Старик

Глава 1
ВСТРЕЧА

Меж темных переулков неба,
И тусклых одиноких звезд,
В печальных отблесках от света,
И от людских селений в сотнях верст.
Стоит и дремлет возвышаясь,
Как исполин среди веков,
И ветвью облаков касаясь
Листву бросая над рекой.
Огромный дуб могучим древом обрамляет
Оттенки сумерек зимы,
И в холоде колючем остывает
Смотрящий прямо в бездну тьмы.

Склонившись в образе печали,
Над юной девою старик,
И робко меж седин пуская
Слезу на этот дивный лик.
Она спит сладко на его коленях,
Не зная злого страха тьмы,
И сон рисует красками на стенах
Любовь и лучшие мечты.
В тягучей дымке липкого тумана
Гнетущем омуте воды,
Ведущей к сущности обмана
И к очищению темноты.

СТАРИК:
Зачем?
Ведь ты спросил меня зачем
Я совершаю сей поступок
Есть термин верный – Побуждение,
Быть может он и верен вдохновенью,
Длиною он долей секунд,
Возможно равен.
-Что? Ты спросишь,
За что все так на этом свете?
Ответ содержится в вопросе,
Вопрос содержится в ответе,
И говорить о смене темы разговора
Быть может нам не суждено,
Ведь собственно оно,
И невозможно, лишь одно,
Нам уповать на развлеченье,
Осталось, как и на лечение,
Когда другое нам не взять,
Или не можем мы отнять,
У времени, что совершает бег
Неумолимо.
-Ты считаешь нет?
Я не согласен - дай ответ.
Тот самый, что содержится в вопросе.
Что ты спросил?
Ах да, зачем!
Зачем?

АНГЕЛ:

Старик! С умом совсем ты не в ладу.
Ты убиваешь дочь свою.


СТАРИК:

Мой светлый лучик, милый мой
Ну что, за что это со мной.
Безумный дикий, смерти аромат
Вдохнул, не знаю был я рад
И это запах услыхав,
Что так стихал и в тот момент,
Чего на самом деле нет.
Я ждал, терпел, что было сил,
Как обезумел этот мир.
                Мечтал ведь я лучшей доле,
Когда спасал от стольких рук,
Что жаждали ей смерти, желая прекратить,
сей сердца стук.
А ведь теперь весь мир – неволя.

АНГЕЛ:

Оставь все это и ступай,
Убийце нет дороги в рай!


СТАРИК:

Да я убивал,
Но смерти суть я не познал.
А что ты можешь предложить взамен,
Ты думаешь, как провести обмен.
А как же, ты пойдешь на все,
И даже то, что не твое,
Ведь этому учился с детства.
Что цель оправдывает средства?!

АНГЕЛ:

Ты даже не достоин говорить со мной,
Не говоря, уж я с тобой.
Что в этой жизни ты оставишь,
Когда и чем помянет свет,
И чем твое деяние станет,
Пожалуй ты и не узнаешь.
А хочешь дам тебе совет?

СТАРИК:

Ты говоришь мне – не достоин!
Ты чем достоин для меня.
И мысли и поступки все не стоят,
Ни малой капли бытия.
И не того, что сразу вспомнил,
Не то, что вдруг пришло на ум,
Не знаешь, ты ведь не исполнил
И то, что должен не вернул.
Крылом ты бьешь, не хочешь верить,
Я знаю кто ты, что ты ждешь.
Я много раз старался верить,
И помощь ждал от вас господ.
Господ крыла и неба,
Творцов добра, вина и хлеба.
Я знаю кто ты, что ты ждешь.

Сказать как трудно зерна сеять, что есть предательство и ложь,
А может знаешь, как вернуть надежду
Чья жизнь уже давно пуста,
А хочешь назовут тебя невеждой,
Когда ты правду им сказал.

 
АНГЕЛ:

И лики, блики, города,
Деревья, звезды и ветра.
Страдать и думать, и мечтать
Всем этим сразу можешь стать
Без промедленья, хочешь свет,
Промолви, что-нибудь в ответ.

СТАРИК:

Скорей всего хотел бы знать,
Что этим хочешь ты сказать.
Ты видишь старость или силу,
Ты веришь в слабость или в веру,
Не хочешь в шкуру эту влезть?
Не бойся, это ведь не месть,
Поставить место на свое,
Другого, а себе его
Взять смело, без упрека, ты.
А ведь не чувствуешь вины.

АНГЕЛ:

Ты упрекать меня спешил,
А видно дочь ты усыпил.
Захочешь сделать глупый шаг,
Ведь сам не чувствуешь отваг.
В своей дилемме губишь то,
За что бороться не готов.
Услышал ты в своей душе
Несправедливость. Веришь мне?

СТАРИК:

Несправедливость говоришь,
Не ведаешь, что ты творишь.
Не лучше выглядишь меня
Отняв, считая, что душа
Теперь твоя, навеки или вновь,
Считая, что это - любовь.
Ты делаешь свою работу,
И не пытайся выказать заботу.
О справедливости завел молву,
Отдай мне душу ты свою.
Ты топнул, нервничать решил,
Знай, ты меня не убедил.

АНГЕЛ:

Хочу понять тебя старик,
Так отчего ты так поник.
Чем жил, чем мерил ты свой век,
Ответь мне добрый человек.


СТАРИК:

Чтож тактику сменил подлец
Наверно мыслишь - он глупец!
Я обведу его в два счета.
Взмах, выпад, сделана работа!


АНГЕЛ:

Не хочешь ты меня понять
Придется мне теперь отнять,
Способность, что тебе дана.
Так будь твоя душа слепа!

СТАРИК:

За что, не вижу, что за бред.
Где всё, черно, не вижу след.
Не вижу я своей руки,
Ну где ты, где ты, хоть скажи.
Молчишь, не хочешь говорить
Хотел ты силой победить
И силу правотой воспел,
Слепым ведь больше я узрел.
Опять меня не убедил,
Озлобил, больше чем побил.


АНГЕЛ:

А ты старик совсем  упрям,
Но ничего не доказал,
Своим поступком – это грех,
Все ищешь в мире ты утех.
Мое внимание ты привлек,
Тем, что из жизни не извлек,
Хороший для себя пример,
И видно, что не свой размер,
Для ноши выбрать ты решил
И этим никого не удивил.


СТАРИК:

Грех говорить, но что за стыд
Карать всех тех, и что велит
Мой разум и мои мечты
Считаешь справедливым ты.
Брать то, что не принадлежит,
Как будто плохо то лежит.
Со злом борьбу ведешь легко,
А разве это не оно.
О добродетели ручьем журча,
Так быстро выливается вода.
Когда в тебе ей через край,
Так сильно ею не плескай.

АНГЕЛ:

Жаль в жизни ты не понял смысла,
Ей не велит одна лишь мысль.
Ты обвиняешь всех и вся,
Пустяк быть может для тебя.
Когда весною, что- то вдруг,
Как вырвавшись из крепких рук
Взрывает пышностью своей,
Цветущей радостью полей,
И расступаются снега,
И оживает вся земля.
Цветенье лета, жар весны,
И осень, холода зимы.
Скажи мне, разве не слышна,
В деяньях этих доброта?

СТАРИК:

Ты добротою полон весь,
Что и руками не обвесть.
Вся ширина и долгота,
Которой  верно нет конца.


АНГЕЛ:

По сути гордый скептицизм внутри возник,
Но путь твоих исканий не велик.

СТАРИК:

С какой же легкостью ты молвишь,
О добродетели, и что же есть порок,
С такой же, ты наверно помнишь,
Как в тело входит твой клинок.

АНГЕЛ:

Ну почему, таким словам не в пору
Все больше превращать нам в ссору,
Считать нельзя, вы уж поверьте,
Убийство не приравнивайте к смерти.
Огонь пылает, страсти вечны,
Как люди вы порой беспечны.


СТАРИК:

Ну неужели смерть не та,
Она от грязи так чиста?
Не чувствовать, не видеть боль,
Хорошую ты выбрал роль.
Как быстро к этому привык,
Открыл чуть больше мне свой лик.
Я видеть стал опять тебя.
Глазами – нет, внутри себя.


АНГЕЛ:

Во всех словах твоих слышна,
Лишь ненавистная строка.
Она страшна, она сильна.
Зачем тебе она нужна?

СТАРИК:

Как быть, когда ты знаешь то,
Что может знать не должен он.
Безумной выглядит мечта,
Если не понята она.
Путем исканий, трудных проб,
Ошибок и неверных слов,
Пытаясь вырвать нужный слог,
Среди дурных своих же снов,
Не понимая кто же смог,
Убить любимый твой цветок.

АНГЕЛ:

Узор запутанный тревог,
Возмездьем тщетным ты облёк.


СТАРИК:

Дорогу верности храня,
Взывая и к своей постыдной воли
И непростительно любя,
Ты подчиняешь ей не споря.
Но как изъеден твой острог,
Червями нежности, пророк
Ошибся, вот в чем суть.
За грубость слов не обессудь.

АНГЕЛ:

Поверил ты другим словам,
Тем, что тебе сейчас дороже,
Порочно трепетным сердцам,
Твоей обиде, что так схожи.
Ты споришь вовсе не со мной,
А убеждаешь лишь себя,
Что истина обиды той-
Права, права, права, права!

СТАРИК:

Восстановление - всей этой трудности полет,
И откровение - труды и легкости невзгод.
Творение - не выцветшие краски сна,
Мгновение- желание встретить утро дня.


АНГЕЛ:

Опять о трудностях своих
Ты бесконечно говорил.
Простил? Забыл? Но вспомнил,
Снова полюбил свою никчемность.

