Первый раз в Крыму

     Я учился на первом курсе, а Дудоладов, по-моему, на третьем, когда он в начале летних каникул пришел ко мне и стал уговаривать  мать  отпустить меня с ним в Крым. Почему уговаривать? Да потому, что я дальше Москвы на электричке никуда не ездил и в походы не ходил.  Мать согласилась достаточно легко,  дала мне с собой сто рублей, откуда-то появился весьма миниатюрный рюкзачишка,  в который практически ничего  не влезало, так что пришлось пришивать со стороны спины карман во всю его поверхность, чтобы хоть как-то положить туда байковое одеяло. Это были и  все мои туристические принадлежности,  кроме,  конечно,  кружки, ложки, миски и ножа.
     - Там  почти вся наша группа собралась,- рассказывал мне Володя в дороге –  ребята все хорошие, ты с ними быстро перезнакомишься.
     Вот он Крым, вот оно море, которое я видел в первый раз. Алушта.      Место, где расположились Володины друзья, называлось Чёрные Камни.
     От центра  города,  куда  мы  доехали от Симферополя на автобусе, пошли пешком вдоль берега. Дорога шла метров на пять-семь выше пляжа.
     - Вот это хорошо, ребят сразу увидим.
     И действительно. Довольно скоро я увидел в море, сравнительно недалеко от берега два- три здоровенных камня, правда не чёрного, а скорее серо- буро- малинового цвета.
     -Где-то тут, - Володя пристально всматривался в  лежащих на берегу и плавающих отдыхающих,- ага, вот они!
     - Ого-ого, осё-сё!
     Несколько ребят из валяющихся на берегу  поднялись  и,  оживленно размахивая руками, приветствовали нас.
     - Володя, ты палатку привёз?
     - Не-а!
     - А приёмник?
     - Тоже нет!
     - А что же ты привёз?
     - А вот,  Стаса,- и он придвинул меня к самой кромке дороги, чтобы, наверное, снизу меня можно было бы лучше рассмотреть.
     Раздался сначала разочарованный стон, а потом здоровый смех.
     Дело в том, что на четырнадцать человек приходилась одна  четырёхместная палатка, в которой не могли разместиться даже девчёнки. Поэтому она использовалась как склад для вещей и как комната для переодевания.
     Благо, за целый месяц дождя не было ни разу, а жара стояла такая, что спать в палатке было просто невозможно. Так как у меня ничего, кроме одеяла не было, спал я на земле.
     Отдых есть отдых. Купались, загорали, играли в волейбол, как питались, вспомнить не могу, но что-то ели. Иногда ходили в город.
     И, однажды,  возвращаясь к себе, мы увидели на берегу парусиновую палатку, к которой уже стояла приличная очередь.  Здоровое любопытство позволило нам узнать,  что вот-вот должны привезти  виноград,  который будут продавать по какой-то смехотворной цене.
     Винограда хотелось, но стоять в очереди?
     Разговорились с продавщицей.  Она намекнула,  что купить виноград без очереди можно, если мы поможем разгружать машину. Мы, естественно, согласились.
     Быстренько перекидав ящики к палатке,  мы купили два из них  примерно по семнадцать-восемнадцать килограмм каждый. Принесли к себе наверх, разложили на кучки по числу присутствующих и, посадив Нанку Арутюнову спиной к кучкам, разыграли.
     На каждого пришлось примерно по два с половиной кило.
     Умный Стас Парфёнов (в группе его звали Стас маленький,  в отличие от меня) предложил мне сполоснуть ягоды в море.
     - А то их там химикатами обрабатывают.
     Мы спустились к воде и пару-тройку раз опустили кисти в море.
     Потом принялись за дело.  Где-то после полутора кило поедать дары юга стало затруднительно. И тут на выручку опять пришел Парфёнов.
     - Пошли со мной.
     - Это куда же?
     - Рот надо прополоскать морской водой, оскомину сбить.
     Я предложил то же сделать и  Дудоладову,  но  он  напрочь  отверг предложение:
     - Это, что же после такой вкуснятины я вот ту горько-солёную воду во рту держать буду?
     Я послушался совета.  Мы спустились. Немного поплавали и уж конечно неоднократно прополоскали рот.
     Поднявшись, остатки винограда были сметены в один момент, а вот у Дудоладова дела не пошли. Перед ним всё еще лежала порядочная кучка.
     Окончилось всё это весьма своеобразно. Володя ночь практически не спал, а на утро все окрестные склоны издавали весьма специфический запах, а его создатель, держась за живот, вынужден был обратиться к медикам, а затем и лечь в больницу.
     Его это очень расстроило, так как небольшой коллектив, всего четыре человека,  решил  совершить восхождение на Ай-Петри и полюбоваться
оттуда восходом солнца.
     В состав  этого коллектива входила единственная в группе семейная
пара, фамилию, я, естественно, не помню, Леонид Семёнович Подгородецкий
и я.
     Пешком подниматься по сильной жаре было малоприятно и нам удалось остановить попутную машину, которая везла продукты для плановых туристов в базу, расположенную практически на вершине. Правда, до самой базы она не дошла, но остановилась очень недалеко.
