Обнаженное сердце Книга 2

Вторая книга.
1951 – 1959 гг.




                Эпиграфы:
                Из огня да в полымя.
Русская пословица.

                Суров закон, но это закон.
         Римский принцип.

                Сотри случайные черты
                И ты увидишь: мир прекрасен.
А. Блок.



Пролог. Судьба.

Однажды и бесповоротно
Распорядилася судьба:
Мобилизованным солдатом
Всю жизнь я чувствую себя.

Строй для меня – святое место
И в час, когда я на посту,
И в час, когда шагнув на бруствер,
Вставал на смертную черту.
С усердьем, многим незнакомым,
Его я в мирный день блюду
И в милицейской синей форме
На службу с гордостью иду.

На площадях и в переулках
Близка мне радость и слеза.
Гляжу решительно и зорко
Любой опасности в глаза.

1951 год. Курган.

                Эпиграф:
                Прямые улицы Кургана…
                С. Васильев.

Приезд.

Иду по улице Кургана.
Январь. Суровая зима.
Во мгле морозного тумана
Встают кирпичные дома.
Я в этом городе впервые.
Он для меня еще секрет.
Я, как Колумб, в него вступаю,
Чтобы открыть, как Новый Свет.
Он мне давно был очень нужен.
Он мне с рождения родня.
Вдали от родины на службе
Курганским звали все меня.
Я с этим быстро примирился –
Традиция свое возьмет.
В какой ты области родился –
Она и прозвище дает.



Иду по улице Кургана.
Январь. Суровая зима.
Во мгле морозного тумана
Встают кирпичные дома.
Спешат навстречу горожане.
У них на лицах тень забот.
Никто из них меня не знает,
Никто, как друг, не подойдет.
Пройдут года, друзья найдутся
И потечет жизнь чередом.
Ведь даже камень, говорится,
С годами обрастает мхом.
Появятся дела, заботы
С неутолимой жаждой жить,
Вот так же буду на работу
Я рано по утрам спешить.



Иду по улице Кургана.
Январь. Суровая зима.
Во мгле морозного тумана
Встают кирпичные дома.
Где б ни был я, - далеко ль, близко ль,
Ты был везде  всегда со мной.
Так здравствуй незнакомый, близкий,
Курган – наш город областной!
Прямою улицей шагаю
И с любопытством, не спеша,
Черты твои я наблюдаю,
Студёным воздухом дыша.
Суров ты в снежною одежде!
Но радость встречи не таю
И вместе с тайною надеждой
Тебе вверяю жизнь свою!
Квартира.

Квартира в городе – проблема.
Она для ищущих – мечта.
Хожу от дома и до дома,
Стучусь в чужие ворота,
Порой обрюзгший обыватель
Ответит равнодушно: - Нет!
Или: - Сдавал. Теперь, однако,
Самим нужна… И не сдаёт.
Порой покажет грязный угол,
Где холод тянет из стены.
Тут поупрямится немного
Да и заломит две цены.
Порою добрая старушка
И посочувствует тебе
В твоей неласковой судьбе
И адрес даст, к своей подружке.
Но все напрасно! Набегает
Дней трудовых крутой поток,
Своим теченьем размывает
Мои надежды, как песок.
Квартира в городе – проблема.
Она для ищущих – мечта.
Хожу от дома и до дома,
Стучусь в чужие ворота.


Закон.


Суров, но справедлив закон.
Он служит нашему народу.
Как щит, прикрыл надежно он
Его имущество, свободу.
Он во главу себе кладет,
А подлецам всем в назиданье
Великий ленинский завет –
Неотвратимость наказанья!
Все, все равны мы перед ним.
Не признает он чина, званья.
Равно разит мечом своим,
Искореняя преступленья.
Кто в жизни испытал хоть раз
Его удар, как меч разящий.
Тот разве только в смертный час
О нем забудет, отходящий.
Его преступный мир клянет,
На приговоры обижаясь.
Но вновь “на дело” -  не пойдет,
Суровой кары опасаясь.
Суров, но справедлив закон.
Он служит нашему народу.
Как щит, прикрыл надежно он
Его имущество, свободу.
Памяти бабушки Пелагеи Тимофеевны.

На кладбище лесном в тени берёзок
Могилы свежей чуть чернеет холмик.
Здесь бабушку недавно схоронил я.
Здесь спит она и не проснется больше.
Стоят березки по углам ее могилы,
Склоняют грустно ласковые ветви,
Ее покой, как стражи охраняют,
И целый день о чем – то ей лепечут.

Что ж спи спокойно, бабушка! На свете
Ты пожила и повидала вдоволь.
Ты нрав имела добрый, но упрямый
И не корилась своенравным снохам.
Под старость лет ты у чужих ютилась
Где нянькой, где прислугою домашней.
А как природу искренне любила!
В глазах сияла внутренняя радость,
Когда глядела ты на белые березки,
На ширь полей, на светлые озера.
Весь день готова ты была по лесу,
Ходить с своей плетеною корзинкой.
Меня не раз брала ты в лес с собою.
Мы шли и шли из колка в колок.
Ты в каждом колке близ поселка знала,
Где любит, гриб расти, где ягод много,
Где вишенье поспело, где малина,
Где клюква есть, а где полно брусники.
Мне на ходу названья говорила
Цветов и трав, просила их запомнить.

Что ж спи спокойно бабушка! На свете
Твоя любовь жива, навек осталась.
Она во мне – любовь к родной природе –
И я о ней рассказываю людям.
На кладбище лесном в тени березок
Могилы свежей чуть чернеет холмик.
Здесь бабушку недавно схоронил я.
Здесь спит она и не проснется больше.

Сожаленье.

Когда увижу балалайку,
Я вспоминаю про отца
И сердце вновь от боли болькой
Печально стонет без конца.
Он, как живой передо мною
В свободный час не отдохнет…
С березой возится с сосною,
Из сотни доску подберет.
Ее распилит по размерам,
Обстружит, пальцем постучит
И долго сушит ровным жаром
В топленой русскою печи.
Все заготовки прочно склеит,
Натянет нити струн в момент,
И вот в руках лучом играет,
Покрытый лаком инструмент
Рукой умелой тронет струны
И балалайка зазвенит:
То опечалит песней – стоном,
То плясовой  развеселит.
И каждый раз я с восхищеньем
Глядел на дело рук его.
В своей мальчишечьей кампании
Не раз я хвастал про него.
Он на меня глядел с улыбкой
И говорил:  -  учись, сынок!
Труд кропотливый и нелегкий,
Но в жизни будет свой кусок.
И балалайки – пятиструнки,
Не встретив равную себе,
Звенели и на вечеринке
И на семейною гульбе.
И люди шли к нему с заказом  -
Твои поделки хороши -
Он не отказывал ни разу,
Для всех старался от души.
Война на фронт отца позвала,
Умчал на запад паровоз.
Отец погиб там и в могилу
Он мастерство свое унес.
Жалею я, что в годы детства
Его совет не исполнял.
И как другие по наследству
Я мастерство не перенял.
И все ж мне выпало на долю
Слова такие подбирать,
Чтобы о радости и боли
В стихах сумели рассказать.



