Шри Ауробиндо. Искания Мандавьи - поэма

Поэма зрелого этапа поэтического творчества Шри Ауробиндо. В рукописи стоит дата 12.04.1913 г. Некоторые правки в поэму были внесены в середине 1930-х г.

Мандавья — легендарный древний риши, на долю которого выпало множество тягот и испытаний. Поэма отражает поиски и борения устремленной души — она описывает любовную игру человеческой души и Бога, которая через все перипетии и дерзновения этой Игры обретает в итоге слияние с Возлюбленным.



Шри Ауробиндо

ИСКАНИЯ МАНДАВЬИ


Поэма



Sri Aurobindo

THE MEDITATIONS OF MANDAVYA



I
О сладость воплотившейся мечты!
О горестная сладость пораженья!
О сердце, что стремится мир возвысить!
О яростное сердце, что вкушает
Всю боль его! Люблю тебя, Любовь,
Нагую, под вуалью, в страшной маске,
За то, что тешишь сердце и за то,
Что рвешь его! Люблю за состраданье,
За ласку материнскую, за радость
Люблю, что полнит жизни всех созданий,
Люблю тебя за все мученья наши...
Не возропщу, как многие, стеная,
Что нет тебя. Легка игра в любовь,
Услада для расчетливого сердца!
Кто поцелуй и в муках длит,;тот любит.


I
O joy of gaining all the soul’s desire!
O stranger joy of the defeat and loss!
O heart that yearnest to uplift the world!
O fiercer heart that bendest o’er its pain
And drinkst the savour! I will love thee, O Love,
Naked or veiled or dreadfully disguised;
Not only when thou flatterest my heart
But when thou tearst it! Thy sweet pity I love
And mother’s care for creatures, for the joys
I love thee that the lives of things possess,
And love thee for the torment of our pains;
Nor cry, as some, against thy will, nor say
Thou art not. Easy is the love that lasts
Only with favours in the shopman heart!
Who, tortured, takes and gives the kiss, he loves.

*


Багряногрудый, бирюзовокрылый
И с клювом, в сад впорхнув из-за ограды,
Ты мне предстал — помедлил на суку
И упорхнул... Но сердце остается
Плененным, словно молвил ты: «Мой милый,
Взгляни, как я прекрасен! Наконец-то
Тебе открылся я, о мой любимый, —
И улетаю, ибо ты прозрел
И возлюбил навек...» Вот так всегда:
Ты манишь нас и тут же исчезаешь —
Но за тобою вслед спешат сердца.

Blue-winged like turquoise, crimson-throated, beaked,
Enormous, fluttering over the garden wall
Thou cam’st to me; some moments on a bough
Wast perched, then flewst away, leaving my heart
Enchanted. It was as if thou saidst, “Behold, my love,
How beautiful I am! To show thee this,
I came, my beauty. Now I flee away
Since thou hast seen and lov’st.” So dealst thou always,
Luring and fleeing; but our hearts pursue.

*


Когда я вышел ночью на террасу,
Он ждал меня и, улучив момент,
Ужалил в ногу... Вся моя душа,
Любимого узнав прикосновенье,
Затрепетала сладостно, но ум
Лишь видел скорпиона, пленник формы...
Все ж... все ж душа хранила свой восторг,
Отвергнув ум, и я, объятый болью,
Счастливо рассмеялся.

While on a terrace hushed I walked at night,
He came and stung my foot. My soul surprised
Rejoiced in lover’s contact; but the mind
Thought of a scorpion and was snared by forms.
Still, still my soul remembered its delight
Denying mind, and midst the body’s pain,
I laughed contented.

*


Все, все свершилось! Боль ушла навеки...
И битва... О восторг, что испокон
Веков таился в логове своем!
О Хищник! Ты терзаешь душу мне
Экстазом, о блаженный лютый Боже.
Неистов в милосердьи! Лют в любви!
О радость бесконечная объятий
В ночи! О ужас чистый ласк Твоих!
Людское племя, я теперь приемлю
Века твои, что плачут кровью, потом,
Ведь цель всего — явить свой высший смысл
В безумный миг, тебе открывший Бога.
И пусть весь мир прейдет теперь, ведь все
Зачем он создан, наконец, свершилось,
И я в Тебе, о Боже, поглощен.