СТАРИК:

Унизить хочешь ты порой.
Довольно мне показов страсти,
Души твоей, что без пристрасти
Стараясь выйти с правотой,
Порочит истине слепой.
И думать, что этот спор,
Что завязался между створ,
Твоей, моей судьбы, её.
Он правду принесет? Вранье!
Нас не рассудит ни за что.
Ни бог, ни дьявол и никто.





Глава 2
ДЕМОН



СТАРИК:

Кто это! Что это за звон?


АНГЕЛ:

Демон! Это он.


СТАРИК:

Что за напасть!

АНГЕЛ:

Ему б обратно в ад упасть.

ДЕМОН:

Эй, море тысяч рук
Сжимает ночь в кулаки.
Эй, небо сотен мук,
Рождает боль, вопреки,
Усилиям многих ветров,
И сотням тысяч миров,
И молит в вере и молчит,
Стараясь боли стерпеть,
А может петь,
А может выть.
Желает, но не успеть
Отмерить.
Ждать иль верить.
Верить?


СТАРИК:

Не верю в ваши откровенья,
В глаза вы смотрите как звери.


ДЕМОН:

Тени, тени, море тени.
Лишь тени видят вопреки,
Все то, что мы хотели скрыть.
Мечтают солнцу рассказать,
Но вынуждены промолчать.
Так спрятаны они навеки,
Что не открыты будут веки.

АНГЕЛ:

Ты вездесущий ветер тьмы и смерти
Несешь одни дурные вести.
В глазах твоих я вижу боль,
Соль разъедает раны мести
Цвет твой всегда черней чем смоль,
И от присутствия уволь.


СТАРИК:

Он не покинет этот суд.
Останься не сочти за труд.

АНГЕЛ:

Он поразвлечься к нам пришел,
Сажаешь ты его за стол.


ДЕМОН: (Ангелу)

За рукоятку взяв меча
Ты лезвие опустишь в воду,
Стараясь верно вызвать моду
Не видя истины природу.
Ты хочешь истиною стать,
И заковать ее в печать,
Начать, мечтать, опять сорвать.
Считаешь верно, всех похвал
На свете этом повидал?
Возьми, отрежь кусок сукна,
Сшей платье, сделай рукава,
Старайся не жалея сил,
Вложи все то, что заслужил,
Как ты считаешь для себя,
Придай окраску, все слова,
Какие дал себе, скажи,
Все аккуратно уложи,
Скинь с неба и отдай тому,
Кто не поведает в молву.
А тихо скажет про себя:
«Быть может это для меня?»,
Но не возьмет себе, придаст
Немного красоты своей, отдаст
Тому, кто боле заслужил,
Как он считает, кто прожил
Ту жизнь, достойней тех наград,
 Кто будет больше чем он рад,
Подарку твоему,
Кто не поведает в молву,
А тихо скажет про себя:
«Быть может это для меня?».


АНГЕЛ:

В тебе все каждую минуту
Горит огонь, что сеет смуту.
Хотел быть может ты забыть,
Но всеж не в силах усыпить,
Свою обиду от паденья,
Она не терпит примиренья.


ДЕМОН:

Опять ушел ты от ответа,
И сотни лет проделываешь это.
И падают цветы как слезы.
Не может быть?!
Смываешь пыль, как грёзы
Смахнув с лица улыбки в вечную печаль.

СТАРИК:

Соперники!
Ну, хватит бушевать впустую,
Проекций лишних нет,
Я расскажу историю простую,
Где каждый вновь меня предаст,
В какую меру?
Узнает каждый сам из вас.

Какой тот был прекрасный день
Цвела несносная сирень.
Нет, все было не так.
Конечно,
Верно, день иссяк.
Волнуясь, поступью своей,
Крадущейся из тени в тень, как мумия, так он устал,
Но все ж идти не перестал.
Шел верно и не человек
Стараясь не задеть меня,
Он повернулся, как змея,
И снова через несколько шагов
Пошел неся свой груз оков, все также еле волоча, как будто тонна в нем была.
Меня потряс тогда то миг,
И устремился я за ним, но не увидел ничего и сник.
Как переменчив был то миг.
Все изменяется бушует, но пусть,
Вас это не волнует, меня берет тоска
И грусть, ведь старость это жуткий груз.
Услышал лишь, запомнив это я на век,
«звук молодости- старости рассвет,
Основ ее, немой мой собеседник».

Волнуясь сам, тревожишь многих
Выпрыгивая из воды, вновь опускаешься ты в воду,
Не замечая, как теряешь всю свободу,
Как много значит для убогих
К себе внимание привлечь,
Тем кто не знает, не изречь.
Ведомый странствием таким
Я порывался без оглядки,
Бежать во все грядущие порядки.
Понять, зачем? Как может быть?
Такую жизнь благословить.
Я молод был, что мне такое было жить.
Мечтая о безумной славе,
Стремясь весь мир я покорить,
Не обращать свое вниманье,
Страданья все искоренить,
Случайных избегал потерь,
Не верил я словам « Не верь!».

Бежать по лужам, брызг не видя
Играя в детские мечты,
Уходят дни.
Стон мчавшейся тогда надежды,
Что души наши все же вечны,
Не  отомщенной в детстве, нежной
Обиды, вечная теперь печаль.
Срывая с гор ветра,
В манящие долины страха, что опустошали города.
Ко мне врывались. Наивная душа,
Она не знала, как не знают много
Пытавшихся пройти людей, как
Караван не верно шедших на поклон,
к успеху дней.
Верна ли истина, которой отдавались годы?
Сквозящие весной все прелести природы
Я не оспариваю путь других,
Не останавливаю их.
Они пытались тоже жить.
Но время, быть без компромисса,
Толкало новый свет идей.
Их проливая, снова, снова лей,
Бей запоздалые унынья,
Стекло раскаяния тоже бей,
Пусть разлетаются осколки,
Чем дальше, больше веселей.
Ломать других, пустые их сосуды,
Без жалости,
Как в шторме гибнут люди,
Но…
Безумные не возвращались,
Они все дальше уходили и терялись,
А мысли снова все спешили,
Неумолимо, становились не выносимы.
Трогательные,  все  гнавшие подальше от себя
Мысли о старости и вновь неверного пути,
Считавшие, что можно вновь потом пройти,
Мне больше и не вспоминались,
Те, что всегда не возвращались.

Талант скорбя, скрипел зубами,
Надежду так сковав руками,
Душа ее сильней чем мог,
Но улучшая вновь и вновь,
Стихая и цепляясь снова,
Ворча и фыркая от злобы,
Рыдая в радости своей,
Теперь,
Когда не слыша вздохов,
И с чёрною судьбой как копоть,
Я двигал дальше этих дней,
Теряя по клочку от сердца.
На каждый случай дерзких передряг.
И больше идолам не веря,
Не поднимая гордый флаг.
Опустошенность дикая тянула вниз,
Как  капля тихая, такая легкая
От мелкого дождя,
Но все же падала она.

Молчаньем одаренный, смотрящий вдаль,
С вершины, где ветра доносят стоны,
С ним обращенные в печаль.
Звук прячет глубоко в астрал.


ДЕМОН:

Что в множестве всех этих горестей нашел.
И почему так глубоко зашел,
Как близко может покаяние
Стоять с упорным противостоянием,
Минуя радость и веселый смех?


СТАРИК:

Меча чистейшее лицо,
Жизни унесшее слепое полотно,
Зеркальным светит отражением,
Так легко,
Лишь потому, что- то несущая жизни  творение,
К каждой клетке существа,
Смывается без сожаления,
Уже как смерти проявление.

АНГЕЛ:

Как холодны людские души.


СТАРИК:

Холодны каменные стены,
Восторгом не пройти преграды смело,
Как птицы пролетая, трели
Их больше не слышны, и не сумеют
Воды стеклянные мосты, преодолеть и обойти.


АНГЕЛ:

Жестокость отнюдь не родилась бесследно,
Так бледно выглядят твои слова,
Не пропуская, обвивают снова
Инстинкты сохранения самого себя.


СТАРИК:

Жизнь колесом бежит, но не становится круглее,
 Как ограниченно стремление,
Понять все переливы снов и слов.
Уныло плачет тусклый лёд,
В палитре света семь цветов,
А в музыке беспечной лишь семь нот, весьма простое понимание.
Нас обрекает в состояние,
Уж очень легкого смирения,
Весьма простого управления
Сознаньем большинства людей,
А вы при этом взяли в руки козырей,
И шулерами всех мастей себя почувствовать решили
И возомнили карточной игрой,
Борьбу за души,
Поделили,
Всех нас,
И счастливы сейчас.


ДЕМОН:

Грозой моря не успокоить!

АНГЕЛ:

Необходимо что-то строить
И за собою повести.

СТАРИК:

Как мальчик с флейтою живой,
На смерть ведущий за собой.
Чтоб верно шествовать всегда,
Необходимо знать куда.


АНГЕЛ:

Ворчать, не видя скуки взора,
Не понимая твоего,
Свирепствовать без слез укора.

ДЕМОН:

Стоять над пропастью, мечтая,
Быть выше видимых вершин.
Пустое. Вниз смотреть стараясь,
Увидеть города, что меньше ушка игл.
Причина всех твоих причин.
Еще хочу сказать я для сравнения,
И описать свое я мнение.
Ущербом неистовым всадник пронзенный,
Стрелою бесчинствующей, страхом объят.
Смотрит и не желает понять.
Нехваткою воздуха обезображен,
Стоящий на горной вершине глупец.
Уйти его не пускает отвага,
Взлететь его близкий конец.