Поездка на уборку.



Может, это приснилось:
И курганский вокзал,
И на утренней зорьке
Отправленья сигнал,
Стук колёс под вагоном,
Гром пролётов моста.
Бор ещё полусонный
И полей широта.



Может, это приснилось:
За Лебяжьем большак,
Тряска в кузове ЗИЛа,
Ветра шепот в ушах.
Справа – слева без края
Золотые поля,
Вся в плодах урожая
Ждет уборки земля.

Может, это приснилось
Волны полем идут.
По волнам тем комбайны
Кораблями плывут.
А на них капитаны –
Комбайнеры стоят.
Возле бункеров пыльных
По косынке девчат.
Нет, я видел всё это,
В том краю побывал
И на жнущем комбайне
Рядом с ними стоял.
Достаю из кармана
Колосок золотой
И вдыхаю печально
Запах жита густой.

Колосок! Колосок мой!
Весь ты полон зерна.
Мне тебя на прощанье
Подарила жена.
И сейчас она там же,
Где уборка  идет,
На могучем комбайне
В  поле – море плывет.

Убийца.

В порыве ревности минутной
Гнев овладел им, как пожар,
И он, выхватил кинжал преступный,
Нанёс сопернику удар.
Удар был точным и смертельным.
Как подкошенный, вниз лицом
Упал соперник бездыханный
И полилася кровь ручьём.
Вид трупа, запах крови тёплой
Его отрезвил, напугал
И он предчувствуя расплату,
Проулком тёмным убежал.
Скрывался долго и упрямо.
Считал – авось да пронесёт,
Но нет, не скрыться от закона:
Закон преступника найдёт!
И через год был арестован.
Окинув взглядом кабинет,
Он сел, на вид ещё спокоен,
И ничего не признаёт.
Но настороженность в движеньях,
Испуг, запрятанный в глазах,
Красноречивое признанье! –
Верней признанья на словах!

1952 год. Милицейские будни.
                Эпиграф:
                Работа у нас такая…
                Из разговора…

Шпана.

На улицах, в садах и магазинах,
Среди снующих городом людей,
Шпану, ты отличишь по поведенью,
По признакам присущим только ей.
Вон в сапогах, натянутых на брюки,
Две тени притаились у куста.
Не ожидают  ли подруг два друга?
Нет, сразу видно – совесть не чиста.
Там у забора, захмелев от водки,
Спит железняк, а рядом с ним  присел
Какой – то «друг» и, проявив «заботу»,
Поднял его и к кустикам повел.
Свистит свисток. Сбежавшего шпаненка
У сквера постовой поймал и вот,
Народом окружен, покорнее телёнка,
Карманный вор в милицию идет.
А в магазине, где народ столпился,
Спеша купить какой – то дефицит,
Плечистый тип в тюремной кепке трется
И где тесней, туда все норовит.
Что движет их преступною душою,
Когда часы с руки прохожих рвут,
В чужом кармане воровской рукою,
Бумажник или деньги достают.
Где выросли они? Кто воспитал их?
Кто научил их грабить, воровать?
И почему никто не удержал их.
Когда была возможность удержать?
На улицах, в садах и магазинах
Среди снующих городом людей,
Шпану ты отличишь по поведенью,
По признакам, присущим только ей.
Она, как грязь, как нечисть, как зараза,
Нам портит жизнь, позорит города.
Ее, как сор не выметешь всю сразу,
Не истребишь однажды навсегда!..

Пьяницы.

Пропойцы всё мечтают лишь о водке.
У них одно желанье – выпивать.
Всю жизнь свою работают на глотку,
Чтоб жар утробы водкой заливать.
Ничто не свято им  ни дом, ни дети,
Ни верная подруга их жена.
Готовы за пол литру все на свете
Продать, отдать…Какая там цена!
А пьют не так, чтоб меру знать какую,
Поставь ведро – не выпив, не уйдут.
Напьются – озвереют, залютуют
И никого в хмелю на признают.
Крушат со зла тарелки, табуретки
И все от них, как от чумы, бегут.
Наставят «фонарей» жене, соседке…
За что? - иной раз сами не поймут.
А иногда в хмельной, кровавой драке
В руках у них появится кинжал.
Ну тут уж берегись. Зарезать человека
Для них пустяк. Я сам от них слыхал.
Откуда эта дикость, бескультурье,
Преступный отвратительный разгул.
Где гордость человека, о которой
Так вдохновенно Горький говорил?..


Пишет мама.


Пишет мама: - Работу  смени!
Уходи из милиционеров!
Не мрачи мне под старость дни
Будь хоть столяром или шофером.
Каждый день я боюсь за тебя,
Просыпаюся часто ночами.
Кровь и драки мне снятся, стрельба.
Да убийцы с большими ножами.
А вчера мне приснилось во сне
Хулиган, озверев с перепоя,
Кол ломает в соседнем плетне
И с колом на тебя набегает.
Замахнулся. Я мигом к нему.
Появилась откуда – то сила.
Кол схватила рукой и тяну…
Так от смерти тебя защитила.
Может это смешно для тебя,
Ты прости свою старую маму
Только сердце болит за тебя,
Не дает мне покоя упрямо.
Жил бы рядом со мной, на глазах,
Легче было бы сердцу моему.
Но теперь ты живешь в городах,
Не стремишься к  крылечку родному.
Я стара да больна, не могу
За тобой молодым – то угнаться.
Лишь во сне защитить и смогу
Дорогого сынка от напасти.
Сын смени ты работу, смени,
Уходи из милиционеров!
Не мрачи мне под старость дни!
Будь хоть столяром и шофером.
Ответное письмо.

Здравствуй, милая мама моя!
Рад письму – долгожданной вести.
Как давно собираюся я
На денёк заглянуть к тебе в гости!
Да работа взяла в оборот.
Для себя остаются минуты.
Выходной подойдет – назначают в наряд
И опять о поездке  забыто.
Но дождусь я желанного дня
В Юргамыш, километры считая,
Поезд  быстро доставит меня
И тебя я увижу, родная!
Да не бойся  я жив и здоров,
И причин для тревоги не вижу.
Труд мой, мама, опасен без слов,
Но напрасно  людей не обижу
И меня не обидят они.
Вот на фронте опаснее было.
Но и в те очень трудные дни
Провиденье меня сохранило.
А преступник трусливей врага!
Он вступает в борьбу одиноким.
Финку пустит он в ход иногда,
Защищаясь с упрямством жестоким.
У меня же в руке пистолет.
И в опасный момент, если нужно
Сослуживцы – друзья и народ
Мне помогут всегда и надежно.
И закон на моей стороне.
Он опора моя и защита.
Если кто воспротивится мне,
То получит сторицей за это.
Адвокат не поможет ему,
Рьяно в зале суда защищая,
И преступнику путь лишь в тюрьму.
Так что я его вдвое сильнее.
Так не мучь же ты, мама себя!
За заботу спасибо, за вести!
Чтоб увидеть быстрее тебя
Я на днях собираюся в гости.

