства ведала впервой.
Последний луч вдали скрывался,
Бледнели звезды в вышине.
В груди свет тихий разливался.
"Я помню все. Фарн вновь во мне."

11

И - верно, тень воспоминаний
Укрыла дух младой Сиэн;
Тепло живительных признаний
Лилось красою детских сцен.
В сравненьи с синей благодатью
Мерк в мыслях зов земных степей;
Летя, влилась она в объятья,
И сжег огонь гордыню в ней.
"О, любишь ли меня, родная?" -
Ксорано тихо ей шептал,
Желанный миг осознавая,
О коем двадцать лет мечтал;
Сиэн же, недопонимая,
Любовь то, иль прекрасный бред,
В ответ шептала, вся пылая:
"Люблю тебя - сомнений нет."
И незнакомые созвездья
Роняли свет на теплый луг,
И осыпал Ксорано лестью
Касания любимых рук,
И ива с синими ветвями
Ласкала нежно их как мать,
И опустился облаками
Туман на знойную кровать...
Все заблуждения уплыли
На крыльях света далеко,
Всю ночь в траве они любили
Друг друга нежно и легко.
Беззвучно ликовали луны,
Посеребрив поля водой,
И гимн звенящий пели струны
Единству венчанных Судьбой.

12

Одни в сиреневых просторах
Они сидели в ранний час,
Теряясь в тихих разговорах
И прелести любимых глаз.
Лик восходивший был прекрасен,
Пред ним раскалывалась мгла;
Ксорано молвил: "Фарн всевластен,
Он есть Судьба, что нас свела."
Они молчали, обнимаясь,
В искристо-синем шалаше.
Сиэн вздыхала, растворяясь
В бездонной любящей душе.
Как день настал, сказал Ксорано:
"Отныне будет здесь наш дом,
Средь травяного океана
С тобой мы вместе заживем.
Со всех краев святой планеты
Я кликну лучших мастеров,
И средь парящих волн из света
Он вырастет в тени холмов!
Отправимся же вместе в грады!.."
"Постой", - промолвила Сиэн -
"Я всей душою жду отрады,
Но одного прошу взамен.
В лесах сырой Земли остался
Рюкзак мой маленький лежать,
Он брошен мною оказался,
Не мог бы ты его достать?"
Ксорано хохотнул звеняще:
"Рюкзак! Пожалуй, не беда,
И что же ты в кавказской чаще
С собой носила в нем тогда?" -
"Да как сказать - мои пожитки,
Кристаллы, руны, зеркала,
И талисман на тонкой нитке -
Все то, чем в прошлом я жила." -
"Зачем тебе? Нет духам места
Там, где сияет Фарна власть -
Иль чернь проклятого протеста
В тебе опять разверзла пасть?!
Неужто все ж та жизнь милее
Тебе, красе родных полей?" -
Ксорано стал еще бледнее.
В тиши стал глас Сиэн ясней:
"Меня послушай ты, любимый.
Грешно мне сказывать о том,
Но, сквозь портал пройдя незримый,
Для духов стала я ключом.
Когда они со мной бежали
На Землю, их не стало здесь,
И на сиреневые дали,
Пока я там - им не забресть.
Лгать не могу я - прочны узы
Меж царством тварей тех и мной,
И силой нашего союза
Они проникли в мир святой..."
"Что?.." - взвыл Ксорано - "Как ты смела?!"
Сиэн воскликнула: "Прости!
Не ведала я, что умела
Чрез расстоянья их вести,
Тогда не знала я в помине,
Что мир иной на свете есть!
Но голоса я слышу ныне, -
Они, определенно, здесь..."
Вскричал неистово Ксорано:
"Так гнать их в шею, в сей же час!"
Но строг стал взор Сиэн нежданно:
"Ксорано, нет. Не в этот раз.
Росла с тобою я вначале,
Средь них продолжила свой путь, -
Они семьей мне верной стали,
Сживемся с ними как-нибудь!"
Ксорано молча отвернулся.
"Но милый! Так гласит судьба,
Нас перст ее благой коснулся,
Пред ней я, как и ты, слаба!
Я не способна отказаться
От сил, чьей частью стала я,
Прошу, не надо обижаться,
Ксорано, я люблю тебя!!!"
В одно мгновенье в мрак упали
Ее последние слова,
И то, что очи увидали,
Была пожухшая трава.

13

Был вечер. Желтыми огнями
Катились капли по листам.
Сиэн стояла под кустами,
Не веря собственным глазам.
Поляна, влагою покрыта,
На ней валяется рюкзак -
Земля... Растеряна, разбита,
Ведунья сжала длань в кулак.
Спужался! Кинул! О проклятье!
Пронзила грудь тупая боль,
Сиэн свилась в ее объятьи
И пала на гнилую смоль.
Зеницы брызнули ручьями,
И горы дикий вопль сотряс,
И разлетелся над лесами
Отчаянный мятежный глас.
О духи добрые земные,
Природы дикой благодать!
Дотоле коны их простые,
Что людям ввек их не понять!
Лик человеческой святыни
В лесу тотчас покроет мох, -
Лишь смех цена людской гордыне -
Гниет в кустах Всевышний Бог!
Ксорано, Фарна сын наивный!
Ты горд был, что рожден под ним,
Греха не ведал мир твой дивный,
И в нем ты нежно стал любим;
Твоей рукою должно было
Невинность в ведьме воскресить, -
Она с тобою позабыла
То, кем она мечтала быть!..
Она нашла себя в природе,
А ты дитя в ней разбудил
В святой степи, на дня исходе;
Потешился с ним - и убил.
Живешь в безгрешном упоеньи,
Таишься от земных утех,
Но веры в счастье убиенье -
Вот твой единый смертный грех!