СТАРИК:

Я не могу сказать и мыслей
Выразить своих.

АНГЕЛ:

Без слов пустые твои мысли,
Без мысли все дела твои пусты.



ДЕМОН:

Ресница к реснице,
Нити тянут вниз,
И падая рвутся, ступая с карниза.
Свобода неба не знакома,
Как чувство страсти невесомо,
Дыханьем отстраняет
Непонимание  свое,
Но никогда не забывая,
Их незаслуженных шагов.

СТАРИК:

Пытаясь скрыться, но вырывается взрыв
Грохочущий топот безудержных брызг.
Сжимается и раскрывается вновь,
Пламя в груди.
Печет, холодеет и льдом покрывается кровь,
Не пустит уйти.
Опутали тело стальные жерди.
Не вынести - это страх смерти.


Глава 3
ВОРОН


СТАРИК:

Кто бьет крылами, сотрясая
Шелестом листьев, вздох стоном обрастает.

ДЕМОН:

Старая, злая, холодная пустота.
И леденящая богиня, смерть сама.

СТАРИК:

Я не желаю слышать имя.

АНГЕЛ:

Как время не терпит и ненавидит часы,
Вода не желает томиться в сосудах,
Как воздух движения ждет,
И мучает жажда и
Голод старательно жжет.
Так пристальный взгляд ее
Сверлит горячую плоть, ожидая
Сомнению помочь.


СТАРИК:

Я не желаю!
Прочь грязная, мокрая птица
С собой забирай свои миллионные лица.

ДЕМОН:

Свет солнца может быть главное,
Не думай об одном своем тленном,
Ведь он обжигает сердце вселенной.


ВОРОН ( олицетворение смерти):

Скуки не попросишь у друга,
У скрипки прекрасного звука.
Старанием одним без конца,
Не высечь яркого огня.
Друг милый вновь тебя предаст,
Удача руки не подаст.

СТАРИК:

Я не желаю сна,
Ждет узник своего до утра,
Я не желаю знать,
Но птица бьется о прутья стыда опять.
Я не желаю зла, но страх остёр,
Потухший на руках пылающий костер.

ДЕМОН:

Ты делаешь недосягаемое ложным,
Хоть что-то но самим возможно.
Стихает и солнца свет, и тени ходят знаками,
Тускнеют краски,
И становится все одинаковым.


ВОРОН:

Не бойся страха своего,
Одно,
Скажу, что в скромной обители рожденный,
Мог ли подумать обреченный,
Путь предначертанный пройти,
Не изменив его уйти.
Пусть будет день еще один.
Даю я время для тебя,
Мы ждем ответов для себя.



АНГЕЛ:

Где б ни был ты, сейчас или тогда,
Собрал нас в час сей неспроста,
Здесь свет и тьма,
И смерть сама,
Она ждет нас и бьет крылами,
И тьма растет пронзая тело,
Гордыня грешная - родственница гнева,
И Зевса сводная сестра.
Мы силимся понять тебя,
Так расскажи нам о себе старик сполна.


Глава 4
ПУТЕШЕСТВИЕ


СТАРИК:
Я странником в рассказе буду,
Что пересилил все что будет.

Один день как вся жизнь,
Он трепетно мерцает и горит,
Он падает, бурлит, сбиваясь, спотыкаясь,
И молится и ждет устало,
История смешала, все в часы,
В минуты ожиданья. Весы
Меняя чаши ритмом танца.
Быстрей, быстрей роняет слезы, запоздалый, запоздалый дождь.
И сотни рук берут, кладут, друг друга поднимают.
И множество шагов бегут по лестнице, стихают.
Затем же множеством дверей.
Я расскажу судьбы своей страницы.
Начну с момента путешествия,
Когда знакомые мне лица, бездействовали.
От бедности не знал другого хода,
И начал подготовку я похода.
Похода в море, к лучшей доле.
К другой земле парящей страстью,
Стремился к ней, события минувших дней
Покоя не дают и
Оставляют на снегу
Следы, что цвета черных туч.
А грозовой туман, держащий
Хваткой пастью,
Дышать так трудно, что смотрящий
Свисает с мачты
Рвет паруса, и тащит ветер
В пучину, темную из метел.
Корабль рвался, и рвалась душа.
В движенье, я в пути, я к лучшей доле
Мчался, разрезая волны и продав всё.
Бежал от грязи и предательства друзей,
Холодных их очей,
Не видя, я был рад.
Не сожалел нисколько.
Потеряв общение,
Не ощущал я угрызения.

А звуки шторма приближались.
Холодный ветер бил в лицо,
От молнии сердца сжимались,
И даже у бывалых моряков.
Отряды крыс сгрызают шкуру
Смотрящую когда-то хмуро,
В каюте капитана  тигром со стены.
Бросают в море груз
Спасаясь, удержать пытаясь,
На плаву корабль.
Матросов сбрасывали волны,
Их крики слышатся так скромно,
За грохотом грозы.
Так тихо в трюме стонут дети
И охают, попавши в сети,
Закутавшись, рвут их уставшие ножи.
В оцепеневших позах,
Держась за мачты,
Засыпают моряки.
Так плыли к лучшей жизни,
Те, кто не мог найти причал.
Художник их судьбы молчал,
Не вытирая кисти,
Продолжал.


КАПИТАН:

Умирая, рождается снова,
Потому что не знаем другого,
Утопаем не в водах возмездья,
А в собственной бездне.

МАТРОСЫ:

Капитан ты отважен, но черств
И от собственной похвалы,
Ты прошел не мало миль и верст,
Но боялся своей судьбы.
Пусть пучина тебя унесет,
Чтоб не видеть стон муки твоей.
Не помянем тебя.
Черт с тобой.
Будь герой.

КАПИТАН:

Бездельники матросы
Я вздёрну вас на реях,
Невежественным псам морским,
Скормлю не сожалея.


СТРАННИК:

Мне грезилось, и сквозь туман,
Являлись мне видения:
Мельканье лиц до головокружения;
Четыре смертных короля,
Лежат упавши ниц и молятся бесцельно,
Пытаясь продлить жизнь.
Построенный им дом судьбы,
Сметается дотла,
Одним движением ветерка.

Очнулся. Спала пелена.
Удар волны и снова все пропало,
И сердце видеть перестало,
И перестало понимать.
Сознание смог я потерять,
И тени удалось меня обнять.

Я жив!
Такое ощущенье, что вечность
Промелькнула с этой тенью.
Так больно, что свело все тело
И как ребенок неумело
Пытался я подняться, вновь и вновь.
Вдруг обнаружив, что на суше,
На землю опираюсь вновь, на твердь.
А где же шторм?
А был ли он? Ответь.

Но кто мне мог ответить,
Лишь только пролетавший кречет.
Среди обломков находил лишь мертвых,
Куски снастей, отломки мачты.
Метался я с конца в конец,
Пытаясь отыскать людей.
Но тщетны все мои мечты.
«- ты весточку пришли гонец
Хоть стон, хоть всхлип.»
Я крепко влип.
Заходит солнце.
Без сил упал, зарывшись в кучу листьев.
Но спать нет сил,
Нет сил и не смыкать глаза.
Так в полудреме я слушал сердца своего мелодию,
Стук страха и оцепенения.
Блеск моря от лучей ночи светила.
Зарделось и в душе моей,
Мне снилось, что я дома и так мило,
В своей кровати сладко спать.

Очнувшись от морозных брызг
Я понимать стал, где я был.
И новый начался виток.
Песок.
Песок, везде и всюду,
В руках, во рту, глазах.
И до изнеможения доводит. Идти уже нет сил.
Я падаю в сердцах.
Не нахожу вновь силы для движения, ноги сводит.
Ждать остается, судорога сходит. И вот,
Подняться нужно вновь, земля уж из-под ног уходит.
Куда не кинь свой взор, везде проклятый желтый изверг,
Раскинул свой покров.
Нет ни еды, воды, уже засохли губы.
От жары горит лицо и руки, порван мой кафтан.
И не спасает смотанный на голове тюрбан.
Отчаявшись, упал от камня в небольшую тень,
И скорчившись, так пролежал весь день.
Старался двигаться ночами, вода уже сходила
К днищу фляги.
Отчаялся совсем найти я кров.
Лишь ночи под спасительный покров нырнуть,
Уснуть немного, и начать вновь путь.
Дорога, ужасом, кошмаром, мне явилась
К поиску людей и крова.
Пекущим острым жалом разит мне ежечасно, снова.
Тащился, ноги волоча, так суток несколько
Пытаясь, лишь определится в нужном направленье.
В прямом был смысле доведен я до кипения,
Но к счастью был стараньем я вознагражден.
К исходу пятых суток, пробил срок моим
Скитаньям. Птиц стая, запах, воздуха поток,
Так нужный вздох, мне указали направление.
Мощеная дорога вдруг коснулась моих ног.
Лишь так стоял я в исступлении.
А дальше я уже не помню ничего.
Лишь по рассказу знаю, что подобран,
Был обозом, проезжавшим к городскому поселению.
Наверно я выглядел тогда лишь тенью,
Вместо самого себя.

Брюзжание старых и умалишенных,
Звон бьющейся посуды, треск скамьи,
И пьянство нищеты, и крик толпы взбешенной.
Вот что увидел я очнувшись,
Идя, не видя ничего, упал споткнувшись о порог,
Уже не сотен – тысячи дорог-
- то славный город «Аттарог».
Ну если быть точнее пригород его,
Его порог.