Гимнастёрка.

Вновь одел я гимнастёрку
По привычке под ремень.
И как будто не снимал я
Гимнастерку по сей день.
Будто снова я с друзьями,
За окном их тесный круг
Только выйду лишь за двери
И пожму десятки рук.
Будто вновь звучит команда,
Поднимая батальон.
И опять в атаку кинусь,
Жарким боем опьянен.
Только нет: всё это было
Дым военных лет осел.
И другую гимнастерку
По привычке я одел
Есть меж нами враг опасный –
Тот,  что грабит по ночам,
Озираясь, к магазину
Подбирается с ключом.
Да, борьба нелёгкой будет!
Только сил не занимать.
Так давайте вместе, люди,
Жизнь от грязи очищать!
Незримый бой.

В бою на фронте всё понятно:
Враг норовит тебя убить.
И метит в сердце автоматом,
Сумей его опередить.
А здесь врага увидишь редко.
Трусливо финкою пырнет
И прочь скрывается с оглядкой,
Чтоб оборвать кровавый след.
Или во взломанной квартире
Сворует вещи и – за дверь.
А в городе, как каплю в море,
Иди, ищи его теперь.
Иная здесь нужна сноровка:
Преступный почерк четко знать
И интуицией нередко
К нему след верный отыскать
Да нужно отыскать улики.
И кто их во время найдет,
Любых преступников алиби
Жестокой правдой отметет.

Поездка в Юрково.

Скажите, Юрково далёко?
В каком находится краю?
Почти на каждом повороте,
В деревне каждой узнаю.
Все отвечают мне охотно.
Ответы точные дают.
И я иду. Где на попутной
Вперед немного подвезут.
А где пешком навстречу ветру …
Машины, полные зерном,
Идут навстречу, а девчата
Сидят хозяйками на нем.
Их лица смуглы, запылены,
Глаза приветливо блестят.
Махну рукой им, непременно
Они улыбку подарят.
А вот и озеро Ачикуль.
Разлив его блестящих вод
Струится ласково, широко
И к берегам своим зовет.
За лесом избы показались
А вот и Юрково, - сказал
Шофер, широко улыбаясь,
И тормоз каблуком нажал.
Иду неторопливо к току.
На нем, как золото, зерно
Лежит грядой, бока осыпав,
И любо каждому оно.
Все звуки мощно заглушая,
Гудит массивный зернопульт.
Вон  там на ток зерно сгружают,
Здесь с тока чистое берут.
Везде машины и машины,
Мужчин и женщин дружный рой.
Одна взглянула изумленно
И машет издали рукой.
Иду к ней радостно навстречу.
Жена в мякине вся стоит.
И улыбается сердечно.
Откуда взялся? – говорит.
Короткий разговор. Все смотрят.
Не будешь же, как пень, стоять:
Беру свободную лопату
Зерно на токе подбирать.

1953 год. Тревога.
                Эпиграф:
                Люди будьте бдительны!..
Ю. Фучек.

Тревога.

Весь мир в тревоге постоянной.
Над ним нависла бомбы тень.
Тревогой этой неизменно
Полны газеты каждый день.
Читаешь свежие страницы
И приливает кровь к лицу;
Куда, куда наш мир стремится?
Уж не к позорному ль концу?


Всесилен Разум человека!
Он все познал! Он все постиг!
Задумал он и мудрым оком
В строенье атома проник.
И Сердце мучает сомненье,
И хочется ему понять;
Гордиться этим достиженьем
Или с презреньем проклинать.


И полное любви к живому
Оно надеждою живет,
Что страшный пепел Хиросимы
Для мира даром не пройдет.
Что не во зло себе, во благо
Энергию гигантских сил
Вновь Человек направит строго
Лишь для полезных, мирных дел.


И та энергия в движенье
Суда, турбины приведет,
Свое тепло, лучей сиянье
В снегах полярных разольет.
Даст мощь и быстроту ракетам
И Человек на них взлетит
Туда, к чуть видимым планетам,
На них свой Разум  утвердит.


А может быть и в наши  годы
Найдется новый Трумэн – гад
И бомбы смерти на народы
С голодным воем полетят.
Они спалят огнем живое:
Людей, дома, леса, поля
И пепел мертвый представляя,
Во мрак погрузится Земля.


Весь мир в тревоге постоянной.
Над ним нависла бомбы тень .
Тревогой этой неизменно
Полны газеты каждый день.
Читаешь свежие страницы
И приливает кровь к лицу:
Куда, куда наш мир стремится?
Уж не к позорному ль концу?
Поездка в Юргамыш.

За берёзками вдруг поредевшими
Замелькали шеренги крыш.
И гигант – элеватор над крышами
Корпусами встает. Юргамыш!
Поезд встал и, волненьем охваченный,
Торопливо в поселок спешу: -
Вновь приехал к тебе я, бревенчатый .
Мой нижайший Юргамышу!
Все вокруг мне знакомо и любо здесь:
Пятистенники, крестовики,
Предприятия, трубы вонзившие в высь,
Поездов проходящих гудки.
Вот и площадь поселка, где в праздники
Под знамена сходился народ.
Шли и мы, красногрудые школьники,
Становились со взрослыми в ряд.
Над колоннами тесными нашими
Лились речи словесным огнем
И оркестр их заканчивал маршами,
Наполняя сердца торжеством.
А поотдаль и школа за кленами.
Как теперь она стала низка!
А когда – то казалась огромною
И была широка, высока.
Вот окошко, где с другом сидели мы,
А теперь там другие сидят.
Нас война ожидала с метелями.
Что же ждет этих малых ребят?
Как хочу я, чтоб мирное, светлое
Было небо над их головой.
Чтобы трактор вели они по полю
А не в танке помчалися в бой.
Переулок выводит к окраине,
Где столярка с жужжанием пил
Здесь отец мой трудился  с бригадою
И отсюда на фронт уходил.
Где б ни шел я, навстречу прохожие
Я же с ними совсем незнаком.
И взгрустнулося мне: - Это где же я?
Может быть я в поселке чужом!
Где друзья моей школьною юности?
Дорогой мой, родной Юргамыш!
Не суди за минутные слабости,
Если слезы в глазах разглядишь!
Вот избёнка близ рощи берёзовой
И лицо моей мамы в окне.
Улыбнулась она, как увидела.
Только мама и рада здесь мне!
Аромат сена.