All is attained, attained! The pain is dead,
The striving. O thou joy that since this world
Began, wast waiting for me in thy lair.
O Wild Beast of the ways! Thou tearst my soul
With rapture, O Thou fierce delightful God.
O cruelty divine! O pity fierce!
O timeless rapture of the nights that pass
Embraced! O terror pure of Thy caress!
Humanity, acceptable I find
Thy ages that have wept out sweat and blood,
Since all was made to give its utter price
To one wild moment of thy hidden God.
Let the whole world end now, since all for which
It was created is fulfilled at last
And I am swallowed up in Thee, O God.



II
Кто превратил Природу здесь в тирана?
Кто нас обрек на рабство? То не Бог.
Нет, сами мы избрали наши узы
И заковали тяжкими цепями
Самих себя. А Бог лишь наблюдал
И улыбался нашим детским играм.
Пусть Он бессильных нас поймал в цепях,
Пусть с нами тешится, не внемля воплям,
И гнев встречает наш ужасным смехом,
Но мы избрали первыми оковы
И мы, глупцы, игры Его страшимся,
Хоть Он твердит вовек: «Она ничто».
И вот мы стонем: «Нам не знать свободы
В Природе, ибо должен жечь огонь,
Топить — вода, смерть — настигать добычу,
И скорбь и пытка — расправляться с нами,
И грех, подобно льву, царить над миром,
Ведь это все — Природа». «Смертен смертный,
И каждый день — тому пример, — все стонут —
Ведь Бог и тот — гигантский Механизм»...
Все ж Мысль над нами молнией играет,
В нас трудится Любовь Его все время.
И ныне лишь сильнее Он смеется,
Чем при начале собственной игры.

II
Who made of Nature here a tyrant? Who
Condemned us to be slaves? It was not God.
Nay, we ourselves chose our own servitude
And we ourselves have forged and heaped our chains
On our own members. God only watched the while
And mocked us sweetly at our childish task.
Then if He seized us helpless in our bonds,
Then if He played with us despite our cries
And answered with His dreadful laugh our wrath,
Ours was the fault who chose the bondage first, that
Ours is the folly whom His play affrights
While all the time He tells us, “It is nought.”
And now we say we never can be free,
For Nature binds us, for the fire must burn,
The water drown and death must seize his prey,
And grief and torture do their will with us
And sin be like a lion with the world,
Because ‘tis Nature. Man’s not infinite,
The proof is with us every day, they cry,
And God Himself’s a huge machine at last.
Yet over us all the while Thought’s lightning plays
And all the while within us works His love.
Now more than when the play began, He laughs.

*


Теперь я убедился: нам по силам
Рассеять в небе тучи, успокоить
Раскаты грома и надеть узду
На молнии. Но прежде мы должны
В себе возвысить бога, что погряз
В любви к своим оковам, и покорен
Своим же слугам, и влечется слепо
К соблазнам, к обольстительным цепям.
Да, силу любит человек, но силу,
Что знает свой предел. Но для чего
Предел? Зачем не смеем мы объять
Весь высший дар? Рискнем же всею жизнью,
Когда попыткой этою бессмертье
И высшее всесилье к нам придет!
Ведь ни морей ничтожное кипенье,
Ни целый океан, взметенный штормом,
Нам не пример. И сам небесный свод —
Не настоящий образ человека,
Чей космос — за горизонтом мысли. Нечто
Есть в нас, что не страшится тьмы иной
И, не дыша, презрев штурвал и якорь,
Плывет за чувств рубеж. Душа нагая
Стремит свой путь к безвидной пустоте,
Где только самость, — и находит пристань,
Не трепеща и не просясь назад.
Да и смирится ль с собственным пределом
Тот,;кто не зверь, не дерево,;не прах?..
Быть совершенным, превзойти пределы,
Мир ощутить игрушкой меж ладоней!..
Уже теперь, вместив одну лишь струйку
Безмерной Силы, движущей мирами,
Я знаю, Боже, день такой настанет,
И человек, восстав от игр в грязи
И в руки взяв движенье звезд и солнца,
Преобразит закон и облик прежний.
Боль и разлад тогда оставят мир,
И мертвая пустыня примет розу,
И звон ручьев пробудит тишь ее;
Вновь станет человек подобьем Божьим.