 Глава 5
АТТАРОГ


Я долго бороздил как полупьяный истощением
По узким улочкам из грязи и видений.
О как же мне хотелось есть и к сожаленью,
Таких же нищих там ни счесть.
Ужель я к этому стремился, желая лучшей жизни,
Торопился, увидеть эту нищету.
Боюсь, себя я прокляну за это наважденье.
Чрез время позавидовал погибшим,
Тем, кто не выжил в страшной буре,
Кто безмятежен как полеты фурий
Держась за ветер отдыхают, жмурясь от солнечный лучей.
Кто жив в воспоминаниях прошлых дней моих.
Но все же боги, услышали мольбы,
И ноги уткнувшись в старенький порог судьбы.
Ведь дальше я идти не мог,
Нашел приют я в странном доме,
Где принято ловить на слове.
Здесь было много порошков и склянок,
Полки забиты сотней банок,
Здесь травы, камни и коренья,
Все ждут от старца вдохновенья.


Дом лекаря Аватты был сей приют.
Не многие себя найдут,
В деле спасения.
Болезней и недугов излечения,
От хирургии до ядолечения.
Здесь был и кров, и пища и для тела и мозгов.
Так долгих дней и месяцев подряд
Учился в подмастерьях.
Я познавал науки взгляд в судьбу и проведенье.

ЛЕКАРЬ ( Аватта):

-«Тащи скорее свои ноги
Пока не вырвал без тревоги.
Да не забудь отвар корней,
И делай это побыстрей.

Смешай мне лучше порошки,
Все сделай как тебя учил,
А то оставлю без похлебки и
Спать ты будешь возле лодки,
И в дом тебя я не пущу.
Ну, полно я же ведь шучу.»

С терпением и в непосильных муках
Мне познавать сию науку,
День ото дня,
От  ночи к ночи,
Я делал все что было мочи.
Бить камни и толочь их в порошки,
Варить куриные мозги,
Часами собирать траву и листья,
Коренья и конечно свои мысли.
Понять, как действует материя, когда
В неё вливают зелье.
И яды и лекарства, от исцеления до коварства,
От нового рождения к лютой смерти,
От облаков до самой земной тверди.


СТРАННИК:

Отвергнув свежий воздух, блеск солнца золотой,
Не слыша шороха листвы
И ветра голос ледяной,
Наевшись запаха подвала,
И снадобий которых здесь не мало,
С трудом я заставлял себя понять
Зачем так следует страдать.
Почти не покидая этот дом
Так занят был наукой исцеления,
Днем я готовил порошки и зелья,
Ночами постигал нелегкие учения.
Прекрасный и безумный старец, ставший как отец.
Он подарил такой пример.
Десятки, даже сотни старых книг,
В которых и не усомниться ни на миг,
Ни неуч пьяница, ни вор, ни дальних стран бродяга,
И даже самый жуткий скряга,
Все это позволял мне мой учитель и мудрец.
Используя древнейшие рецепты,
Запоминал довольно цепко.
Я смешивал, толочь пытался,
Сжигал и разводил и удивлялся,
Что чудодейственно и быстро исцеляло,
Что вдруг почти мгновенно убивало.
Среди всей этой тяготы и мглы
Был путь подобный озарению,
Минуты трудные он подвергал свечению
И прогонял напасти тьмы.
Тем светом озарявшим путь всем кораблям,
Красивей всех цветов и их милее,
Была прекрасная  Аттэя.
Ее глаза, уста и руки,
Пленили и вплетали в муки,
Муки любви и пылкой страсти,
Прекрасней не было напасти.
Мечтать и думать лишь о ней
На фоне грустных, скорбных дней.

Жила напротив улицы моей, прекрасная Аттэя
И дочь у ней была не менее прекрасная -Тэнея
Хорошенькая девочка, что с ангельским лицом,
Воспитана была, но и могла задеть словцом.
Мы с ней дружили и играли,
И в общем то друзьями стали.
И сквозь свои ночей и дней мучения,
Я все же с ними  поддерживал общение.
Аттея скромно принимала,
Всю нашу дружбу и не лгала.

Но больше время проводил,
С довольно милым пареньком
С соседнего селения.
Все новости он знал, все сплетни, мифы и сказания.
Был весел и остер без лени,
Пылал как огненный костер.
Мог рассказать он что угодно
Смешных историй да и грустных целый воз.
Так сидя вечерком, болтали  мы обычно ни о чем у звезд.
Порой не замечали даже как темнело,
Или пока нас теплый ливень не погнал домой не смело.

"Ларесий"- то ли имя, то ли прозвище то было,
Не знаю, но оно к нему пристыло,
И всем понятно сразу становилось,
О ком идет сейчас молва.
Кто сразу улыбался,  кто махал рукой тогда.
Но все сходились лишь в одном.
Он точно был весельчаком.
Немного яркого безумства,
Еще немного безрассудства
И бега по холмам и весям,
И в этом есть и весь Ларесий.


Глава 6
ИСТОРИЯ АВАТТЫ


СТРАННИК:

Но больше я любил послушать,
И непременно же послушно,
Истории Аватты,
Они мне были очень сладки.

-Твои люблю истории, сказанья
О мире этом созерцания.
Так мало знаю я об этой части света,
Пролей мне свет на это.
Хочу, чтоб рассказал ты мне о том,
Как все пришло к тому, что здесь имеем мы в виду.
Как все сложилось в то, что все мы лицезреем.
Богатство, роскошь, нищету,
Разруху, бедность и войну.

Рассказывал он страстно,
Аж, дней так несколько подряд,
По вечерам мы собирались,
Я слушал голову прижав,
К траве, и глядя на закат,
Рассказом этим наслаждался.

Он, гордо голову задрав,
Я тоже,
Звездам удивлялись.

АВАТТА:

-История сложна, от этого поистине трудна.
Здесь много домыслов и слухов, от людей и духов,
Но правды здесь не меньше, ты поверь.

В период, лет так, сколько- то назад,
Шли войны, шел на брата брат,
И не было пути назад, и выхода из этой тени.
Народы разрывали столкновения.
Делили все, делили всех, гнилую участь и успех,
И мелкие селения и деревни,
В них умирали все от знати и до черни.
И в эти распри были все погружены,
Не видели людей среди войны.

Вражде великих двух народов,
Отважных Аттов и зажиточных Ларогов,
К тем временам уж было сотни лет,
И каждый дал себе завет-
Не отступать и не сдаваться,
И до последней капли крови драться,
Чтоб отстоять свои права,
Чтоб править здесь, сейчас, всегда.

Конечно, были перемирия,
Конечно, пили и мирились,
Конечно, надирались всласть,
Конечно, начинали воевать.

Все это действо так тянулось бы и годы,
Но если б не приход новой невзгоды.
Тянулась страшная печаль
Чернее тех, что смотрят вдаль,
Мрачнее тучи, и огня быстрее,
Острей клинка и снежной бури злее,
К нам подбирались - "Урекели".
Страшнее я не видел и не видел злее.

От северных болот, из вымерших земель,
Тянулся этот лютый зверь.
Гонцы бежали и неслись,
Чтобы смогли успеть спастись
И женщины и дети, и старики,
Ну, вообщем все кто смог идти.

Земля горела и деревни,
Деревья, лошади и фермы.
Они стояли и смотрели
Лютые, злые "Урекели".

Насиловали, жгли и рвали плоть,
Звериной волчьей пастью,
Люди дрались, стирая руки в кровь,
С этою страшной ратью.
Но продолжали побеждать,
И продолжали убивать,
И неустанно в клочья рвать
Захватывали силой власть.

Не видел я страшнее и не видел злее,
Чем эти и уже не люди и уже наверно звери.

Их варварские крики и ржавые клинки,
Вгрызались в землю предков, как острые клыки.
Теряли своих братьев, теряли сыновей,
Не видели отцов своих, не видели мужей
И не могли поверить, что все это не сны,
Огонь пылает вдоль всей этой выжженной земли,
И пепел этой огненной земли,
Мешал нам продолжать идти.
Напротив солнца и луны, 
Стремились к югу колесницы,
Тащили скорбный скарб и роскошь,
Вместе и уже без лоска,
Карета и ветшалая повозка.

И в этом адском клокотании,
Не слыша ни людских стенаний,
Ни криков их, ни их терзаний,
Правители великих двух народов,
Не шли на перемирие свободы.

Тянули одеяло друг на друга,
Не понимая ни порочность круга,
Не видя ситуации нелепость,
И не осознавая, что исчезнуть,
Весь мир погаснуть в одночасье
От напирающей напасти,
Под их ногами от чернеющей невзгоды может,
И не увидят никогда свободы,
Ни их родные, ни друзья, и не враги,
От их все распирающей гордыни.

Старик безумный, слабоумный Краттоп,
Правитель всех отважных Аттов,
Теряющий рассудок,
Бросил войска так безрассудно,
Теряя все позиции свои,
Не понимая, что враги есть и внутри.
Внутри его отважного народа,
Предатели, лжецы,
Обманщики, уроды от своего рода.

Надменные решения невежды королевской крови,
В угоду лицемерию все утопают в крови.
От нежелания взглянуть в глаза народу,
Солдаты погибали самолюбию в угоду.

Кругом беспомощность и смерть,
В борьбе уже никто не видел толка.
Никто не знал, как вырваться из пасти волка.
И Атты отступали и Лароги,
Заполнены бегущими дороги.
В глазах и страх и слезы и печаль,
Все мчалось в грозовую даль.
Сверкали молнии, дождь бил по телу и в лицо,
Все вымокли, в грязь уходили по колено,
Повозки падали, ломалось колесо,
Вновь поднимали все умело,
Несли пожитки, пряча обгорелое лицо.
Тащились медленно, немного отдыхая,
Терпели и от боли задыхаясь,
Тянулись, вереницей утыкаясь,
Под горизонт безумных снов,
С тяжелой участью оков.