В колхоз подшефный на субботник мчимся.
Машины пыль взвихрили на ходу.
Среди берез, среди полей кружимся
И вот остановились на лугу.
Луг скошен и предлинными валками,
Как разлинован. Высохла трава.
Ломается, шуршит под сапогами.
Жара ее до грунта проняла.
Я подхватил рукой пучок колючий
И в нос ударил аромат густой
Цветов, травы в смешении пахучем
Здесь срезанных, как бритвою, косой.
В том аромате крепком и душистом
И запах тучной луговой земли,
И запах в нем Тобола водянистый,
Что ветер нам приносит издали.
И запах солнца знойного июля…
Как хорошо сюда прийти порой
Из города, из пыльных, тесных улиц,
И аромат вдохнуть здесь  луговой.


У тальника нас встретил председатель
Живой, скуластый, бойкий на язык: -
Вы видите какой укос богатый!
Убрать его нам не хватает рук.
Прогноз погоды обещал ненастье,
Не уберем – все сено мы сгноим.
А для колхоза это целое несчастье,
Зимой свой скот без сена заморим.
Прошу вас всех от имени правленья
Помочь нам…- Что ж понятные слова.
За грабли, вилы взялись горожане
И зашуршала на лугу  трава.
Один граблями подгребает сено.
Другой его навильником проткнет.
И подхватив его несет, как знамя,
Туда, где поднимается зарод.
Пот трудовой прошиб. Долой рубашку!
Пусть солнце полуденное палит
Спину и грудь, раздетых и вспотевших
Дыхание Тобола освежит.


Как хорошо здесь на лугу трудиться!
Как продуктивен коллективный труд!
Здесь совестно ленивому лениться.
И как лениться! Сразу засмеют.
Все трудятся без отдыха. Друг другу
В труде  никто не хочет уступить.
И скоро луг стал ровным, словно блюдо,
Зарод осталось только завершить.
Вот кончен труд нелегкий, деревенский.
Гудит от вил уставшая рука.
Зовут к себе шатер берез тенистый
И светлой лентою текущая река.
Приятный холодок подобием мороза
Ошеломил внезапностью своей.
В воде у берега качалися березы
И тальники обилием ветвей.
Как каждый рад речной прохладе
Работой и жарою утомлен.
Нет, лучшего нам в жизни и не надо!
И каждый здесь ничем не обделен!

Пройдет какой – то час и мы вернемся
Все снова в город. Только навсегда
Запомнится Тобол и луг душистый
И радость коллективного труда.

Язык любви. Асе.

Мне с юных лет понятен
Немой язык любви.
Он сердцу так приятен
Волнением в крови.
Его я с удивленьем
Почувствовал не раз
По твоему смущенью,
По выраженью глаз.
По радостною ноте,
С которой речь живей,
И по рукопожатью,
Что стало вдруг теплей.
Тебе я благодарен
За свежих чувств родник,
Ему я вновь покорен
Перечить не привык.
Он что ни день, то льется,
Влечет иной судьбой,
Рекою разольется,
Потопит нас с тобой.
Но пусть двоих лишь топит ,
Нахлынувши волна.
А у меня под боком
Законная жена.
Задумчиво взгляну я
В лицо своей жены.
Глаза ее сияют,
 Доверия полны.
И я, как виноватый,
Поникну, замолчу.
Их обмануть жестоко!
Нет, нет, я не хочу !
Мне с юных лет понятен
Немой язык любви.
Он сердцу так приятен
Волнением в крови.

Неведомые чувства.

Во мне рождаются порой
Еще неведомые чувства
И увлекают в мир искусства
Своей причудливой игрой.
Их беспокойное явленье
На службе, дома и в час сна
Пьянит меня пьяней вина
Внезапным всплеском вдохновенья.
Обыкновенные слова
Вдруг смысл глубинный обретают,
В стихи слагаясь, увлекают,
От них хмелеет голова.
И в эти редкие минуты
В час ночи и при свете дня
Счастливей не найти меня
Среди людей на белом свете.
И жажду с нетерпеньем  я
Среди себе подобных друга
Или  сердечную подругу
Найти в заботах бытия,
Чтоб с ними радостью своей
Чистосердечно поделиться,
Стихами  вместе насладиться
И ощутить их хмель полней.
А дни бегут и нет надежд.
Везде встречаюсь к сожаленью
С тупым холодным осужденьем
И равнодушием невежд.

Холодная война.

Зачехлены стволы орудий
Повсюду в мире тишина.
Но в мире нет покоя людям:
Идет холодная война.
Ее начал в Фултоне Черчилль,
Сутяга Даллес подхватил,
А папа римский в Риме грешном
Ее крестом благословил.
Потом включились дипломаты.
И генералов спор увлек.
И задышал морозом Запад
Морозом злобы на Восток.
Восток ответ дает достойный.
Страх не мрачит его чела.
И вот на годы между ними
Глубоко трещина прошла.
И каждый в мире озабочен:
Сегодня мир, а завтра как?
Ведь от холодной до горячей
Войны - один  короткий шаг !
Зачехлены стволы орудий,
Повсюду в мире тишина.
Но в мире нет покоя людям:
Идет холодная война.
И кто конец её предскажет?
Но час истории пробьёт:
Мир на творцов её укажет,
На суд народов призовёт!

Ночной патруль.

Спит Курган, белея над Тоболом,
Зданья в слабом блеске серебра.
Мглы ночной огромным одеялом
Ночь его укрыла до утра.
Потрудился за день он на славу,
Рядовой отчизны трудовой.
И теперь спокойно спит по праву,
Сгрудившись к черте береговой.
На пустынных улицах ни звука.
Бледно светят лампы со столбов.
Лишь порой долетит издалека
Стук бегущих мимо поездов.
Да с вокзала пролетит шумливо
Позднее такси, набрав разбег,
Да патруль пройдет неторопливо
И под сапогами скрипнет снег.
Знает он, что в городе преступник
Черной тенью бродит, зло творит.
Если не схватить его за руку,
Сколько людям зла он причинит.
Нелегко поймать его на месте:
По своей натуре пакостлив,
Он при первом шорохе сорвется
Или затаится где, труслив.
И патруль идет своим маршрутом.
Не страшны опасности ему.
Каждый шорох слушает он чутко
И глядит внимательно во тьму,
Непременно их пути скрестятся
И тогда преступник не уйдет.
Все, что натворил, ему зачтется
И за все он кару  понесет.
Чем позднее, тем мороз колючей,
Тем прекрасней в серебре земля.
Спи спокойно город наш рабочий,
Сон твой под охраной патруля!

1954 год. Над городом краны.
                Эпиграф:
                Здесь будет город – сад.
                В. Маяковский.

