В 80 дней

Это час путешествий, и неопознанный пассажир стремительно занимает место в своем купе. Никогда раньше он не испытывал такого головокружительного успеха, предъявляя билет суровому контролеру. В нем все трепещет от ожидания гудка, пронзительного, как материнские слезы. Глядя на него, легко догадаться, что вместо сердца у него – выводок птенцов жаворонка или сойки.
Его дыхание растапливает иней, которым покрыто все, к чему можно и нельзя прикоснуться.
В такой миг не до воспоминаний. Все погружается в теплую, усыпительную тишину. Где-то вдалеке лает собака, желающая принять участие в проводах человека, которому наплевать на собак. Преданные глаза животных.
Состав трогается и постепенно оставляет собачий лай позади себя.
Путешественник приникает к окну, в котором его дыхание вырезало полынью. Состав еще не покинул пределов города, а он уже увидал много нового. Он надеется, что его ждут неожиданности еще более трогательные, чем эти ветхие дома, принадлежащие пропавшему без вести владельцу. Он поворачивается к ним спиной. Купе уже заполнено до отказа. Проходящие мимо двери воспринимают отказ по-разному: кто-то с улыбкой, а кто-то с криком негодования. Как хорошо, что до ближайшей станции еще далеко. Все это время не будет недостатка в живых разговорах. Свидетели жаждут поделиться своими знаниями, несмотря на отсутствие прокурора. Достаточно и судьи, который также присутствует здесь, инкогнито.

На каком-то полюсе, Северном или Южном, произрастает диковинное растение, о котором никто ничего не знает. Никто его не видел, и о его существовании нам рассказывают только звезды.

Морское дно – прибежище самых жутких фантазий. И невозможно представить, как выглядят те, что зарываются в морской песок.

Пилигримы надежд столуются в американских фастфудах. Они считают, что их паломничеству это ничем не грозит. Но так ли?