На фоне смерти, грязи и болезней,
Это звучало арфы струн чудесней,
Как сладкий мед и терпкое вино,
Приятно стало и тепло,

Когда гонец принес нам вести:
-"На дальних рубежах мы положили их под двести,
Под двести тысяч, армию мы положили,
Там в третий раз уж победили!"

Вот это было ликование,
И как рукой сняло страдание.
Воспрял народ услышав благостную весть.
И все хотели знать кто командир их, кто он есть?

И вот однажды на одном из рубежей,
Где ожидалась битва,
Промчался гомон, шепот, гул и ожидание на лицах.
Он, этот славный воин от великих Аттов
И их не признанный вожак,
Он должен был здесь появиться
И бой дать, свой решающий отпор врагам.

И расступались рыцари и воины и люд,
Он ехал медленно и с грустью восседая,
На белом жеребце своем и вдаль смотрел устало,
Как будто видел все со стороны взирая,
Орлом парящим окружая все вокруг.

Это был настоящий командир,
От бога он, не превзойденный полководец,
Он не боялся видеть мир
Таким, каков по сути был.
Войти готов во льды вершин
И в адский огненный колодец.

Итог той битвы был таков,
Аттон командовал как бог,
И лучниками и кавалерией,
Пехотой, стражей, артиллерией.
Летела конница и билась в кровь пехота,
Стреляли лучники из рвов,
Кололи пиками до рвоты
Безжалостно, остервенело. И покой. Все замерло.
Закончен бой и тишина звенела,
Над  трупами вороний рой.
Неспешно складывали тело,
Крестьяне и везли домой.
Победа. Но ни радости ни скорби.
Стоял Аттон и взгляд его прискорбный
И ужас и уныние вызывал,
Толи к богам сейчас взывал,
Толи судьбу он обзывал
Злодейка обошлась, что с этими войсками,
Что полегли и устали не знали.
Меч окровавленный держал,
Что дерзких головы срывал
И отделял от плоти тела.
И на него толпа глядела,
Все ждали, что он будет делать.
Меч вытер, взмыл над головой
И в этот миг толпа взревела
И ревом диким этот стон,
И крик и возгласы летели
Через поля, озера, реки.
Все, пали недочеловеки!
Ни шанса не оставил им Аттон.

Меж тем не все хотели ликования,
Всеобщая любовь людская,
Так прочила ему признанье,
Что вызывала и нелепый гнев,
И зависти мученье и стинания, и гнев богов с небес.

Гневился, ненависти полон
Успехам полководца своего
Безумный, слабоумный Краттоп,
Правитель всех отважных Аттов,
Боявшись место за свое,
Боялся он людской толпы
Поскольку был всегда жесток,
Не видел он людской любви,
Лишь ненависти рос росток.

Напротив же Аттону она рукоплескала,
Любовь людская нарастала,
И всех надежда обуяла,
Что близится конец войне.
И блеск в глазах,
И страсть накала,
Все это страстно предрекало,
Конец безумию и тьме.

Но враг жестокий не дремал и силу набирал усердней,
Бой близился последний.
Все силы брошены борьбе,
Как стаи коршунов летели
Все уничтожить, предать тьме,
Злые, жестокие Урекели.
И лишь огни пылали, и мелькали  тени,
Где полчища сомкнуть ряды хотели
Над городом, столицею земли.
Земли и Аттов и Ларогов.
Стояли прямо у порога,
Где два народа рождены.
У стен святого Аттарога.

Безумный, слабоумный Краттоп,
Правитель всех отважных Аттов,
Он в заговор решил вступить,
Аттона захотел убить.
Мстить за любовь простых людей,
Гонимый подлостью своей.

И был еще страшнее зверь,
Вот в это ты уж мне поверь.
И умный и коварный, и опытный убийца.
Он был, что человек в ста лицах
И правит он сейчас столицей.

Кто истину сломал, разбив о камни принуждений,
Поправ надежду и лишив стремлений,
На страхе смерти он построил трон,
Вождь от Ларогов, царь племен- Кларон.

Легко и с радостью пошел на сговор он.
Решили так при тайной встрече,
Что будет очень хмурый вечер,
И яд подсыпят, и дадут Аттону
И тихо, что не будет даже стона,
И не поймет никто и даже мудрецы.
Избавят их от лидера жрецы,
Которые молится будут о победе
И яд дадут Аттону в святом месте.

На том и порешили.
Беседу кровью закрепили,
Союз их тайный явью чтоб не стал,
Верховный жрец печать заколдовал.

И в судный день, пред самой битвой,
Верховный жрец, что призывал богов к победе,
Исполнил волю, словно острой бритвой,
Подлил отраву он при лунном свете.

Был страшный клич, и была битва,
Что многих унесла с собой,
Кто рвался в бой, кому нужней молитва,
Вел войско за собой Аттон.

Мы разрывали полчища и разбивая в кровь,
Вбивали в землю, в травяной покров,
Врагов, нещадно добивали.
Мы побеждали, побеждали!

Дрались как звери, и Атты и Лароги, все терпели,
Страшный натиск злобных Урекели.
« - Держать всем строй, сомкнуть ряды,
И чтобы дрогнуть не могли.»
Кричал им полководец, поднимая дух,
А сам стоял уже не поднимая рук.
Не понимая в чем же дело,
Не слушалось усилий тело.

Когда все кончилось и смолк последний крик,
Взмахнул мечом Аттон и рухнул вниз.

СТРАННИК:
-Он умер?


АВАТТА:

- Умер.

АВАТТА:
- Вот так закончился его триумф,
И покидая тело дух,
Орлом кружил над полем боя,
Не зная устали, покоя,
Он видел скорбь людей и искренние слёзы,
Негодование и разрушенные грёзы.

СТРАННИК:
- И что же было дальше?

АВАТТА:
- А дальше все смешалось,
Как подлецами ожидалось,
Успех победы быстро сменил скорбь,
Все плакали и ликовали,
Ведь чувства их перемешали.
И растворились два в одном,
И слезы радости и грустные печали.
Они друг другу не мешали,
Лишь прятались одно в другом.


СТРАННИК:
- Понял ли кто- нибудь сей замысел коварный,
Всех этих лицемеров, колдунов,
Что воин, лидер их отважный,
Пал от  руки невежд и подлецов.

АВАТТА:
- По слухам неминуемо блуждавшим,
Конечно, умный люд смекнул,
Но меч карающий захваченной им властью,
Все языки отрезал, многим рты заткнув.
Безумный, слабоумный Краттоп так быстро отошел от дел.
Что сразу стал он не у дел.
 А славный и могущественный трон
Занял подлейший царь Кларон.


СТРАННИК:
- Ну было же ведь что то?
Я чувствую, что это не конец.

АВАТТА:
- Ты прав, не знали больше бы они печали,
Чем то, что не смогли решить.
Аттон умен был, и беды своей не зная,
Коварный план их мог и мертвый сокрушить.

Предчувствуя возможно, что успех своих побед,
Не может вызывать лишь восхищение.
Ведь зная жизнь уж очень много лет,
Ты видишь зависть за завесой умиления.

СТРАННИК:
- Так что же сделал мужественный Атт?

АВАТТА:
- Пророческим было его решение,
Своей семье он рассказал об опасениях,
 Отправил их он будто на лечение.
К родным он отдалил их с дальних берегов.

В боях его сопровождал лишь верный старый оружейник,
Что не боялся ни успехов, ни тяжелых будней, ни предательства оков.

СТРАННИК:
- Аттон так доверял ему?

АВАТТА:
- Да! Верил как себе бы самому.

АВАТТА:
- Поняв, что смерть его вождя и вечного героя,
Не стала результатом боя,
Бежал его помощник и исчез.
С глаз всех, друзей и недругов,
Исчез прям с поля боя.

Разгневавшись побегом,
Верного прислуги бунтаря,
Послали тайных рыцарей,
Искать где только можно, где нельзя.
«- Убить немедля, сразу же при встрече!»
Кричал Кларон, сзывая нечисть,
Всех колдунов, жрецов, ворон.
Кричал как будто обезумел он:
-«Найти немедленно его жену и дочь,
Сжечь, уничтожить, в порошок столочь!»

СТРАННИК:
- И что им удалось найти  его жену и дочь?

АВАТТА:
- Благополучно скрылись, будучи упреждены,
От надвигавшейся угрозы.
Никто не знает как, куда они ушли
Средь самой жуткой непогоды.
Следы грозою были смыты,
И в скором времени забыты,
Неблагодарною родней,
Но только не подлец Кларон.
Он рыщет пуская в ход своих ищеек до сих пор.
Лишь только ветер вдруг повеет,
Как содрогнется его трон.
Из ужаса и крови дикий стон,
Что чувствует их приближение смерти.

7 глава
РАЗГАДКА

СТРАННИК:

Я долго приходил в себя
Истории от этой, столь кровавой,
Все больше становившись правым,
В споре с самим собой,
Что это все не сон,
А жуткая, бесчеловечная расправа,
Над честью и достоинством времен,
Где честный будет погребен под лицемерием отравы.

И вот однажды, как  обычно,
Закоченев в подвальной мастерской прилично,
Я греться выходил на улицу у двери,
И наблюдать за милой мне Аттеей.