Над городом краны.

Над городом стальные краны.
За краном виден новый кран.
Они стоят, как великаны,
И сверху смотрят на Курган.
Вокруг их неоглядным морем
Домишки – карлики сошлись
И гребни крыш застроек старых,
Как в море волны поднялись.
Пришла пора : одноэтажье
Гнилых домишек отжило.
На смену им  многоэтажье
Домов кирпичных подошло.
Еще их единицы прочных
Домов из камня и стекла
И краны трудятся ритмично:
Взлетает за стрелой стрела.
Кирпич, цемент, стекло и доски
Они вздымают на леса.
Дома растут, растут, как в сказке,
Как тут не верить в чудеса!
Но эти чудеса такие,
И капли нет в них волшебства, -
Советские и трудовые, -
От них кружится голова.
Все, что прогнило и отжило,
К земле склоняет дряхлый взор.
А новое взнесло стропила
В небесный, солнечный простор.
Гляжу восторженно на краны,
На дом – кирпичный великан
И новизною восхищенный,
Рад от души за свой Курган.
Пройдут года в труде упорном
И в блеске стройной красоты
Он встанет – сердце Зауралья –
Как воплощение мечты!

Первомай.

Гром оркестра, волны песен
Над квадратами колонн.
Первомай! И город тесен
Половодию знамен.
За колонною колонна,
За шагнувшим рядом ряд,
За знаменами знамена
Красным пламенем горят.

Всюду радость, ликованье…
Кто сегодня будет хмур
В  этот теплый день весенний
После зимних стуж и бурь?
Мало кто остался дома.
Все в колоннах стар и млад
В белой кипени черёмух
Льются волны октябрят.
У трибуны шар за шаром
В небо к солнцу полетел.
На груди у пионеров
Ветер галстуки задел.

Учрежденья, предприятья,
Институт, депо, завод…
Ярких красок многоцветье
В их рядах рекой течет.
Голубой, зеленый, красный…
Красный больше я люблю,
Потому что наше счастье
Добывалося в бою.
И средь гула ликованья
Чтим и помним мы всегда,
Те безмерные страданья,
Те суровые года!

Это радость жизни нашей
Льется, плещет через край.
Ничего не знаю краше
Чем весенний Первомай!
В этот светлый праздник года
Торжествующей весны,
Ощущаешь мощь народа
Нашей доблестной страны.
Видишь искреннюю радость
У него во всех глазах
И за все успехи гордость
Во взволнованных сердцах.

Гром оркестра, волны песен
Над квадратами колонн.
Первомай! И город тесен
Половодию знамен.
За колонною колонна,
За шагнувшим рядом ряд,
За знаменами знамена
Красным пламенем горят.

Предупрежденье.

Я видел, как во время боя
Из ран смертельных льется кровь,
Как люди с болью погибают
От пуль осколков  и штыков.
Я видел, как горят деревни
И жуткий пепел пепелищ,
Как люди мерзнут ночью зимней
Войной лишенные жилищ.
Я слышал, как грохочут танки
И батареи залпом бьют,
Как пулеметы перебранку
В ночи без устали ведут.
Я слышал, как противно мины
Над головой в бою гудят,
И как на годы разлученный,
Тоскует о семье солдат.
И вновь на ум те дни приходят
Когда опасных гроз войны
Из года в год скопленья бродят
У рубежей родной страны.
Когда от бомб и от снарядов

Горит корейская земля.
Вновь гибнут и страдают люди
И льется кровь их в три ручья.
Когда очкастым джентльменам
Приятен горький дым войны
И сейфы в хитром  Пентагоне
Диверсий  пакостных полны.
И хочется сказать в ответ им:  -
Я жизнь люблю, свою страну.
Но вновь готов пройти все это,
Когда навяжете войну.
И помните предупрежденье:
На вас поднимется весь мир
И уничтожит вас с презреньем
И ваш чудовищный кумир!..

Без вести пропавший.

Как заслышу военные были,
Откровенья солдатских сердец
И вопросы терзают до боли:
Где отец похоронен в могиле?
Где нашел он безвестный конец?

А погиб он, возможно, под Ржевом!..
Враг, теснимый в боях под Москвой,
Напрягая и силы, и нервы
В бой вводил беспрерывно резервы,
Зарывался в земле с головой.

И в то грозное, трудное время
Закаленный уральский народ
С ополченцами – москвичами,
Прикрывая столицу плечами,
На врага устремились вперед.

В белоснежных полях Подмосковья
И в калининских хвойных лесах
Поливали снега они кровью
И валились с предсмертною болью,
Но победу держали в руках.

Подвиг их никогда не затмится!
Слава их нам всегда дорога!
Как же нам, сыновьям, не гордиться,
Что отцы от державной столицы
Отогнали лихого врага.

Только где тех героев могилы?
Где , когда похоронен отец?
Где теряя последние силы,
Вспомнив дом, сыновей своих милых,
Он нашел свой безвестный конец?

Может быть за минувшие годы
Меж высокой травы не видна,
От дождей и от злой непогоды
По законам суровой природы,
Уж с землёю сравнялась она!
Может нет у него и могилы!
На груди у отбитой земли
Кости воина грудою белой
В дебри бора дремучей, замшелой
Надмогильной травой заросли?

Вася – весельчак.

После лекции стремится
Закурить скорее всяк.
Средь курящих разболтался
Вася – вечный весельчак: -
Ездил раз в командировку
По делам в один район.
Поезд сделал остановку
И я вышел на перрон.
Напрямик иду к вокзалу.
Вижу на меня бежит
Женщина в пуховой шали,
Здравствуй, милый ! – говорит.
Посмотрел я удивленно: -
Вы ошиблись! А она
Забирает чемодан мой! –
Не разыгрывай меня!
Прошлый вторник ожидала.
Не приехал. Почему?
Сон от дум я потеряла,
А в чем дело – не пойму.
Написал бы мне словечко,
Что нельзя встречаться нам,
Не томила б я сердечко,
Не страдала б  по ночам!
Я иду. Соображаю: -
Что же мне судьба сулит?
Ну а спутница такая!
До сих пор душа болит.
Кареглаза, в новой шубке,
Молода еще на вид,
Всю дорогу без умолку,
Как сорока тарахтит.
Будь  что будет ! – так не скоро
В мыслях я себе сказал. -
Мне нужна была квартира,
Случай мне ее послал. –
Захлебнулся пес от лая,
Злобно бросился к крыльцу.
Если что живым, пожалуй,
Не бывать здесь молодцу.
Захожу в избенку смело.
Кот бухарский на печи.
Вмиг на плитке закипело
И запахли вкусно щи.
Манят вина и закуски
На обеденном столе.
Предвкушаю ужин вкусный
И спокойный сон в тепле.
Только лишь к столу присели,
Забрехал проклятый пес,
И хозяйка в темной шали
Упорхнула :- Я сейчас…
На дворе уже стемнело.
Я сижу на все готов.
А в душе так смутно стало.
Вот раздался шум стук шагов.
Дверь открылась и мужчина
За спиной хозяйки встал.
Ничего себе детина,
Если трахнет – наповал.
Поздоровался не сразу.
На него взглянул, дивлюсь.
И хозяйка посмотрела
С удивлением на нас.
Не дивиться невозможно!
Так похож он на меня,
Что такое сходство в жизни
В первый раз увидел я.
И тогда все ясно стало.
Понял я, что лишний здесь.
Страха будто не бывало:
Испарился он тотчас.
И пришлось мне одеваться…
Извините! – им сказал.
Чемодан свой взял, поплелся
На ночь глядя, на вокзал…
Все смеются дружно, долго
И никто не узнавал
Вася правду иль неправду
Только что нам рассказал.
Да имеет ли значенье
То сомнение для нас
Если с юмором, с уменьем
Рассказали вам рассказ.
Все садятся к Васе ближе,
Подружней и поплотней : -
Расскажи нам, расскажи же,
Что ни будь  еще смешней!