Now I believe that it is possible
To manage the arising clouds, to silence
The thunder when it roars and put our rein
Upon the lightnings. Only first within
The god we must coerce who wallows here
In love with his subjection and confined
By his own servants, wantonly enslaved
To every lure and every tempting bond.
And therefore man loves power, but power o’ercome,
Force that accepts its limits. Wherefore then
A limit? Why not dare the whole embrace,
The vast attraction? Let us risk extinction then
If by that venture immortality
And high omnipotence come near our grasp.
‘Tis not the little rippling wayward seas,
Nor all huge ocean tumbled by its storms
That can be our exemplar. The vault of heaven
Is not a true similitude for man
Whose space outgyres thought’s last horizon. Something
There is in us fears not the night beyond,
But breathless sails, unanchored, without helm,
Where all the senses end. Our naked soul
Can journey to the farther unshaped void
Where nothing is except ourselves, arrive, hold on,
Not shake, not ask return. Who accepts at last
His limit save the beast and plant and clod?
O to be perfect here, to exceed all bounds,
To feel the world a toy between our hands!
Yet now enough that I have seized one current
Of the tremendous Force that moves the world.
I know, O God, the day shall dawn at last
When man shall rise from playing with the mud
And taking in his hands the sun and stars
Remould appearance, law and process old.
Then, pain and discord vanished from the world,
Shall the dead wilderness accept the rose
And the hushed desert babble of its rills;
Man once more seem the image true of God.

*


Не сдамся, Боже. Я охвачен жаждой,
И значит, где-то есть вода... Но все же
Найти ее непросто в этой жизни:
Былой природы призрак тянет вспять,
Былые страсти восстают, сомненья...
Так есть ли здесь иль Там иные жизни,
Что утолят нас?.. Господи, добьюсь!

I will not faint, O God. There is the thirst,
And thirst supposes water somewhere. Yes,
But in this life we may not ever find;
Old nature sits a phantom by the way,
Old passions may forbid, old doubts return.
Then are there other lives here or beyond
To satisfy us? I will persist, O Lord.



III
Что есть Любовь, не найденная мною?
Я Бога в небесах вообразил,
Его я видел в трепете листвы,
Ему внимал в журчании ручьев,
Его страшился в резких бивнях молний,
Его терял в немой ночи бескрайней,
К Нему вставал с вернувшейся Зарею...
И вот я говорю, что Бога нет! —
Лишь Пустота, что немо изрыгает
Фантомы форм и полчища личинок
В другую бездну, что еще несчастней
Из-за того, что чувств не лишена...
О, если этот жуткий сон правдив —
Беспомощная зверская игрушка
С названьем «мир», что вечно кружит, кружит,
Вопя, кровоточа, — живая жертва,
Распятая на страшном колесе!..
Коль это создал Бог, каким проклятьем
Сразить верней того тирана Бога?
Пусть,;слово то найдя, в едином вопле
Все проклянут Его — и может быть,
Отвергнут всеми, все ж погибнет Он —
И мир несчастный с облегченьем сгинет.
Ведь где средь сонма звезд хоть знак Любви?
Ее здесь нет, и что ж зовут Любовью? —
Обман жестокий под личиной сладкой,
Что лишь скрывает горшую из мук,
Чтоб обострить агонию, сняв маску...
Любовь? Нет, Смерть, что в маске тешит жертву,
Чтобы верней сразить свою добычу!
И;вся надежда мира — только смерть,
Что, все пожрав,;себя пожрет однажды...
Вот зверская личина мирозданья.

III
What is this Love that I have never found?
I have imagined in the skies a God
And seen Him in the stirring of the leaves
And heard Him in the purling of the brooks
And feared Him in the lightning’s flashing tusk
And missed Him in the mute eternal night
And woke to Him in the returning Dawns.
And now I say there is no God at all,
But only a dumb Void that belches forth
Numberless larvae and phantasmal shapes
Into a void less happy than itself
Because this feels. O if this dream were true,
This iron, brute, gigantic helpless toy
They call a world, this thing that turns and turns
And shrieks and bleeds and cannot stop, this victim
Broken and living yet on its iron wheel, own
And if a Will created this, what name
Shall best blaspheme against that tyrant God?
Let all men seek it out and hurl it up
Against Him with one cry, if yet perchance
Complete denial may destroy His life
With happy end to His unhappy world.
For where in all these stars is any sign of Love?
It is not here, but that which seems like Love
Is a sleek cruel cheat that soon unmasks,
Sent here to make the final suffering worse, —
Not Love, but Death disguised that strokes its food!
And all good in the world is only that,
A death that eats and eating is devoured,
This is the brutal image of the world.

