Творец

 - Какие прекрасные снежинки! Возьму-ка я напильник и лобзик, воссоздам их красоту из строительных материалов - фанеры и кровельного железа!
И начал пилить и строгать. Спустя два дня работы у него получились два уродливых, тяжелых блина с режущими пальцы краями. Он положил их один на другой и подпер ими диван, у которого давным-давно отломилась ножка. Руки-то все до дивана не доходили... Видя, что работа его кое-как сгодилась, но не чувствуя удовлетворения, он вышел на балкон. Серый, искусственный спальный район, разросшийся до размеров спального города, ощетинившийся антеннами-журавлями и антеннами-тарелками, облепившими стены, с веревками, на которых сушится бельишко, с коричневыми плевками облысевших палисадников внизу, на сером фоне дорожного покрытия, а над всем этим - облака. Царствуя небом, они круглели, перекатывали белые объемы воздуха, синели.
- Какие прекрасные облака! - подумал он. Как же я хочу быть причастен к этому большому кружению, к этому облачному равнодушию, к тому, что над твердым, угловатым и страшным...
Он ничего не придумал лучше, чем начать курить. Надеясь, что выпуская вонючий дым на сквозняк в подворотнях, он вознесется над, отгородится от, освободится для, но ничего этого не произошло - начался лишь кашель, слизь и зависимость. С трудом пришлось потом бросать, с кожей. Опять не получилось!
 Непонятно как и не важно куда, но тут спина его ощутила живые, дышащие камни, ступни - набегающую волну, ноздри - горячий, солоноватый воздух. Море! Он открыл глаза. Девушки.... Ровно покрываясь загаром, медленно забывая бледность своей кожи входили и выходили из волн, ступни их шуршали камнями, бедра ленились танцевать медленный танец и поэтому - покачивались.
- Какие прекрасные девушки! Как я хочу обладать ими! - воскликнул Творец и, собрав достаточно глины, начал лепить их в своей образовавшейся мастерской, - ведь обладать мы можем лишь тем, что мы делаем сами, да и то не всегда. А как доделаем что-нибудь, так оно уж точно не принадлежит нам.  Но у Творца получались лишь идолы, которым можно бы молиться, красивые статуэтки, но никак не те девушки, что прыгали с буны, смущая крабов и колыхая принесенных волнами медуз. Он поставил итоги своего труда на книжную полку - охранять умы Сенеки, Ницше и библейских апостолов, запечатленные в тексте.
 Так у него ничего и не получалось до тех пор, пока он, забыв себя, не стал снегом, облаками и девушками. Да что там! И городом, и антеннами, ловящими галлюцинации, и волнами, дублирующими одна другую, пока не стал он как нота музыки, умирающая в корпусе гитары, исчезнувшая, но сохранившая присутствие.