Засада.

Спешат составы мимо гулко
И за гудком летит гудок.
Лежим. Ползет под гимнастерку
Осенней ночи холодок.
Тропинка, круто изгибаясь,
Бежит из сада в ближний двор.
По ней, пугливо озираясь,
Пройдет сегодня ночью вор.
Пора из тайного притона
Извлечь преступника на свет.
Пора ему за преступленья
Перед законом дать ответ.
Осенний холод донимает.
Нельзя вставать, лежим и ждем.
Ночь! Что ж ты длинная такая!
Минуте каждой счет ведем.
Глаза коварный сон смежает.
Но спать нельзя. Чтоб не уснуть,
Напарник долго вспоминает
Про фронтовой победный путь
Вдруг он умолк и приподнялся.
Идет! – И я увидел сам,
Как вор тропинкой приближался
Из темноты навстречу нам.
Вот поравнялся уже с нами.
Мы разом бросились к нему.
Взглянул он дикими глазами:
Сопротивляться ни к чему!
Не миновать решетки вору!
Но стоит ли о нем тужить!
Про суд узнает быстро город,
Уже спокойней будет жить!

Ванька Хлюст.

Лейтенант допрос закончил,
Закурил. - Ну что? Иван
Ты сбежал из зоны ловко.
Вновь попался…- Да, был пьян…
Нет, неправда! Ты – грабитель
И никто тебе не рад.
Мать с женой скрывать не стали –
Заберите! - говорят.
И зачем ты им, подумай,
Без работы, без  рубля.
О тебе без них мы знали –
Слухом полнится земля.
Рано, поздно ли ареста
Все равно не избежать.
Срок сумел ты заработать,
Надо честно отбывать.
Вижу я, еще не сразу
Эту истину поймешь,
Не преступный, а полезный,
Трудовой путь изберешь…-
Гражданин начальник! Право,
Ни к чему наш разговор.
Десять лет без всякой скидки
Отвалил мне приговор.
За три года надоели
И тюрьма, и лагеря.
Из – за лагерной ограды
Я сбежал совсем не зря.
За короткий этот месяц
Сотни верст я отмахал,
Корешков на воле встретил
И родных всех повидал.
Погулял и попил водки,
Вспомнил с ними старину.
А теперь обратно можно
За тюремную стену.
Только Ванька Хлюст, как прежде,
Там не долго просидит
И в удобную минуту
Вновь на волю убежит.
Не советую в другой раз
Лезть в квартиру по окну.
Острой финкой я владею –
Прямо в сердце садану! –
Не пугай мне не впервые!
Половил за десять лет…
А на финку, если нужно,
Отвечает пистолет!

1955 год. Веление времени.
                Эпиграф:
                Ученье – свет, не ученье – тьма.
                Русская пословица.

Веление времени.

То ли в теле сил избыток!
То ли нравом я такой!
Не приемлю я минуту,
Приносящую покой.
Ум стремится к знаньям жадно,
Хочет все быстрей понять:
Неизвестное постигнуть,
Необъятное обнять.

Это властное стремленье
После трудового дня
В ночь, в мороз могуче тянет
К зданью школьному меня.
И иду я без раздумья
И встречаю на пути
Вот таких же жадных к знаньям
И их лучше не найти.

Класс заполним до отказа.
Тут строитель и шофер,
И рабочий с нефтебазы,
И швея, и офицер.
Это наших дней веленье:
Доучиться все должны,
Кто прервал свое ученье
По вине большой войны.

Чтоб потом всю сумму знаний,
Молодых сердец задор
Разнести по учрежденьям,
На заводы, на простор.
Стройплощадок пятилетки,
По стране во все концы,
Чтоб со временем потомки
Нам сказали: - Молодцы!

То ли в теле сил избыток!
То ли нравом  я  такой!
Не по сердцу мне минута,
Приносящая покой.
Ум стремится к знаньям жадно,
Хочет все быстрей понять:
Неизвестное постигнуть,
Необъятное объять.

На целину.

Наше поколенье уходило
Добивать фашистов на войну.
А теперь совсем  другое дело:
Едет молодежь на целину.
Широки просторы  Казахстана!
Сотни лет добротная земля
Соки жизни тратила бесцельно
И рожала космы ковыля.
Но ждала: придут иные годы,
Кончится ее никчемный век.
Взглянет на неё хозяйским взглядом
Трудовой советский человек.
И настал тот день, веками  жданный,
Как в былые годы на войну
Поезда идут – гудят призывно
И зовут с собой на целину.
С песнями, цветами и мечтами
Едет молодежь в безлюдье, в степь,
Чтобы распахать ее плугами,
На века поставить свою крепь.
Мне бы тоже мчаться вместе с ними
Обживать степной простор трудом,
Только юность с юными мечтами
Навсегда покинула мой дом.
Да об этом я и не жалею:
Есть о чем мне в прошлом вспомянуть.
Что же помашу им вслед рукою,
Пожелаю всем счастливый путь!

Неплательщики.

