Юность 1812 года

И в дубраве потаённой,
И в златых ржаных полях
С головою преклонённой
Вижу грёзы о боях.

Дробно цокают копыта.
Пламя видится вдали.
Поле ямами изрыто –
Ядра чрево рвут земли.

Нарастают гулы, вздохи,
Крики, стоны, храп коней.
Скоро грянет бой эпохи
Грозной юности моей.

Вон, вон, вон, в багряном свете
Бравый юнкер в сапогах.
Это, стоя на лафете,
Я стреляю во врага!

Я, конечно, ранен в битве,
Ну а сердце гнёт своё:
«Перечислите в молитве
Имя грешное моё…»

За ранение в столицу
На побывку послан я.
Тут уж некогда молиться,
Погулять бы хоть три дня.

Бал шумит, бряцают шпоры.
Банты, плечи и глаза.
Ох уж эти разговоры,
Тайны, взгляды, голоса.

Эти милые ресницы,
Эти ручки, этот шёлк...
Через месяц из столицы
Я попал в гусарский полк.

Там, средь тех же мирных видов
Вижу я в счастливом сне:
Нас в атаку сам Давыдов
На лихом ведёт коне!

Я вдыхаю дым и порох,
И табак ещё… апчхи!
Предо мною сена ворох,
Слышу: где-то петухи.

Там, средь видов деревенских,
Пеших, конных и обоз –
Всех французов по Смоленской
Гонит дядюшка Мороз.