Всему свое время, и когда наступает ночь, женщины доделывают ту работу, для которой им не хватило дня. Не старайтесь, вам не угадать, чем они занимаются пасмурными ночами, когда голоса голодных зверей звучат еще более угрожающе, чем обычно. Путешественник вздрагивает, заслышав шелест крохотных насекомых. Напуганные ревом хищников, они ищут укрытия рядом с ним. А он мечтает вернуться туда, откуда его изгнало нетерпеливое желание научиться управлять погодой. Его щеки заледенели, и ночные тени скользят по ним бесплотными конькобежцами. Дремота переходит в глубокий сон, пестрый, как амальгама росы и ветра.
Чем примечательны эти короткие вспышки любопытства? Тени, пытавшиеся его догнать, смущенно возвращаются назад; его единственный преследователь – он сам. И это не делает его положение безопаснее, скорее, наоборот, он должен быть всегда начеку. Вместо снов его посещают ночные птицы, он слышит шепот умирающих насекомых, ощущает прикосновение нерастраченных сокровищ морских глубин. Шум водопада привлекает его внимание, и он поворачивается во все стороны, пытаясь определить направление. Как только это сделано, шум затихает. Прирученная волна ищет своего хозяина. А тот далеко. Его гонец, черепаха, прибудет сюда нескоро. Опьяненные недостатком света глубоководные рыбы затевают немыслимые хороводы. В них все прекрасно. Колонны затонувших городов, последние улыбки матросов, тела и дыхание, расстающиеся навсегда, мелкие недостатки великих планов, беспечность покатых крыш, угловатые мысли подростка, бесконечная прямая, свернутая в кольцо, вырезка из прилива, приближение, отвергнутое решительным «нет», косматые копыта гарцующих лошадей, путаница взглядов, расчет, неверный от начала и до конца.
Утро поражало своей неловкостью. Горизонт пылал, словно умирающий от лихорадки. Повсюду вырастали небоскребы сомнений, и путнику было не до смеха, тем более такого переливчатого, как прячущийся в облаках гром. Он нашел убежище в домике на опушке. Хозяин жилища занимался дрессировкой пятнистых насекомых и рисовал портреты параллельных прямых. Странник разговорился. Их разговор затянулся далеко за полночь, когда растворились самые прочные тени.
Их не удивляло внимание насекомых. Круги почета. Принимая парад, они говорили себе: «Рассмотрим соотношение этих сторон. Гармонизация этой фразы вызывает сомнения. Точность невпопад. Наши сердца – самые точные часы в этом мире. Удорожание воздуха приведет к столкновениям с полицией. Густонаселенные муравейники. Стоны».
Периферийным зрением они замечают движение луны. У нее вид законченной наркоманки. Где остановится путникам, миновавшим услужливого швейцара, одетого в мантию и с тиарой на голове? Для них приготовлен пентхауз. Странствуя, они останавливались в дорогих номерах самых лучших отелей. Таковы их привычки. Номер их комнаты скрывают от репортеров. Фотографы начеку. Они заказывают шампанское и арктические воспоминания, которые им приносят в подносе из нержавеющих грез. В тумбочках у изголовий они находят экземпляры «Некромикона». Отпечатки пальцев отсутствуют. Из-за разницы во времени, они засыпают не вовремя. Их разделяют сны. Каждый сон – дорога в другое сновидение, и этому путешествию нет конца. Дальше и дальше, пока не разбудят удары колокола. Бесплотные звуки, которым есть что сказать. Они вслушиваются в шум, который издает умирающий век. Как быстро проходят лучшие годы! Размером с укус обиженной пчелы. Клятвопреступление совершилось. Теперь их не удержать. Дверь номера распахнута настежь, за ней – пустота неведомого. Ветер холодит их ступни и колени. Пора выйти в свет. Молекулярные соединения редкого качества. Изощренные да и нет. И вот поднимается лифт, на котором они спустятся вниз, к центру своих песнопений. У каждого кружится голова, но их вращения разнонаправлены. И все же они идут в одном направлении, как будто их влечет веселый зов слепоты. На пути встает катастрофа. Беспощадные возгласы торговцев человеческим разочарованием.
Коридорные их забыли.
Они играют в шашки, чтобы скоротать время. Каждый ход дается с трудом и вызывает оползни в извилинах мозга. Весеннее половодье. Они обмениваются взглядами заговорщиков, приговоренных к вечному плаванию на каноэ. Рыболовное снаряжение без дела пылится в углу. Обстановка номера бесцветна до невидимости. Ночью остается только глядеть в потолок, сквозь который просвечивают давно угасшие звезды. В телах странников нашли приют возвышенные птицы, символы их желаний. Растерзанные сновидения соперничают с теплыми воздушными течениями. Ближе к окну поиски бесполезны. Прикосновения ночи проникали в них до самых костей и затевали там хоровод, причудливый, как все сказанное невпопад. Утро пробудилось. Их загадочные лица были как два сообщающихся сосуда, и в них плавали золотые рыбки.
На заре они были уже далеко. Опоздавшие птицы пели прощальные песни. Расположившись у ревущего водопада, странники вели тихий разговор. «Колодцы детства нужны, чтобы видеть звезды. Темнота открывает дорогу к чудесным перевоплощениям, некоторые из них остаются с нами на всю жизнь. Пирамидальные тополя наших желаний так высоки, что вершины их доступны только слепым орлам. Проходя мимо полицейского участка, мы многозначительно поклонились собственному отражению. Но этого было недостаточно. Наши одиночества не узнавали самих себя. Когда мы вернемся, нам придется заново учить язык радостных междометий: забавы кончаются, когда тень побеждает другую тень. Мы прекрасны тем, что раздаем свои желания направо и налево. Мы всегда шли впереди не только своей тени, но и своих шагов. Мы неразлучны, как две стороны одной дороги; нас всегда двое, даже когда мы одни. Мы блуждали по всем пещерам, не делая никаких заметок на стенах и не беспокоясь о фонарях; так мы достигли знания, таящегося в темноте. Нам всегда было что рассказать друг другу, и мы говорили не умолкая; заснув мы продолжали свой разговор, и нам подпевали ночные птицы. Мы не совершали преступлений и не жалели об этом. Тот, кто попытался бы удивить нас рассказом о жестокостях этого мира, потерпел бы сокрушительную неудачу. Никакие новости о Марсе или черной дыре, поселившейся где-то в ядре Земли, не отнимут у нас спокойной сосредоточенности на медленном росте лесов. Леса кажутся мне слишком самонадеянными, а поля вызывают отвращение своим коварством. Белизна хрустящих склонов в кармане у любого дельца, мне хорошо знакомы эти извивы, вроде замерзших змей».
Они медленно бредут вдоль реки, останавливаются у ярко освещенной витрины. Камень, лежащий неподалеку, служит им пропуском в лучший мир. Охрана встречает их радушно, деликатно расспрашивая об их планах на будущее. Владелец магазина смущен оказанной ему честью. Тут же играют в прятки его несовершеннолетние дети. Часы бьют два раза по пять. Они понимают, что ошиблись дверью.
Другая дверь ведет в темный, извилистый коридор. Пройдя через него, вы оказываетесь на цветочной клумбе. Ароматы желаний кружат вам голову, но сами цветы бесстрастны. Так же, как и садовники, которые прогуливаются рядом, обмениваясь биржевыми, спортивными и военными новостями. Не лишне напомнить, что в чашечках цветов находят приют усталые феи.