Не веря самому себе, и снова вдруг не понимая,
С прекрасной дочерью ее играя,
Шутя с Атеей и мило улыбаясь,
Почувствовал - Аттея не такая,
Взглянул с другой я стороны,
Увидел незаметные черты,
Скорее незамеченные мною,
Ведь ослеплен был красотой такою.
И горделивая осанка,
Не прачки же, а как дворянка,
И голос льется, речь тонка,
Не горничная же она.
И воспитанием ребенка
Так заниматься может только…

С догадкою своей не знал куда приткнуться,
Метался в чувствах, ждал, хотел проснуться.

Я понял, что моя прекрасная Аттея,
Жена Аттона, и с нею дочь его Тенея.

Тогда мудрейший старец и учитель мой Аватта,
Был оружейником великого из Аттов!
Так нежно проявлял заботу к ним,
Что явно был им не чужим.

Чем больше предавался я своим суждениям,
Тем больше приносило это мне мучений. 


Тянулись дни, как длинные хвосты,
Все оставлявшие следы, моей судьбы,
Какие- смерти раны, а какие след любви.



8 глава
АТТЕРИС

Внезапно крики, гомон, шум
В наш дом ворвался рев раненной тигрицы.
Кричали - помогите!
Сливаясь в общую толпу
Молящих звуков о спасении,
Уже не требуя веления,
В дом мальчика внесли.

Он был истерзан и побит,
От синяков, кровоподтеков,
Ран и немыслимых отеков,
Он без сознания, но жив.

- Избит был зверски царской стражей

- Он птицу не отдал свою.

-Дань собиравших обманул, украл её с поклажи.

- За ястреба чуть жизнь он не отдал свою.

Кричал один, ворчал другой и третий бился головой.
Родители кидались в ноги
И целовали стоптанные от дороги,
Сандали старче - мудреца.

Просили все, кто молча, кто вопя:
- Аватта, лекарь, старче - ты спаси
И наши души залечи.

Я бегал, словно я веретено.
Присыпки, нож, крючки, растворы,
Отвары, травяные сборы.

О чудо! Мальчик был спасен.
Увидел снова свет и был им ослеплен.
Увидел мир, что был с ним так жесток,
Слез радости вдруг хлынул нам поток.

Не унималась вся родня,
Все восхваляли старика,
А заодно уж с ним меня.

Тогда в глазах родных, двойной заметил лик,
Две стороны, два разных взгляда.
Пылал один, другой поник,
Но разгорался тут же, сразу.

Один был – радость, счастье, умиление,
И благодарность, и благословение.

Второй – был месть, расплата за все унижение,
Смерть извергали без прощения,
Два пламени слились в одном кольце,
Как жизни радость, так лик смерти на копье.

Как не понять мне оба чувства,
Так не увидеть все искусство,
Что воплощает злая месть,
Как борется с достоинством страдая, стараясь всем
Не омрачить чужую честь,
Но все же жизни отбирая.

Малец оправился, чрез время так ожил,
Уже бежал он обгоняя время
И радовался и грустил,
Но день тот страшный не забыл.

Мы подружились с ним успешно,
Бежал меня увидев он поспешно,
И обнимал и говорил, играя с птицею, спешил,
Поведать мне свой прошлый день,
Он привязался словно тень.

Я рад был дружбе, да и он ценил,
Чем для меня ценнее был.

Аттерис- очень добрый мальчуган,
Жаль, что попал в суровый жизненный капкан.
Когда нагая нищета,
Грязь непролазная, война,
Все отразилось в его взгляде,
Как в строгом боевом наряде,
Но всё ж за маскою сурового бойца,
Видна мальчишечья душа,
Нелепая своей наивностью птенца,
И гордость зрелого орла.

Переплелись друг друга укрепляя,
Как прутья одного венка,
Главу героя украшая.

9Глава
РАСПЛАТА

И вот однажды я не утерпев,
Не удержав своих сомнений,
Душу терзавших, всех предположений,
В беседе вольной и привычной,
И все же вроде как обычно,
Смеясь и радуясь повесе,
Я рассказал все другу своему Ларесию.

Воспринял он все это в шутку,
Умолк на время, на минутку,
Сказал – « не может быть такого,
Не может она быть женой Аттона.
Все это глупые догадки».
И что наверно я в припадке,
Придумал это и велел забыть
И никому об этом мне не говорить.

Я так и порешил, не буду вспоминать,
Не стоит так себя терзать и мучать,
Конечно я ошибся, это просто случай.
Случайная нелепость моего воображения,
Эти мои пустые рассуждения.

И вдруг случилось то чего я ожидать не мог,
Тот сумрачный сгущающийся топот ног,
Бежали все и прятались кто мог,
С безумием в глазах и страхом,
Всех накрывало жутким мраком,
Чернеющим от стука колесниц,
Пронзая воздух сотен лиц,
Дыханием смерти, крови, страха.

В доспехах черных словно смоль,
Сминая всех с пути и загоняя,
Людей давили, били в кровь,
Зверели еще больше, убивая.

Солдаты армии Кларона,
Гвардейцы, чей безжалостный оскал,
Не зная устали и боли своего народа,
Народ же свой нещадно убивал.

Они ворвались слов не молвя,
Сбивая с ног тех кто стоял,
И добивали тех кто снова,
С колен болезненных вставал.

В дома врывались, дверь с петель срывая,
И выбивали окна, мебель разрушали,
Кто спрятался, наружу выгоняли,
И били еще больше, еще больший страх рождали,
Сюда целенаправленно скакали,
Того кто очень нужен им искали.

И в это самое мгновение,
Я замер как в опустошенном цепенении,
Не мог пошевелится  и стоял прикован.
Не мог я вымолвить ни слова,
Ни даже звука проронить любого.

И сквозь побитую толпу,
Что отползала ко своим баракам,
Тянули разрезая мраком,
За ноги волочили разбивая в кровь висок,
И все смешалось, локти, волосы, песок.

И в ней я вижу,
Сам себе не веря,
Свою прекрасную Аттею.

Стоял так долго я в оцепенении,
Не мог пошевелится и вздохнуть,
Я не боролся, был лишь тенью,
Своих безжалостных минут.

Ни грязный ливень, ни песка старания,
Что ветер набивал в глаза,
Я проживал свои страдания,
Все от начала до конца.

Не знаю, что в душе моей тогда рождалось,
Но что, то страшное пыталось,
И вырваться и завладеть собой, собою – мной,
Хотя я был просто толпой.

Бродил неспешно за прохожими,
Повесив голову на грудь,
И с на одно лицо похожими,
Ненужный продолжал я путь.

Ничтожество! Я жалкая деталь,
И ни на что я не способная,
Как лист дрожащая печаль.

Я проклинал себя успокоением,
Я думал, что найду в этом покой,
И ничего не делать к изумлению,
Мне разрывало путь домой.

Уж ноги не несли, не слушались отныне,
И от усталости так ныли,
И в тоже время не могли  стоять,
Льдом мерзли от бессилия,
Что лучше было бы упасть.

Но оставаться нету сил на месте,
Я чувствовал, что не имею чести,
Что в этом всем я виноват,
И ненавистью сам к себе объят.

А дальше был удар судьбы,
Такою силы, что мольбы,
И сотен тысяч человек,
В бессилии молившись век,
Боль не смогли б предотвратить,
Оковы крепкие разбить,
Что, стиснув руки режут в кровь,
Мою несчастную любовь.
А дальше был тот страшный суд,
Что нелюди всем нам так смело присудили.
Ужасно, но её они убили,
Сожгли безумно на костре.

И нет прекрасной мне Аттеи,
И жить я дальше не сумею…

Скитался я по меньшей мере трое суток,
Не ел, не пил, хотел я сдаться в этих муках.

Я так устал,
Я не пойму, я так устал.
Не знаю, почему таким я стал.
Вдруг слабость руки завладела,
Что даже сжать их я не смело,
Не могу.
Лежу.
И жмет тревога где то в животе,
Подкатывает к горлу, сушит в языке.
Глотать нет сил, но все же от волнения,
Холодной ледяной воды, так хочется до исступления.
И сердце бьется как то странно,
То быстро, то вдруг перестало.
Все продолжает мне сжимать внутри,
И снова руки мою, и лицо, водою.
Немного облегчения, и вновь мысли атакуют.
Нелепые переживания лютуют.
Как будто обескровлен и лежу на поле брани,
И не готов это исправить.
Я не готов, не должен, я повержен.
Хочу бежать, но я не знаю, как и от чего,
И лишь с мечтою одного,
Закрыться, спрятаться, исчезнуть.
От самого себя сбежать хоть в бездну.
Зажмурится, закрыть лицо руками.
Так крепко, чтобы раздавить и камень.
Я не хочу, я не желаю видеть ничего.
Темно, хочу, чтоб все было темно.
Черней угля, чернее ночи.
И бросится бежать, и не могу, нет силы встать.
Нет это ведь не исступление,
Души моей опустошение.
Так пусто, что  густая чернота,
Все пожирает изнутри меня.
Лишенный чувств, эмоций, воли.
Как потерявший много крови,
Лежал так много, много дней.
Не мог понять своей печальной доли.
Раздумья горестные дни,
Все тянутся как нескончаемый родник.
И не проходят тянущие боли,
Что тянутся как горестные дни в неволе.
Так продолжалось бы всю бесконечность,
Стерпелось может быть, а может быть как вечность,
Глодало изнутри, терзало в муках,
И не давала бы разлука, забыть
Их лица, слезы, смех,
Их неудачи и успех.
Сияющие счастием уста,
И грустные, печальные глаза.


10 глава
ГОРОД

Проходит время, но не боль,
Что мне пришлось увидеть.
Мне стала ненавистна моя роль,
И стал себя я ненавидеть.
Я понял, что меня лишает пред собою чести,
Отсутствие кровавой, справедливой мести.
 