     Мы тоже подтянулись к этому привлекательному домику. Там практически никого не было, за исключением хозяйки этого заведения, которая разрешила нам немного отдохнуть, но предупредила, что как только придут плановые туристы,  то есть часа через три-четыре,  нам нужно будет покинуть помещение.  Палатки у нас не было, а ночевать на достаточно большой высоте даже в Крыму не очень-то приятно. Мы расположились, осмотрели помещение,  повалялись на разложенных своих  одеялах,  хоть  и жестковато, но всё же не на ногах, перекусили что-то.
     Но вот подошла и плановая  туристическая  группа.  Сопровождающий инструктор как-то  странно посмотрел на нас, но получив объяснения хозяйки не задал ни одного вопроса.
     Нам же она довольно недвусмысленно кивнула на дверь. Мы стали собираться. Туристы в это время плотно перекусили  тем  харчем,  который привезла подбросившая нас машина, и стали искать развлечений, хотя и не очень активно, так как сказывались последствия перехода.
     Кое-кто вышел на улицу,  большинство осталось в помещении,  а хозяйка отперла красный уголок,  в котором стояло пианино. Никто из пришедших играть  не  умел,  стали искать розетку,  чтобы включить приёмник, но в это время сильная половина нашей семейной пары подошел  к инструменту, присел и весьма недурно сыграл "Читтануги чучу" Глена Миллера из "Серенады солнечной долины".
     Потом что-то еще в духе регтайма и Дюка Эллингтона.
     Все сгрудились возле инструмента, подошли даже выходившие на природу. На вершине стояла такая тишина, что наигрыши нашего пианиста были хорошо слышны снаружи.
     - Ну, нам пора,- он резко встал,- для нас тут места не предусмотрено.
Что тут началось! Вся группа насела на хозяйку базы с просьбой разрешить нам переночевать в помещении,  а она тоже проникнувшись, слегка посопротивлялась и сказала, наконец:
     - Вот тут и располагайтесь,  в красном уголке, но чтоб ничего не поломали.
      Еще  примерно час продолжалось это выступление, после чего стали укладываться спать. Мы тоже, как всегда, на полу, надев на себя что можно и накрывшись одеялами. Но не все.
     Леонид Семёнович, тихо пробормотав, что скоро придёт, и надев лёгонькую ветровку, выскользнул за ещё не запертую дверь.  Мы тоже вышли. Закат был великолепен. И солнце, и море, в которое оно погружалось, создали  совершенно  сказочную  картину из такого многообразия красок, тонов и полутонов,  быстро сменяющих друг друга,  что дух захватывало. Сумерек практически не было.  Вдруг как-то сразу всё резко потемнело и крупные звёзды рассыпались над нами,  а далеко внизу не  менее  яркими огоньками сверкала набережная Ялты,  развёрнутой полудугой,  прекрасно видимая в прозрачном воздухе.
     Полюбовавшись на  все  эти  красоты и уже дрожа всем, чем можно, мы быстренько вернулись в свой красный уголок и стали укладываться. Через несколько минут раздался голос хозяйки.
     - Всё, отбой, я дверь запираю.
     Мы, привыкшие к вольному обращению со временем и пространством, не придали этому особого значения и моментально заснули,  а проснулись что-то через час, от настойчивого стука в окно.
     За окном,  чуть видимый в слабом свете звёзд, отчаянно жестикулировал Лёня. Все наши попытки открыть дверь или окно, окончились неудачей.  Конструкция была сделана на совесть, проникнуть внутрь можно было только отперев замок,  ключ от которого находился у хозяйки, найти которую ночью не представлялась возможным, или разобрав стену. Дело осложнялось ещё и тем, что даже форточку открыть было нельзя.  Мы понимали, что на таком холоде Лёня долго не выдержит, но помочь ему ничем не могли. Тот постоял немного около домика, потом нерешительно отправился куда-то в сторону.  Наши тревоги были быстро пресечены крепким сном. А проснулись, под неуместные выкрики инструктора туристической группы:
     - Подъём, подъём, а то восход прозеваете!
     Мы, завернувшись в одеяла, пошли смотреть восход.
     Никакого впечатления он на меня не произвёл. Сплошное марево, туман,  чуть просвечивающие верхушки соседних склонов и, главное, сыро и холодно.
     Солнце, мутным слабоцветным желтком обозначило своё присутствие, и не более того.
     На вершине туман был настолько плотным, что мы практически не видели друг друга,  а когда нам всё это надоело,  то почти  одновременно развернулись и пошли назад в тепло красного уголка.  И вот тут, стараясь не оступиться на камнях, я буквально наткнулся на какого-то  парня, тоже  закутанного  в  одеяло,  на котором уже стали поблёскивать капли влаги.
     - Куда?  - я осёкся. Передо мной замерзший и дрожащий стоял Лёня.      Пришли вместе. Оказывается, он ночью подсел к группе ленинградских туристов, более чем до полуночи слушал песни под гитару, и не имея возможности разделить с нами уют красного уголка,  снова пришел к  ленинградцам,  которые и пристроили его в свою палатку между двух, пышущих жаром девиц. Он даже не простудился.
     Домой мы с Дудоладовым вернулись, имея по десятке на брата. Подумав,  мы объединили свои капиталы, и я на Столешниковом переулке купил бутылку  французского коньяка "Наполеон",  которую и распили под Новый год.