Особый почерк

Ты пришел на арену мира
И заполнил собой пространство,
Ты читаешь с трибуны Шекспира,
Или просто застыл в реверансе.

По паркету огромного зала,
Ослепленный его убранством,
Как звезда королевского бала,
Ты кружишь в сумасшедшем танце.

Или, может, все окна настежь.
И ты ждешь, словно будет чудо.
Или ловишь эфиры счастья,
Сидя в позе унылого Будды.

Кем бы ни был ты среди прочих,
Подражание не научит.
У тебя есть особый почерк.
И на всё - отрезвляющий случай.

И хоть зренье мое убого,
Так, что издали я не вижу.
Зато ловко читаю души
И все знаки, данные свыше.

Нам всегда не хватало веры
В какую-то однозначность,
Но в тебе - миллиарды судеб.
Их горести и удачи.

Сколько бы ни прошло столетий
Под неведомой бренным властью,
Помнит каждый из нас о смерти,
В годы вглядываясь с боязнью.

Под холодящим ее потоком
Мы в воротник сильней кутаем шею,
Она нам видится крайне жестокой,
А мы ей, впрочем, ничуть не добрее.


Настанет день, и все наши мысли
Сойдут на нет, потеряют почву.
Мы так боимся сомнительных истин,
Но сами тянемся в их источник.

И мимолетная эта встреча -
Почти нахлынувший приступ смерти
Каким-то грузом на наши плечи.
Какой-то линией жизнь дочертит.


И вот, так просто, на холст ладони
Судьба выносит дороги-нити,
Нас назначают на важные роли
В сюжет из самых взрывных событий.


И сердце снова меняет скорость,
Упав тревожно на пол с перины.
Кому привидится в этом вздорность,
Когда все годы невозвратимы?


Но даже с мыслью, что нас не станет,
Что однажды все оборвется,
Отдаляем своими руками
Не задуманное потомство.

Если выбился кто-то из роли,
И эфир в одночасье стал ядом,
Мы как беглые горе-герои,
А нам большего и не надо.


И по венам уснувших улиц,
Ты идешь, руки спрятав в карманах,
Кто бы знал, что такими руками
Иногда себе роют яму.

А затем холодит ощущенье,
Что следами идет за тобою,
Оскудевшее горечью время,
Ты один - вас могло быть двое.


Дабы ошибка стала ошибкой,
Десятки лет я могу растратить,
Чтобы в душе зарыдала скрипка
Чтобы понять, что ничего не значу.

И на распутье утерянных шансов
Станет песчинке подобно в пустыне,
К моей услужливости в реверансе,
Мое громкое «Я»  в этом мире.

Боишься думать, что сроки тлеют,
И что недолго дышать осталось,
Но зеркала, а не мы, стареют.
А нас в них только самая малость.

И отраженная явь – стала ближе,
Куда привычней, чем то, что не в моде.
Ведь в обиходе лишь то, что «я вижу»,
Былые культы не в этой природе.

Во всем своя непростая система,
И с механизмами спорить трудно.
Но надо помнить любая схема,
Подобно хаосу, безрассудна.

В одном из самых острых столетий,
Когда не выявить лживых истин,
Мы не стараемся пересмотреть,
Наш путь на небо, как цель, бессмыслен.

Мы полноценность с жизнью венчаем,
Пытаясь ею наполнить жилы,
Упорно важного не замечая,
Того, на что мы растратили силы.

Нам говорят принимать, как данность,
Все, что не может поддаться контролю,
А мы имеем нелепую странность
Вживаться в роли горе-героев.

И так досадно, когда кто-то выбыл…
Когда как будто еще не время.
Когда за нас делают наш выбор,
Мы всей душой в день потери твердеем.

И смотрим в скудность земли с тоскою,
С надеждой, что все не повторится.
А ведь до рая подать рукою,
Но мы хотим, чтобы он только снился.

Перетерпеть и набрать кислорода,
Чтобы в легкие хлынули силы.
Но в смерти тоже своя природа,
И в ней она носит титул «было».

Есть один лишь способ остаться,
Приобрести себе новое сердце.
Чтоб кто-то так же, как ты, улыбался
И проживал свое теплое детство.

Один лишь способ остаться и выжить,
И стать таким, кто без жизни бессмертен,
Ничто с такой немыслимой силой
Не оживит твое дело о смерти.

И станет правильным и понятным
Все, что казалось таким абсурдным.
Это, действительно, невероятно,
Когда тебя в другом помнить будут.

Как это страшно, тебя не стало…
И я молчу, не могу собраться,
Хочу из сердца вырвать то жало,
Что мешает мне сильной казаться.

Перечитаю все твои письма,
И пусть, как раньше, все окна настежь.
Но в смерти столько же тонкого смысла,
Как в тех эфирах незримого счастья.

Кем бы ни был ты среди прочих,
Даже если ушел так рано,
У тебя был особый почерк,
У меня есть – новая рана.

О тебе я запомню живое,
Фотоленты, бессонные ночи.
Что никто не идет за тобою…
На тебе только горькая точка.

Мы боимся уйти на небо,
Но одумайтесь, мы дышали…
Ощущали вкус горького хлеба,
Разговорами все решали.

Мы играли на жизненной сцене,
Утверждая свои монологи.
И надеялись: нас оценят.
Оставляли жизнь в своем блоге.

Нас цитируют, нами гордятся,
Ты, возможно, кому-то снишься.
Ну а те, что никогда не родятся?
Каково это быть в жизни лишним?

Неужели глоток кислорода –
Невероятно огромная плата?
Мы разрушили догмы природы,
Ее сделав во всем виноватой.

Они будут всегда, как тени,
Замороженные в пространстве.
Разве этого мы хотели,
Когда тщетно теряли шансы?

Они будут не приняты миром,
Без имен, без даты рожденья,
Потому что мы не нашли силы,
Из головы чтобы выгнать сомненья.

Разве в жизни бывает просто,
Разве смерть – самый жуткий признак?
Это, в общем-то, несерьезно,
Когда мы служим лишь эгоизму.

Наши лучшие дни в эпохе
Расплываются грязной лужей,
Потому как это лишь крохи -
Понимать, что себе лишь нужен.

Смерть не то, чего нужно бояться,
Она лишь подводит итоги,
Можешь жить, как угодно, влюбляться
В непригодные сердцу дороги.

Просто ты оглянись однажды,
Оцени все, что там, за плечами.
И подумай о тех, кто даже
По тропинке в жизнь не отчалил.

Они так же ушли бы в небо,
Так же думали и дышали,
Ощущали вкус белого хлеба,
Разговорами все решали.

И играли б на жизненной сцене,
Утверждая свои монологи,
И, надеясь, что их оценят,
Оставляли бы жизнь в своем блоге.

Они пришли бы на арену мира,
И, заполнив собой пространство,
Читали так же с трибуны Шекспира,
Или ждали, застыв в реверансе.

По паркету огромного зала,
Ослепившись его убранством,
Подобно звездам светского бала,
Кружились бы в сумасшедшем танце.

Или окна были бы настежь,
Они бы ждали. что будет чудо.
И уловили бы первый крик счастья,
Еще не зная, что теперь они будут…