14

В Сиэн, рыдавшей меж камнями,
Громадной силы шквал прошел,
Сверкнула яростно глазами
Колдунья, клича духов с дол.
Вся мощь, коей она лучилась,
В горах вернулась к ней вдвойне.
Безумным смехом закатилась
Она в мертвящей тишине.
Слетелись духи на поляну,
Сквозь шар в сознанье ворвались,
И непутевому Ксорано
Отмстить за друга поклялись.
В душе чернь адская пылала
Ценой за дьявольский обман,
И у воспрявшего начала
В запасе уж имелся план.
Едина духа окаянный
Пришелец не сумел изгнать,
Ведь он на случай нежеланный
В нем начал тихо обитать.
И молвила Сиэн, чтоб вечно
Пытал тот дух его нутро,
Чтоб помнил разум бессердечный
Где в жизни Фарн, а где - добро.
Утихли ночью бури злые,
Явился Солнца милый свет;
Лаская пики гор родные,
Он горя смыл последний след.
Рюкзак подняв, Сиэн сказала:
"Тебя пусть греет твой кумир,
А я начну судьбу сначала -
Не так уж грешен этот мир!"
И, не оглядываясь, дива
Покинула поляну ту;
Как прежде - статна, горделива,
Вновь крыла за верстой версту,
И вскоре средь людей явилась,
Чтоб изучать их странный быт,
И счастьем с ними позабылась,
Бессмертным счастьем - Фарн простит!

15

В глухой дали средь звезд небесных
Вопил Ксорано, что есть сил,
А в нем по воле братьев честных
Дух затаенно говорил:
"Что Фарн? Космическая туша -
Как Солнце, только горячей,
А ты весь полон этой чуши
О святости его лучей!
Что люди? Выброс эволюций
В долины крохотных планет,
Они, куда хотят, метутся,
И им предназначенья нет!
А грех? Ты поразмысли здраво,
И лишнего не нагнетай:
Твори что хочешь, только, право,
Другим сапог не подставляй!
Земные страсти не опасны,
Лишь бы свершалися любя;
Вселенная вся распрекрасна,
И ей нет дела до тебя!
За наших мстить-то мы умеем,
Я - плата за твой гнусный ход;
Ты мог быть редкостным злодеем,
Но, к счастью, просто идиот.
Пойми ты: в Фарне нет спасенья,
Не сыщешь вечный рай в звезде, -
Есть жизнь, и в жизни есть мученья -
От них не скроешься нигде.
Судьба - лишь холст; в нем есть границы,
Они нас держат по краям,
Но что на нем изобразится,
Решать лишь нам, и только нам!"
Ксорано криком заливался:
"Замолкни, убирайся, бес!!!"
Но сколько он бы ни метался,
Коварный голос не исчез.
Он продолжал: "Вам хорошо бы
Учиться беды различать:
Ты же на мир не держишь злобы,
Что не способен ты летать?
Не Фарн тебе дает напасти,
Не он огнем горит в тебе,
Лишь ты, и мир твой лишь отчасти,
Творишь подобное судьбе!
Непредсказуем перст природы,
И в храм ее глухи мольбы.
Судьба - исход ее свободы.
Нет воздаянья. Нет Судьбы!"
Так длилось действо то и после;
Никто не волен в мире знать,
В итоге духу удалось ли
Безумца перевоспитать.

16

Сквозь пепел стихшего пожара
Сквозит сиянье из глубин -
То Пустота, хранитель дара,
Несет послания судьбин.
И я нашла в ней миг молчанья
Страданий сердца моего,
Она - судьба, но не призванье,
Она есть всё - и ничего.
Вся мысль обратный путь находит, -
Все истины недалеки,
А боги, что на свет выводят,
В пути нам лишь проводники;
Здесь воздаянья роль играют
Лишь правосудье или месть.
Глупец о правде не узнает -
Ту тайну в книгах не прочесть...
О, как ничтожны наши пени
В громадах вековечных скал, -
Но меркнут каменные сени,
Когда вступает звезд хорал...
Под солнечным манящим светом
Земля нам предлагает всё,
Одно лишь трудно в мире этом -
Средь барахла забрать своё.
Вся правда - небо голубое;
Кавказу я - желанный гость.
Там от сыскания покоя
Мне отказаться удалось.
Вся правда - вечные просторы,
Несущие забвенья рай, -
Поныне в снах мне снятся горы,
Природе преданный Домбай.

2016