С учителем своим Аваттой,
Придумали мы мести план украдкой,
Чтоб нанести смертельный им урон,
Чтоб пал проклятый царь Кларон.

Проникнуть мы решили во дворец
И отравить смертельным зельем,
Мучительный их ждет конец,
Со смертью пусть идет он под венец!

Мы уходили на рассвете,
И вдруг увидел все другом я свете,
Скупые лица и натужный взгляд,
Нас провожают, утыкаясь в спину,
И даже тот, кто месит глину,
Угрюмый и немой батрак,
И понимают и нас ненавидят в туже силу.

Вид покосившихся домов,
Развалин, бедноты и рухнувших основ,
Смотрели нам в глаза чернеющими окнами,
От страха и насилия мокрыми,
Предчувствиями мрака и оков.

Это и честь, для тех, кто любит лесть,
Пусть не простое, но так важное решение,
И страх и унижение
                для тех, кто был унижен,
И равнодушие для тех, кто был пристыжен,
И кто лишил себя морали смех.

Так покидали мрачный мир,
От грязи под ногами к мостовым,
Под шепот сожаления,
И ощущая глас неодобрения,
Мы вышли границу постовых.

Шли долго, каждый нес в себе,
Частицу грустного молчания,
Но без сомнения говорив себе,
Что месть решит нелепые страдания.

Мы шли, мне представлялось как прекрасен,
Взор твоих роскошных башен,
Что выстроен страданьем многих судеб,
Жизней, душ.
Мозаикой, рельефами, цветами, ты раскрашен,
И кровью сотен тысяч обагрен и этим страшен.
Прекрасен и красив как солнца луч,
Безжалостен нещадно и могуч.

О Аттарог!

Со старцем и учителем Аваттой,
Мы приближались к городу- дворцу, где слабоумный Краттоп,
Уже и не правитель славных Аттов,
Покинул этот мир и погребен,
И место его занял безоговорочно безжалостный Кларон.

АВАТТА:
- Ты верно понимаешь,
Что я один, я не смогу осуществить задуманный план мести,
Но будешь ты защитником их чести.
Я покажу тебе пути, что тайно ведут в зал,
Пойму если откажешься пока я не сказал.

СТРАННИК:
- Учитель я готов, не нужно убеждений,
Я чувствую в душе отсутствие сомнений.


АВАТТА:
- Я знаю, что прожить мне долго не удастся,
Теперь я верю, что вместо меня остался,
Достойный мой преемник и лучший ученик.
К тебе я мальчик мой привык,
Хотя не мальчик ты, а зрелый муж
И пережил ты много стуж,
Меня ты не вини в своих скитаниях,
Дарю тебе свои я заклинания.

В своих деяньях будешь ты неуязвим,
Недостижим для стрел и для врагов неуловим.
И милостивы будут к тебе боги,
Быстры и резвы станут ноги,
Чтоб от погони смог уйти.
Но есть изъян в моих стараниях,
Обратной стороны суть заклинания.

Ждут без прекрас тяжелые дороги,
Путь будет так невыносим,
Будут препятствия, пороги,
И будешь падать ты без сил.

СТРАННИК:
- Меня все это не тревожит,
Мне истина сейчас дороже.

АВАТТА:
- Не знаешь ты еще одной проблемы,
Состарится  так скоро твое тело,
Что скоро станешь ты похож на старика,
Но разум твой, твоя душа, все также будет молода.

СТРАННИК:
-Так вот как ты исчез тогда из поля боя,
Укрывшись заклинаньем от невзгод, и ты был рад,
Смеялся, как искали носом роя,
Тебя три тысячи солдат.

АВАТТА:
- Да, тело страшно ныло.  Я не жалею ни о чем,
Я клятву выполнял и защищал их, что сил было,
От ненавистных им врагов.
Но полно вспоминать, не сняли мы оков.
Должны мы уничтожить всех врагов,
И стать сильнее и свободней стать,
Чтоб мир руками свой обнять.


СТРАННИК:
Уже давно на все согласен,
И я хочу, чтоб мир был ясен.
Как лик Аттэи был прекрасен.

И  мы все ближе подбирались
И все быстрей идти старались,
Средь многих улочек туманных,
Средь грязи сумрачных таверн,
Людишек,  мелких и довольно странных,
Мелькающих огней и стен,
Мы проходили переходами,
Местами неухоженными,
Системой перемычек и канав,
И в три погибели согнувшись став,
Крысою не лучше,
Все дальше продвигались и все глуше,
Звук становился города и стен.
Мы ожидали перемен.
Поэтому шли молча
И обходя крысиных полчищ,
Не пикнув, даже глазом не моргнув,
Все ближе подходили, слышав гул дворцовых труб,
И снова молча,
 Мы вышли на дворцовую площадь.

АВАТТА:
- Да! Слово роскошь, не подходило тут уж точно.
Как памятник безумию,
Богатств, что пчёл в улее.
Понятно, почему народа,
Не подпускали к этому порогу?

СТРАННИК:
- Понятно, да учитель,
Зла это подлая обитель.

Да, им рукоплещет тронный зал,
Они снимают сливки всех оваций,
И среди музыки и танцев,
Не замечают, тех кто встал, 
В колено преклоненной позе,
Стоят и держат на подносе,
Им яства, те кто защищал,
Так яростно и смело
И победить их не сумела,
Ни смерть, ни меч врагов, ни сталь копья.
Но победила их судьба.
Быть в рабстве, и служить у недостойных,
Не стоящих даже ногтя.

Не знаю жалость или же презрение,
Я чувствую порой в забвенье,
К рабам от собственных мозгов,
Не в состоянии снять оков,
Собой придуманных же слов.

Несчастные. А может так они хотели,
Чтоб ими ловкачи вертели,
Мечтая в подчинении быть,
Ведь им так стало проще жить.

Не надо принимать решений,
Не нужно разрешать сомнений,
Учений им не нужно знать,
Лишь просто подчинятся стать.

Богато, но убого,
Смотрю на лицемерами вытоптанную дорогу,
И вижу серую толпу.
Украдкой на неё смотрю.

Что думают или о чем мечтают,
Когда друг друга предают и убивают.
Не буду дальше я себя терзать,
Судья им бог.
Живи как хочешь о прекрасный Аттарог!

Но я судьбу твою подправлю,
И кое-  что чуть-чуть исправлю,
Немного жизнь вам усложню,
Свои терзания сожму,
В кулак, и в этой сильной тверди,
Пускай покаяться все черти.


Чрез низкий полог у подвала,
Проникли дальше  к тронным залам,
И я увидел торжество и муки, страсть фантазий,
Все в роскоши и буйстве красок разукрасив,
Безумный пир во времена чумы,
Над этим бились лучшие умы,
И умерли все, стены эти возводив,
Дворец прекрасный возродив.


11 Глава
МЕСТЬ


Маршрут мы проложили к тронным залам,
Так чтоб следов не стало,
Как выбраться и беспрепятственно уйти,
Домой дорогу, чтоб найти.

И вот, в одном дворцовом зале,
Под лесенкой мы быстро встали.
Там приготовлена одежда,
Переоделись в слуг мы в тьме кромешной.
И вышли гордо в белый свет.
Шли медленно и очень чинно,
Несли на чистку мы ковер старинный.
При входе в центр дворцовой залы,
Нас очень грубо обыскали.
Но мы прошли, и вида не подали.
Ведь это все предугадали.
Остановились у окна,
Открыли и нас там ждала,
Птица Аттериса. Орел его прекрасный,
Но очень грозный и опасный.
На нем был свиток и флакон.
План схема замка и закон.
Его подделал для прохода,
Отец Аттериса - Атторра.
Он нам его как пропуск сделал,
И привязал к орлу для дела.
А во флаконе яд Аватты,
Томился для великой жатвы.


А во дворце уж все готово,
Для пиршества лишь тех, кто у народа,
Украл его свободу и сердца.
Кто ненавистен был всегда.
Вельможи и князья,
Их лицемерные прислуги,
Ну и конечно же не я.

Смешно идя, мы как их верные прислуги,
Прошли на кухню, и разбив посуду,
Так небольшой переполох,
Нам нужен и не нужно слов.

Аватта смело прислонившись,
В кувшины с питием свой яд заливши,
Моргнув мне хитро, ну и был таков,
Доволен будто пуд оков, он сбросил
И помолодел.
Свершить он страшный суд хотел.

И вот уж входят в тронный зал,
И под овации лжецов и лицемеров,
Идет их верный идеал,
Так служащий для них примером.
Царь Аттов и Ларогов,
Жестокий, беспощадный царь Кларон.
За ним с поддержкой семенит и жрец – колдун,
Что выражает большинство всех царских дум,
Всем ненавистный сын всех Аттов и Ларогов. 

Безумие и вихри музыкальных переливов,
И изобилие еды, вина и диво.
Прекрасных женщин множество,
И множество мужчин,
Готовых сделать все за чин.

Но мракобесию и безрассудству вдруг пришел конец,
И первым умер тот юнец,
Что наслаждался плотскими утехами,
Скончался всем он на потеху.

И вновь продолжилось веселье,
Но вскоре наступило и похмелье.
Вот раз за разом падали они,
Те, что держали меч войны
И радовались бедноте народа,
Лежали в рвоте у порога,
И тщетны были их мольбы.
Упали все  под стол достопочтенные вельможи,
И сам жестокий царь Кларон.
И дни их были сочтены!

Ретировались мы скорее,
И шаг прибавили быстрее.
И вот уже исполнен был план мести,
И уходить мы собирались вместе,
Как вдруг нам на пути возник Ларесий.

