Как бы прописи...

Как бы прописи.
Учимся. Снова. По новой. Заново.
Повторно на новый круг.
Товар порчен. Принимать по описи.
Казалось, новое зарево,
казалось, что больше не,
что всё потерялось в прошлой зиме,
и новый, рождаемый каждое утро,
силён, тягуч и упруг,
однако же глупо, увы, это было,
и по кольцу да шажками малыми
с-вет побежал и высветил трупы —
ровно две тысячи, что в гримасах боли
застыли камнем в крике
запароленном.

Слова, жестяные объятия — пылью
в глаза, в разум, в сердце жалили,
взывая к жалости, к прошлому через
новые сказки, баллады, былины, оды,
дурманя новые легионы
и те же самые народы,
из которых собирался воин ветра,
совмещая в себе огонь и воду.
Нет больше веры,
и пусть говорят, что в победе первый —
проседаю под артобстрелом, сдавая километр
за километром свою свободу,
последние силы, последние нервы.

Как бы пропись. Учиться —
теперь и заново, и без "шары",
набивая на незаживших шишках новое,
наблюдая за тем, как мелкий читер
вскрывает ящики с письмами,
выжигая цветущую душу ядовитым пожаром,
воспламеняя страстью, грубостью, а не словом
и всего один раз метко выстрелив.
Отказаться от прочего. От всего и сразу,
забыть про надежду, любовь и веру,
забыть про гуляющую по миру заразу,
притвориться, что не ощущаешь запаха серы.
Прописи, чтобы научиться почерку,
чтобы было понятно не только больному,
измученному непонятно чем разуму,
чтобы уметь и учиться. И чтобы одним росчерком
сбросить в глубокий колодец лишнее
и ещё одного себя отправить в кому,
разучив и выполняя свою же фразу:
"я больше не".

Почерк. Прописи. Узкая линейка
помогает если не медитировать,
то держать себя в рамках нужного,
того, что должно быть,
не пить вообще и тем более — в стельку,
набирать по два литра кефира
и загонять себя в силу и мужество
изнуряющими упражнениями
с собственным телом, потому что нить —
порвалась, но нельзя допускать тени,
ибо они — чёртовы звенья,
способны лишить меня самого главного —
моей жизни и моих решений,
и сварить меня заживо в собственной славе.

Неудобная ручка. Узкая линия,
вырываются мысли, хотя научен,
хотя умею в систематизацию,
хотя вместо меня на птицу синюю
по замене ходили, и после — танцы,
а я в тот момент был чернее тучи,
я же, я же могу, я умею,
я ведь — сияние солнца и ветер свежий,
зёрна добра и любви раскидываю,
давлю алкогольного змея,
разве что у меня нет иного выхода —
я слишком нежен.

Ручка, тетрадь, лоджия, холод,
музыка, чтобы собрать мысли в кучу
ещё большую, чем уже есть,
спланировать и заготовить месть,
причём такую, что точно научит
кого-то из города Г, кто молод,
чему-то хорошему. Например, манерам,
высокому тону, возможно — морали
и тому, что не нужно разбрасывать
свою слабоактивную сперму
туда, куда тебя, в общем, не звали,
в противном случае на лице засверкают стразы.

Музыка. Ночь. Свет тусклит,
ждёт вместе с глазами, что я выйду,
освободив кухню и дав молитв
своим глазам и воспалившемуся.
Этого не было. То — в прошлую зиму,
а это —
никогда не случавшееся лето.
Хочешь идти? Теперь одна, ты осилишь,
а я, знаешь, твоей глупостью крыши выше
полон, и тому (с)только рад.
Надеюсь, кому-то из вас, всё же, будет стыдно.
А нет — и не надо,
вот, ваш королевский наряд.

22:32
29.08.2016