Камера наблюдения фиксирует мужчину, в растерянности стоящего у дверей. По его виду не скажешь, хочет он войти или только что вышел. Решившись, он делает быстрый шаг в неизвестном направлении. Самоуверенность, отнюдь не разделяемая его записной книжкой.

Напрасный свет луны отделяет победителей от побежденных. Я верю в действенность крайних мер.

Торжественные поражения бегунов вызывают улыбку радости на лицах тех, кому они дороги.

Сквозь туман я следил за приветливым удалением берегов.

В этой погоне участвуют двое: один убегает, другой его преследует. Площадь – непредвиденное препятствие для тех, кто желает спрятаться. Убегающий находит решение в мгновение ока. Он теряется в толпе детей. Его трудно различить среди них, потому что он ребенок в душе. Все двери, выходящие на площадь, заколочены наглухо. Некуда ускользнуть. Близкий друг его сейчас далеко. Все обманчиво, включая преданные глаза собак. Ему остается только терпеливо ждать поражения. Насмешливые улыбки мгновенных вихрей возмущают не меньше, чем долгое принудительное разглядывание коробок из-под обуви.  Возможно, всему это есть объяснение, оглушительное, как падение цен. Мостовая говорит его шагами – это поминальная речь архиепископа; может быть, вы найдете утраченные цели в бюро находок; в магазине драгоценностей ничего не бывает лишним, особенно грезы покупателей. Меланома хмурого дня. Наши лучшие чаяния погребены под насыпью из знакомых слов.
И все же им удалось найти выход в лунную ночь, фарфоровую, как битый хрусталь. Рассеянные взгляды, брошенные в бесконечность, не возвращаются. Испарения большого города прикидываются благовониями на празднестве любви.

Путешествующий бесцельно всегда на бегу. Его мысли едва поспевают за ним. Воспоминания отказываются выискивать его след; их честолюбие разыгрывает с ними партию в шашки.
Бунт нейронов, потерявших срочные вклады, радость угасания задумчивых взглядов, переменная власть расстроенных чувств. В разговорах то и дело упоминали рискованную праздность, брутальную нежность. Взгляды свыкаются с беспечным мхом, густо разросшимся в потайных ходах, вырытых крохотными безымянными существами. Чередование звезд и хорошо закругленной луны сделались страннику безразличны; ничто уже не могло вызвать в нем сильное чувство: обаятельные паузы, доисторические предки, выбеленные луной, шуршание передвижных механизмов, крысы, оберегающие наследство ледовых пустынь, аисты, вспугнутые тишиной.
Разоренные гнезда львов и тонущие суда идут за бесценок. Искусственные холмы, громоподобный плач свидетельствуют, что жизнь продолжается.