Стояли мы в оцепенении,
Всю ситуацию оценивая, взвесив,
Внезапно закричал Ларесий:
- Хватайте! Стража!

Учитель мой Аватта, добрый старец,
Поняв, что он бежать не станет,
Сказал мне тихо: - Убегай,
Я задержу их. - Ну, прощай!
Домой беги быстрее лани,
Скрывайся, но не исчезай, не посмотрев в подвале.
 
Я  побежал, что было сил,
Но кто -то вдруг остановил.
И время все это твердил:
« Ларесий, предал нас Ларесий,
Ларесий, предал нас Ларесий.»

Предатель, как тебя я ненавижу,
Твое лицо я постоянно вижу.
Глухим предательством проклятье,
Лежит как каменной печатью,
Плитой гранитной тяжкий груз.
Сдавив мне душу и разбив союз,
Дружбы и совести, морали долгий путь.
Грязной рукой предательство хватает,
За горло и трясет, дух выбивает,
Кричит, разбрызгивая подлостью своей.
Как на холодный камня пол роняет,
На светлый образ дружбы злую тень.

И за неверием сюжету,
Приходит веры той конец,
И призывает всех к ответу,
Как ни крути, ответа нет.

Нет ни морали, ни стыда,
Нет жалости и сожаления
И остается навсегда,
Обиды грустное мучение.

Но прочь сомнения тишины,
Мне не готовь пути забвенья,
Я вижу дальше на пути,
Лишь мести сладкой наслаждение.

Мой мерзкий милый бывший друг,
Я так хочу тебе взглянуть,
В глаза остекленелые твои,
Я так хочу с силой сомкнуть,
На шее, две руки свои,
И в ад горящий окунуть,
Предательство твоей души.

И о прощении просить не надо,
Ты из-за выгоды, невинной кровь пролил,
И что хотел, ты получил.

Иди ко мне, проклятый мною
Милый мой Ларесий.
Жажду отмщения и крови я твоей.
Я буду восторгаться с упоением,
Я хочу видеть твою встречу с ней.

Седая смерть идет в моих руках,
И я иду и мне неведом страх!

Я развернулся и набросился как зверь,
Сжимая руки как тиски,
Не видя, что сминаю твердь,
И тела и его души.

И я взглянул в его глаза,
И пусть поймет меня она,
Я так хотел и сделал так,
Я зло, хоть я и не желаю зла.


И я бежал, теперь уж без оглядки,
Как будто я играл со смертью в прятки.
И для врагов я был неуязвим,
Но быстро становился я седым.

Ворвавшись в дом,
Я вскрыл замок подвала,
Меж разной утвари, накрывшись одеялом,
Ребенок, сжавшись в нервный ком,
Забившись в угол и тайком,
Глазами полными от слез,
Смотрел как – будто верный пес.

-Тэнея! Милая моя,
Бежим скорей, нам надо собираться.
Схватили скромный скарб и стали убираться.
Следы все вытерли и выбежали вон,
Под неизбежный колокольный звон.

Аттерис снова мне помог,
Он лошадь подогнал нам прямо под порог.
Махнул рукой и нервно встретив его взглядом,
Я буду вечно ощущать мальчишку рядом.
На лошади верхом, куда глаза глядят,
Ворвались в ночь мы, страха не боясь.

Колдун и злой волшебник, свое зачистив жало,
Послал своих приспешников, во что бы то ни стало,
Поймать и уничтожить всех кто рядом с нами был,
При этом был неумолим.

Мы прятались и выходили только ночью,
Не ели сутками, и бегали как крысы точно.
Тянулись месяцы и годы,
А лик мерцающей свободы,
Нам только снился,
И не по ночам.
Уже не знаю, что я за нее отдам.
И так мученья продолжались,
Изо дня в день, из года в год,
И о свободе нам мечталось,
Которой нет, как будто сон,
Она мерцалась,
И уходила в небосклон.

От добрых людей узнавали мы вести,
Что ищут девчонку и старика,
И что готовы сдать нас из лести,
Те, кто готовы продать и отца.


12 глава
РЕШЕНИЕ

АНГЕЛ:

Не легкий путь себе избрал,
Шел не взирая на провал,
Теперь я вижу как устал,
Не в силах ты сопротивляться,
И думал, что смерти отдаться,
Будет достойный всех финал.
Но, не смотря на добродетель,
Ты убивал и я тому теперь свидетель.
Не будет вам дороги в рай,
Умрешь и сразу в ад ступай.

ДЕМОН:

Он сделал все, чтобы добро и справедливость,
Торжествовали всем на милость.
Он добрый человек и это милое дитя,
Вы не нужны в аду ни дня.

АНГЕЛ:

Но он хотел убить дитя,
Затем и самого себя.

ДЕМОН:

От безысходности терзал себя.

СТАРИК:

Себе сам выбрал я судьбу,
И на судьбу я не грешу.
Я не желаю зла добру,
Но за добро я отомщу.
Хоть может и нелепым был мой путь,
Но не в чем себя мне упрекнуть.
Я ждал добра от мира,
И миру я желал добра.
Но лишь печаль в глазах увидел,
Увидел чашу полну зла.

АНГЕЛ:

Ну и добра не мало видел,
Увидел силу ты его,
Того кого и ненавидел,
Того чью душу предрекло,
И ожиданием твоим и силой
Так трепетно любимой,
Что тянется ее рука
И лишь она, тебе желает быть любимым.
Любимым бога быть бойцом,
Отважиться сразиться с тьмою псом.

СТАРИК:

И я сражался.
Как мог, хотя победой упиваться
Я не мог.

ВОРОН:

Вселенский принцип не нарушив,
И равновесие не задев,
Ты тосковал и верно слушав,
Не видишь выхода конец.

СТАРИК:

Не вижу.
И себя за это ненавижу.
Я так старался их спасти,
Себя не пожалев пошел бы к пропасти.

АНГЕЛ:

Ты хоть  и простоват,
И искренен ты и силен,
Но грешен ты и не прощен,
И нет тебе дороги в рай,
Сверни и больше не ступай.


ТЭНЕЯ:

Что здесь за шум, что здесь случилось,
И долго ль я уже спала.

СТАРИК:

Не беспокойся, все нормально,
Ты отдохнула вот и славно.

ТЭНЕЯ:

Кто здесь? Что здесь за представленье
Вы разыграли средь ночей?
Лик смерти, ангел, демон
Предстали пред моих очей.

АНГЕЛ:

Хотел убить тебя, затем себя,
Старик, что жизнь не ценит настоящей,
Богом дарованной, стоящий,
Здесь перед нами грешник настоящий.

ТЭНЕЯ:

Не смей оценивать его пернатый,
Его не знаешь ты совсем,
Святее многих он поверь.

АНГЕЛ:

Он грешен я ему не рад,
Убийца он и послан в ад.
И в помыслах и в деле,
Заперт в своем он бренном теле.

ДЕМОН:

Уже сказал, ему в аду не место,
Он честен, благороден, там нам будет тесно.

ВОРОН:

Вы можете сражаться вечно,
В словесных битвах иль с мечом,
Спор ваш, я вижу, что о вечном
Затеяв, сразу обречен.

ТЭНЕЯ:

Прочь крылья от него, хвосты и перья,
Что светом озаряют и что тлеют.
Его загорожу своей рукою,
Своей душою я закрою.

ДЕМОН:

Я повторяю,  он в аду не нужен.
Хоть остается грешным, не прощенным мужем.

СТАРИК:

Не нужно вашего прощения,
Не жду его и в этот час,
Не ждал и раньше покаянья,
И не найду его сейчас.

ВОРОН:

Забудь свои тоскливые слова,
Не нужно ждать их подаянья,
Забудь слезливые стинанья
И ненавистные глаза.
Уволь себя смотреть и слушать,
Не надо больше глупых сцен,
Довольно истязаться, мучать,
Не жди отмщенья и поверь.
Поверь - все может быть иначе,
Еще не поздно все начать,
Поверь, что может лучик счастья,
К тебе прокрасться и понять.
Понять твои пути и жертвоприношения,
Понять, что ты есть идеал,
Увидеть, кто достиг смиренья,
Смиренья что не признавал.
Отбрось все глупые невзгоды,
И отрешенные года,
Увидь в ее глазах свободу,
Которую доселе не видал.
Нам нужно завершить все рассужденья,
Избавится от всех навязчивых сомнений,
Я смерть, я приняла свое решение.
Прозрей старик и странник,
Не стоит унывать,
И пусть не кажется все странным,
Что так пришлось тебе страдать.
И чувствовать людскую немощь,
Сего  стареющего тела.

Дарю я молодость тебе,
Что отобрать пришлось себе,
Когда ты применил заклятье.
Я выполнила то проклятье
Волшебника и мудреца Аватты,
Что был казнен жрецами жатвы,
Безжалостного мертвого царя.
И не вини теперь себя,
Что жертвовал бесценными годами.
Верну я все, что потерял,
И без сомнения отдал.

Ступайте,
Будьте брат вы и сестра,
Искать не будут вас тогда.

ТЭНЕЯ:

Нам пора.

СТРАННИК:

Да, пора.

Они поспешно удалялись,
Представши миру, брат с сестрой.
И лишь мгновенья оставались
И разрушались над землей.
И с ветром в небе разлетались,
Смешавшись с истиной времен.

Оставшись, спорили друг с другом,
За веру, воин света, воин тьмы.
Не уступали, и друг другу,
Ни пяди выжженной земли.

Усталым взором осмотревши,
Мир плоти, крови и души,
Взмахнул крылами ворон смерти,
Взлетел, на воздух опершись.

       конец