Рыночный тупик, дом 2

Когда я был первоклашкой, то уроки готовил на подоконнике… из окна был виден весь Рыночный тупик. Вдоль. По левой стороне тупика, по тротуару, возвращался с работы Шварц Эммануил Яковлевич.  Работал он главврачом в детской поликлинике нашего Ленинского района.

Я имел возможность до-о-олго смотреть ему вослед, так как улица с моего подоконника шла не мимо меня, а вдоль, вдаль. Шварц ходил стремительно, слегка наклонив голову влево и с некоторым поворотом её вперёд.
Потому, что на войне он потерял глаз. Левый глаз у него был стеклянный. А правый глаз у него был смотрящий.

Следом за ним, через некоторое время шла его жена, Елизавета Михайловна. Она работала в той же детской поликлинике в рентгенокабинете.

У них были две дочки. Старшую звали Гала. Дикция у ней была идеальная. Она в нашем школьном радиоузле по большим переменам читала рассказы о пионерской жизни нашей школы. Младшую звали Ира.

Долго-долгонько шёл с работы отец Серёжки Сакояна  – дядя Карп, Карп Сергеевич. Он работал на обувной фабрике. Шил модельную обувь. Его обувь была настолько хороша, что долго в обувном магазине на прилавке не задерживалась.

У дяди Карпа были две дочки и посередине мой друг Серёжка. Они вдоль по тротуару Рыночного тупика под моим долгим смотрением ходили кто в школу, кто из школы. Сестрёнок Сергея звали – Соня и Тоня. Маму – тётя Лида.

По нашему тупику ходил и Константин Михайлович Симонов – боевой друг Шварца Эммануила Яковлевича! Я помню в одном из его приездов в Ташкент, Лена Бахманевич, моя одноклассница, на торжественном сборе, повязала Константину Симонову пионерский галстук.

У Эммануила Яковлевича во дворе был построен отдельный домик. В нём располагалась домашняя, довольно обширная библиотека.  В ней можно было, уединившись почитать под настольной лампой любимую книгу. Зимними вечерами в печурке потрескивали дровишки, создавая особенный уют.

Отдельная полка была посвящена трудам Константина Симонова, как боевого корреспондента Великой Отечественной войны и как большого поэта и писателя.
 
Жди меня, и я вернусь.
Только очень жди,
Жди, когда наводят грусть
Желтые дожди,
Жди, когда снега метут,
Жди, когда жара,
Жди, когда других не ждут,
Позабыв вчера.
Жди, когда из дальних мест
Писем не придет,
Жди, когда уж надоест
Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,
Не желай добра
Всем, кто знает наизусть,
Что забыть пора.
Пусть поверят сын и мать
В то, что нет меня,
Пусть друзья устанут ждать,
Сядут у огня,
Выпьют горькое вино
На помин души...
Жди. И с ними заодно
Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня, тот пусть
Скажет: - Повезло.
Не понять, не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой,-
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.
 

В первом доме слева жили Лобановы. В нём, на три года старше меня, жила моя подружка Валя Лобанова. Мы с ней любили прогуливаться по тупику и беседовать о том, о сём. Мне было восемь. И папа мой, поглядывая на нас из моего окна, смеялся в свои белые усы и говаривал: «Ну вы, прямо, как муж и жена по тупику гуляете!»

Отец у неё, дядя Коля, был по причине войны безрукий. Правой руки у него повыше локтя не было. Он был строительный прораб. И ещё он умел драться. Одной левой. Довольно жестоко отделывал своих обидчиков. Двуруких.
Дочку Валю, лет семнадцати увели у дяди Коли трое молодых лётчиков, гостивших у него. С Украины.

Её случайно увидел с ними на Комсомольском озере. Они на пляже играли вчетвером в волейбол. Она была ловка, как белка, стройна, юна, красива. Улетела с ними и стала у одного из них женой – домохозяйкой.
Лет через пять приехала на побывку к родителям. И тут обнаружилось, что сосед – узбек Толик был в неё влюблён. Они долго сидели напротив наших окон. Он признавался ей, а она ему говорила – Где же ты был раньше? Толик сокрушался. Их разделило её скоропостижно–неудачное замужество и уже двое детей.
А может и Слава Богу?

Дальше по курсу был коллективный двор. Из калитки которого выходила женщина с помойным ведром, сторожко смотрела налево и направо... убедившись что никого нет - она перебегала на другую сторону дороги и выплёскивала помои из ведра под окна соседей напротив. И с чувством выполненного долга, уже не спеша возвращалась обратно.

За коллективным двором жила подруга моей мамы заслуженная учительница на пенсии. Полностью глухая. Александра Александровна Нектарова. Приходила к нам со слуховым аппаратом, который у неё всё время свистел-посвистывал из-за перенапряга. У неё была племянница Томуся. В Томусю был влюблён Роман Ткачук - пан Владек в телесериале «Кабачок «13 стульев». Так что и он шастал по нашему тупику перед моими очами.

Далее жила еврейская семья. В ней царил матриархат. Возглавляла матриархат, хной крашеная, тётя Дора.
За четыре копейки рыжая от вьющихся волос до золотой улыбки, соседка по Рыночному тупику, тётя Дора поворотом краника ловко заправляла в стакан крюшон с газировкой. Поворачивала она краник в Мариинской бане, что располагалась напротив кинотеатра «Узбекистан».
Это был напиток Богов!

Сын тёти Доры, Сёма, работал стригалём и брадобреем в парикмахерской. Он раз в месяц стриг меня под «ноль» за десять копеек. Рыжий, веснушчатый, голубоглазый, наглый дяхон. Стригальная машинка у него была ручная и тупая. Садист – брадобрей за десять копеек мне вышибал слёзы на три рубли. Если я отказывался от его вонючего одеколона, то он жутко на меня матерился.

В связи с отъездом всей семьёй в Америку, тётя Дора, перед заходом солнца зашла попрощаться к моему папе. Почему-то изо всех соседей по тупику – только к нему. А маме она подарила большой комнатный олеандр.

В конце тупика жили Яцковичи. Врачи.

А когда Рыночный тупик погружался в вечернюю синеву, мне папа читал книгу Ольги Марковны Гурьян "Край половецкого поля"... Под мандариновым абажуром. Про Вахрушку, скоморохов и их странствия в 1179 году...