*


Внемли! Тебя я проклял, я не верю
В Тебя, в Твою любовь. Так порази
Меня десницей грозной, докажи мне,
Что Ты все ж есть. О,;не доверь возмездья
Своим немым послам, лишенным сердца,
Огня в атаке, ярости в любви
И радости в карающем ударе,
В ответном вопле. Прояви же Сердце,
Пусть злое, но живое, что враждебно
Слезам, бореньям и исканьям нашим.
Смотри же! Я пошлю по миру душу,
И все по зову на Тебя восстанут...
Но нет ни знака, нет в ответ ни слова...
И все ж, увы! Я знаю: Он вернется
И снимет боль, и очарует сердце;
Я вновь забуду, вновь я полюблю,
Вновь обманусь и буду вновь страдать.
Когда же это кончится, о Небо?
Когда, Земля?.. Но нет конца любви.

Lo, I have cursed Thee, lo, I have denied
Thy love, Thy being. Strike me with Thy rod,
Convince me that Thou art. O leave it not
To Thy dumb messengers that have no heart,
No wrath in the attack, no angered love,
No exultation in the blow that falls,
The cry that answers. Let me feel a Heart,
Even though an evil one, that throbs and is
Against our tears, our pressure and our search.
Beware, for I will send my soul across the earth
And all men turn against Thee at my word.
There is no sign, there comes not any voice.
And yet, alas! I know He will return
And He will soothe my wounds and charm my heart;
I shall again forgive, again shall love,
Again shall suffer, be again deceived.
And where is any end, O Heaven, O Earth?
But there is never any end when one has loved.

*


Внезапное безмолвье, звук внезапный,
Звук в горних сферах и в иных мирах,
Безмолвье здесь — и мысль из этих двух.
Быть может, сердцем Бог поет извечно,
Рождая каждой нотой новый мир;
Быть может, Он душой, вовек безмолвной,
Внимает этой музыке с восторгом,
Себя любя, Самим Собой любим.
Едины были слушатель с певцом
Всегда. Хорал немолкнущий плывет
Вовек морями Времени-Пространства
И превозносит белое Блаженство —
Источник свой; Восторг невыразимый
Безмолвно осеняет всех созданий,
Что рождены его волшебным кличем,
Вовеки и вовеки — без конца.

A sudden silence and a sudden sound,
The sound above and in another world,
The silence here; and from the two a thought.
Perhaps the heart of God for ever sings
And worlds come throbbing out from every note;
Perhaps His soul sits ever calm and still
And listens to the music rapturously,
Himself adoring, by Himself adored.
So were the singer and the hearer one
Eternally. The anthem buoyant rides
For ever on the seas of Space and Time
And worships the white Bliss from which ‘twas born;
The ineffable Delight leans silent down
And clasps the creatures of its mystic cry
For ever and for ever — without end.

*


Кто ты, охотник за моим желаньем,
Как в джунглях — зверь, крадущийся впотьмах?
Огонь его затмляешь ты страданьем,
Восторг его ты повергаешь в страх.
Ты нужды мне даешь и отбираешь,
Ревниво любишь, алчно пожираешь.

Who art thou that pursuest my desire
Like a wild beast behind the jungle’s screen
And throw’st a dread upon its fiercest fire,
A shadow on its flowering joy and green?
Thou madest and deniest me my need,
Thou jealous Lover and devouring Greed!

*


Кто грезит Богом? Есть лишь алчный Зверь,
Что вечно мир страшил ужасной пастью,
Утробы не насытив, и теперь
Он губит нашу силу, прелесть, счастье,
Сжирает плоть, впивает кровь и слезы,
Рыща по жизни гибельной угрозой.

Who spoke of God? There is a hungry Beast
In ambush for the world who all devours,
Yet is his hunger sated not the least.
He tears our beauty, strength and happiest hours,
And eats our flesh and drinks our blood and tears,
Ranging as in a thicket through the years.