Не понимаю бессердечных,
Что встретив юбку помодней,
Семью покинули беспечно,
Чтоб пресмыкаться перед ней.
Не может быть им оправданья
В глазах закона и людей
За тягу к низменным желаньям
И за сиротство их детей.
И неужели в жизни шумной
Средь удовольствий и утех
Не вспоминают беспокойно
Они детей несчастных, тех,
Что ходят в штопаной одежде
С пустым желудком иногда.
А были так любимы прежде…
Теперь забыты навсегда.
А дети! Я их вижу часто.
Их в кабинет приводит мать,
Когда судебный лист приносит,
Чтоб мужа беглого сыскать.
Глядят доверчиво и просто
Их любопытные глаза.
В одних глазах излишек грусти,
В других не высохла слеза.
А как нужны им в эти годы
Авторитет, любовь отца!
И птице ведь закон природы
Велит воспитывать птенца!
Но птица дикая честнее.
Чем наши беглые отцы.
Я черной краски не жалею –
Пусть покраснеют подлецы!
Пройдут года и повзрослеют
Их дети – молоды, сильны -
Устроить жизнь свою сумеют,
Презренья к подлости полны.
А их отцы, забыты юбкой,
При дряхлой немощи своей,
Не постучатся ль к ним в калитку,
Чтобы дожить  остаток  дней?..


Улица Куйбышева.


Давно ли здесь после дождя
Грязь непролазная стояла.
Прохожий, тропки не найдя,
Вздыхал и отправлялся смело
По грязи топкой прямиком.
Порой в ней обуви лишался.
Со зла ругнувшись, босиком
Искать свой туфель отправлялся.


Не раз я очевидцем был –
Шофер, увязнувший в трясине,
Зло бездорожье материл
В своей застрявшею машине.
Подолгу буксовал подчас.
Но мало помогало это.
И он спускался прямо в грязь,
Чтобы расчистить путь лопатой.


Теперь иные дни настали:
Асфальт широкой лентой лег
И улица сухою стала
И для колес машин и ног.
Идешь по ней и сердце радо:
Как ее линии стройны!
Капризы северной природы
Уже ей больше не страшны.


Навстречу мне идут девчата
Нарядны, веселы, легки.
Стучат по гладкому асфальту
Их модных туфель каблучки.
А мимо юркие машины,
Спеша друг друга  обогнать,
Весь день несутся беспрерывно –
Уже не нужно буксовать.


А если хлынет дождь из тучи,
Вся наша улица блестит
И вдоль побеленных обочин
Вода в колодцы вся сбежит.
Асфальт, как зеркало! Шагаешь,
Как бы в небесной вышине
И под собою созерцаешь
Дома и небо в глубине.


А вечерами, как закончит
Рабочий день свой молодежь,
Гулянье здесь до поздней ночи
И чище места не найдешь.
Асфальт! Асфальт! Твоя культура
В Курган уверенно вошла.
И красоту в наш тихий город
С собой навечно принесла.
Новый дом

Там, где избёнки, как опята,
Лепились тесно год назад
И щурили подслеповато
Косых окошечек глаза,
Поднялся дом пятиэтажный,
Еще один наш новый дом.
Все в нем отлично, все надежно,
Все новизной сверкает в нем.

Грузовики к его подъездам
Подвозят мебель и жильцов.
Сбылись их давние надежды
И радость чувствуешь без слов.
Им от квартир ключи вручают.
Живи и радуйся в свой век,
Ни горя, ни нужды не зная,
Простой советский человек.

О, эта радость новоселья!
О, суматоха первых дней!
Знакомы мне своим весельем
И нет веселья веселей.
Еще и скатертью тарелки
Надежно связаны узлом.
А на столе уже бутылка
И чарки пенятся вином.

Дом новый плечи расправляет,
Высоко окнами блестит,
Жильцов в квартиры принимает,
На мир улыбчиво глядит.
И важность добрая лучится
В многооконном доме том: -
Глядите люди и любуйтесь –
Вот я какой ваш новый дом!

Сердечно рад людскому счастью,
Я на вселение гляжу.
Стихами этими отчасти
О нем курганцам  расскажу.
Мне зависть вовсе незнакома.
Ее помыслить я не мог.
Настанет день и в новом доме
Дадут с женой нам уголок!

Дезертир производства.

Красивая Тоня и это решенье.
Но это решенье – закон.
Взять Тоню под стражу без промедленья, -
Сурово потребовал он.
Любить бы мне Тоню любовью горячей,
Гулять с ней у всех на виду.
Но только судьба рассудила иначе –
В милицию Тоню веду.
С печальной улыбкой идет Тоня рядом,
На щечках румянец стыда.
И кажется, просит испуганным взглядом  –Меня не водите туда!..
Прохожие смотрят на Тоню с участьем
И улица жизни полна.
Здесь Тоня ждала своё девичье счастье,
И здесь провинилась она.
Здесь я вечерами гулял не однажды
Лишь только оркестр запоет.
Мечтал о любимой, томился надеждой.
Как жаль, что не встретил ее!
А как бы любил я красивую Тоню,
От мнимых друзей бы берег.
Да разве бы Тоне я сделать позволил
Позорный для девушки шаг!..
Сержант замолчал, от меня отвернулся,
Рукою взмахнул, как в кино. -
Напрасно наверное я разболтался…
И было все это давно.

Горожанин.

Уже пять лет живу в Кургане
И забываю Юргамыш.
Теперь я - истый горожанин,
В ином меня не удивишь.
Не тороплюсь я, как бывало,
В конце апреля на вокзал,
Чтоб поезд  с людного вокзала
Меня из города умчал.
Стал относиться к жизни строже:
И труд, и отдых равно чту.
Теперь и в городе я вижу
Свою иную красоту.
Люблю я светлый лик Тобола
И новых зданий корпуса,
Стену соснового Увала
И паровозов голоса.
Люблю я буден торопливость,
Труд учреждений и цехов,
И праздников народных яркость
С разливом песен и флагов.
И что любовь мою изменит?
Расти ей только и мужать.
Сроднился я навек с Курганом
И уз родства не разорвать!

1956 год. Зауралье.
                Эпиграф:
                А за Уралом Зауралье…
                А. Твардовский.

Сельское Зауралье.

Цвети родное Зауралье
Под солнцем мирных, ясных дней!
Твои березовые дали
Люблю с годами все сильней.
На западе границей горы,
Но не стеснил ничем восток
Твои равнинные просторы
И колеи лесных дорог.

То в луг со скошенной травою,
То под берез густую тень
Ведут они, зовут с собою
К уютным избам деревень.
Иди любой, влекомый далью,
И поведет тебя она
По перелескам Зауралья,
Невесть когда проторена.

И ты увидишь с изумленьем
Полей раскинутый ковер
И как плывут по полю волны
И вдалеке темнеет бор.
И ты услышишь песни ветра,
И крик парящих в небе птиц,
И как в полях рокочет трактор,
И на ветру лепечет лист.

И ты  увидишь, как от солнца
Всегда за тенью свет идет,
И как в машине мчится песня,
И встречным радость раздает.
И ты услышишь  стад мычанье,
И серебристый плеск озер,
И камышей густых шуршанье,
И диких уток разговор.

А за лесами там – деревни,
Вдоль длинных улиц тополя.
В них труд увидишь коллективный
И как щедра за труд земля.
Зайдешь в избу, тебя с почетом
В передний угол пригласят,
А подошла пора обеда –
Садись: накормят, напоят.