*


Ты хочешь все отнять? Последнюю надежду?
Последний счастья стон? Так забирай, владей!
Коль другом мне не стал, как враг меня убей,
Но дай мне, хоть на миг, тебя услышать прежде.

Dost thou desire my last vain hope? Take it, rejoice!
Wilt thou exact my dying bliss? Tear it and end!
But give me this at least, dying, to hear thy voice,
By thee as foeman slain if never clasped as friend.

*


Любовь иль смерть, врага иль друга — лишь тебя,
О Вечности Душа, ищу и жажду я.

Foeman or friend, lover or slayer, only thee
I need and feel, O personal Eternity.

*


Коль то, что даровал, ты хочешь вновь отнять,
Созданиям своим позволив умирать,
Что дашь ты нам взамен? Немую пустоту?
Иль, сбросив смертный тлен, отвергнув суету,
В безбережный покой душа спешит, ликуя,
И вечная Любовь над смертью торжествует?
Ты что-то упустил иль мы забылись тьмою,
И высшей жизни мир нам смертный сон откроет?

If what thou gavest, thou must needs again exact,
Cancel thy forms, deny thy own accomplished fact,
With what wilt thou replace them? Is thy nameless void
Embraceable by arms? Or can the soul upbuoyed
Rest on a shoreless emptiness without a name?
Can Love find rapture by renouncing all his flame?
Thou hast forgotten or our nature is misled,
Lur’st thou to utter life beyond the silence dead?

*


Ни звук — ни тишь, ни мир — ни пустота,
Немыслимость, безмерность, чистота —
Одно и Все, без имени, но Имя,
Несметнолико и неизменимо.
Экстаз безмерный: Время и Пространство
Себя забыли в обмороке страстном!

Not sound, nor silence, neither world nor void,
But the unthinkable, absolute, unalloyed
One, multitudinous, nameless, yet a Name,
Innumerably other, yet the same.
Immeasurable ecstasy where Time
And Space have fainted in a swoon sublime!

*


Безмолвьем утомлен, из этой Тьмы бездонной
Я выхожу, чужак. Все горние просторы
Открылись пред душой, что в жажде высоты
Взмывает в небыль сфер, безбрежно распростертых.
Рой голосов парит в молчаньи ждущей Широты,
Мильон огней рождает Свет неизлученный.

Of silence I have tired, from the profounder Night
I come rejected. All the immensities overhead
Are given to my fierce upwinging soul at last
Rapt into high impossible ranges huge outspread.
Unnumbered voices thrill the silent waiting Vast,
A million flames converge into the rayless Light.




ПРИМЕЧАНИЯ ПЕРЕВОДЧИКА


O joy of gaining all the soul’s desire!
O stranger joy of the defeat and loss!
O heart that yearnest to uplift the world!
O fiercer heart that bendest o’er its pain
And drinkst the savour!

О радость обретения всего желанного душе!
О странная радость поражения и утраты!
О сердце, что жаждет возвысить мир!
О яростное сердце, что склоняется над его болью
И впивает [ее] аромат!


Сопоставление аспектов единого божественного Сердца, черпающего наслаждение и в радостях и в муках.


*


Багряногрудый, бирюзовокрылый … Но за тобою вслед спешат сердца.

Чрезвычайно насыщенное, красочное, лаконичное и емкое описание внезапно являющейся глазам поэта птицы, в которой его взору открывается красота его Божественного Возлюбленного.


*


Когда я вышел ночью на террасу … Счастливо рассмеялся.

В этих строках описывается действительно имевший место случай, когда однажды поздно вечером, во время обычной прогулки по террасе дома в Пондичерри, Шри Ауробиндо ужалил скорпион. Это событие упоминается им в «Дневниках Йоги» в записи от 14.02.1911 г. (Record of Yoga, p. 38). В этой же записи упоминаются и другие подобные его опыты (связанные с укусами больших красных муравьев), когда физическая боль трансформируется в духовное упоение. Ниже приводится еще одно высказывание Шри Ауробиндо, где он рассказывает об этом опыте:

…Началось это давно, еще в алипорской тюрьме, когда в камере меня искусали очень красные и злобные на вид полчища вторгшихся муравьев и я, к своему изумлению, обнаружил, что боль и удовольствие — всего лишь условность наших ощущений. Но это дано почувствовать не каждому. И здесь, полагаю, тоже есть свои пределы.
       Шри Ауробиндо. О себе, с. 355

Эти сведения еще раз показывают, сколь автобиографична поэзия Шри Ауробиндо, являющаяся стихотворным выражением реальных духовных опытов автора.


*

Кто ты, охотник за моим желаньем … Ревниво любишь, алчно пожираешь.

Поэтичный образ Божественного Возлюбленного, который, словно хищник, таящийся в зарослях, охотится за эгоистическими желаниями духовного искателя, чтобы поглотить их и даровать его душе чистоту и освобождение.


*


If what thou gavest, thou must needs again exact,
Cancel thy forms, deny thy own accomplished fact,
With what wilt thou replace them? Is thy void
Embraceable by arms? Or can the soul upbuoyed
Rest on a shoreless emptiness without a name?
Can Love find rapture by renouncing all his flame?
Thou hast forgotten or our nature is misled,
Lur’st thou to utter life beyond the silence dead?

Если то, что дал, ты должен снова востребовать,
Упразднив свои формы, отрицая факт собственного свершения,
Чем ты заменишь их? Возможно ли
Обнять твою пустоту руками? Или же душа, вознесясь,
Может обрести покой в безбрежной пустоте, не имеющей имени?
Может ли Любовь стяжать восторг, отказавшись от всего своего пламени?
Ты [что;то] забыл или наша природа введена в заблуждение,
Манишь ли ты к абсолютной жизни за пределами мертвого безмолвия?


* * *


Поначалу человек ищет вслепую и даже не знает того, что ищет он свое божественное «я», ибо путь его берет начало во мраке материальной Природы, и даже когда он начинает видеть, его еще долго слепит разгорающийся в нем свет. Да и Бог туманно ответствует исканиям его: Ему мила слепота человека и Он наслаждается ею — так радуется мать слепо тянущимся к ней рукам ребенка.
Бог и Природа — словно влюбленные мальчик и девочка, играющие в прятки. Как только один замечает другого, тот бежит, желая, чтобы его искали, преследовали и поймали.
       Шри Ауробиндо. Час Бога, с. 68

*

Тем, чье внутреннее око зрит, в игре сил и ее результатах, в предметах и созданиях — повсюду предстает Он.;Все сущее движется к некоему божественному событию; каждый опыт — страдание и нужда, не меньше чем радость и достаток, — представляет собой необходимое связующее звено в развитии универсального движения, которое нам следует понимать и поддерживать. Стихийный внутренний бунт, вопли и проклятия — все это яростные проявления наших необузданных невежественных инстинктов. Бунт, как всякая вещь в божественной игре, имеет свое предназначение и даже необходим, полезен, предписан для божественного развития в свое время и на своей стадии; но движения невежественного мятежа и протеста относятся к стадии детства души или ее незрелого отрочества. Зрелая душа не проклинает, но стремится понять и вместить, не вопит, но принимает или старается улучшить и усовершенствовать, не бунтует внутренне, но трудится над тем, чтобы подчиниться, исполнить и преобразовать… Сохраняя наивысшую невозмутимость, нам нужно неуклонно продвигаться по нашему пути, встречая все с со спокойной уравновешенностью, пока мы не станем готовы для более высокого состояния и не сможем войти в верховную и универсальную Ананду.
       Шри Ауробиндо. Синтез Йоги, с. 225



* * *



Перевод с английского: Ритам (Дмитрий Мельгунов)

www.savitri.su — мой литературный сайт
www.ritam-art.com — мой фотопоэтический сайт



Другие переводы поэзии Шри Ауробиндо см. на моей странице.


Мои уже изданные переводы поэтических произведений Шри Ауробиндо:

Избранные сонеты;
Истории Любви — избранные пьесы в стихах;
Поэма-откровение «Риши»;
Эпос «Савитри»

можно приобрести здесь:
savitri.su/knigi-aurobindo-stihi


либо здесь:
Издательство «МИРРА» (Санкт-Петербург)
mirra@mirra.sp.ru
тел. (812) 717-57-03


Скачать работы Шри Ауробиндо в подлиннике можно на сайте Ашрама Шри Ауробиндо:
www.sriaurobindoashram.org