Словоохотливо расскажут
Про жизнь свою, про свой колхоз
И ферму новую покажут,
И пригласят на свой покос.
Поговоришь, походишь с ними
Среди лугов, среди полей
И зауральский край родимый
Ещё полюбиться сильней.
Жаворонок.

С неба жаворонка песня
Вниз повисла, как струна.
Трелью звонкой поднебесной
Мир наполнила она.
Будто маленькое сердце
Голосистого певца
В звук готово превратиться
И излиться до конца.
И от трели той душевной
Стал светлей простор земли,
И цветов весенних сонмы
Еще краше расцвели.
Очарован, шарю взглядом.
Только в небе – ничего.
И певец тут где – то рядом,
А увидишь ли его!
И такое впечатленье:
Юной свежести полна
Снова песню возвращенья
Нам поет сама весна.
Много общего меж мною
И певцом весенних дней.
Он – поет, я – сочиняю,
Чтоб излить себя полней.
И совсем мы не страдаем,
Что порой не слышат нас,
Наших чувств не понимая,
Осуждают нас подчас.
Просто петь нам наслажденье
И без песен нам не жить:
Мы не в силах от рожденья
Чувства в сердце хоронить!

Этажерка.

С этажерки на меня
Плотными томами
Вы глядите, вновь маня
К себе именами,
Чудо – именами:
И Пушкин тут,
И Гоголь тут,
А возле них Есенин.
Твардовский есть
И Горький есть,
Маршак в обложке синей.
Полюбил я с детских лет
Мир ваш несравненный
И живу с тех самых лет
Я в него влюбленный,
Навсегда влюбленный.
И сейчас бы я не прочь
Вами увлекаться,
Да вот только день и ночь
Нужно заниматься,
Много заниматься.
Должен я, как ученик,
Выучить уроки,
Чтобы кол, что ни урок
Не грозил жестоко,
Подло и жестоко.

С этажерки на меня
Плотными томами
Вы глядите, вновь маня,
К себе именами,
Чудо – именами:
И Пушкин тут,
И Гоголь тут,
А возле них Есенин.
Твардовский есть,
И Горький есть,
Маршак в обложке синей.

Подождите! Дайте срок!
Вот десятилетку
Кончить бы! Тогда навек
Вновь я без остатка,
Ваш я без остатка!

Зауралье.

С курганских улиц зримей Зауралье.
Отсюда видится оно
Вблизи, вдали, и там в глубинной дали
Труда единого полно.
В Катайске, Шадринске, Кургане
И день, и ночь стучат станки
И создают богатства неустанно
Мои землячки, земляки.
Рабочие поселки и деревни
На них равняются в труде.
Рокочут трактора в полях весенних,
Ложатся зерна в борозде.
По трактам на Зверинку, Белозерку,
На сельский город Куртамыш
Весь день спешат машины вперегонки,
В лесах глубинных будят тишь.
С вокзала на Челябинск и на Свердловск
Приходят и уходят поезда,
И самолеты, поднимаясь в небо,
Зовут с собой неведомо куда.
Через Тобол дорога в Петропавловск
В Сибирь, на Тихий океан.
На севере  Тюмень в лесах укрылась,
Степной на юге Казахстан.
Люблю свой край березовый, равнинный
И работящий наш народ.
Как хочется строкою вдохновенной
Воспеть его геройский труд!
С курганских улиц  зримей Зауралье.
Отсюда видится оно
Вблизи, вдали и там и в глубинной дали
Труда единого полно.
Клубничные поляны.

Там, за рекою Юргамыш,
Где кудрявые березки
Стерегут бессменно тишь
У заросшею дорожки.
Под шатром больших берез
Есть клубничные  поляны.
Там от зноя после гроз
От клубники воздух пряный.
Кисти крупные сочны,
Каждой ягодой созрели,
Алой сладости полны,
Все к себе меня манили.
У поляны я припал,
С изумленьем оглянулся.
А потом одну сорвал
И уже не разогнутся.
Только ягоды в глазах,
Только к ним тяну я руку.
Сок клубничный на руках
И сладки уста от сока.
Вот уже полным  - полна
Спелой ягодой корзинка.
А поляна все красна
Словно скатерть – самобранка.

Визитка вора.

Ночью в хлебном магазине
Побывал нежданный вор.
Ломом он с завидным рвеньем
Изогнул, сломал запор.
В темноте искал включатель,
Сыпал сахар из мешка.
Еле лампочку нащупал
И включил, дрожа слегка.
А потом углы и тару
В магазине обыскал.
Не нуждался он в товарах,
Только выручку искал.
Не нашел. Присел устало,
Ссыпал мелочь всю в карман.
И со зла, что хапнул мало,
Хряпнул стекла у витрин.
Вышел тихо и за угол
Ускользнул в ночную муть…

Утром эксперт шаг за шагом
Проследил преступный путь.
Все внимательно и долго
Изучал, не торопясь.
Смерил новенькой линейкой
На полу с ботинок грязь.
Перебрал всю груду стекол
Что валялись на полу,
Обнаружил лом согнутый
Весь заржавленный в углу.
Лампочку достал с прилавка,
На нее прищурил взор
И увидел сразу четкий
Свежий пальцевый узор.
Вот она визитка вора!
Всех улик она верней.
И опознанный вор скоро
Запасует перед ней.
Седьмое ноября.

На улицах осеннего Кургана
С утра разлились реки кумача.
Текут, текут и люди, и знамена
К трибуне у подножья Ильича.
Гремят оркестры, не смолкают песни
Поет баян в шагающих рядах.
Народ – рекой, а транспаранты – лесом
И радуга флагов шумит в руках.
Идут курганцы весело, свободно.
Борьба и труд им равно по плечу.
Они сюда приходят ежегодно
Рапортовать родному Ильичу:
О достиженьях в спорте и учебе,
О городе, растущем над рекой,
О целине курганской, щедрой хлебом,
И о рабочей славе заводской.

На улицах осеннего Кургана
С утра разлились реки кумача.
Текут, текут и люди, и знамена
К трибуне у подножья Ильича.
Он поднял руку и шагнул навстречу
И, кажется, услышим мы сейчас
Знакомый звук его картавой речи,
Увидим блеск его любимых глаз.
И возвышаясь над страной, народом,
Он вдохновенно будет говорить
О радостях и трудностях победы
И как должны по-новому мы жить.
И пусть на пьедестале вождь наш замер
И не ожить зрачкам открытых глаз.
Не умер он! Он вечно будет с нами!
Живет он в сердце каждого из нас!

На улицах осеннего Кургана
С утра разлились реки кумача.
Текут, текут и люди, и знамена
К трибуне у подножья Ильича.
Мне по душе осенний звонкий праздник,
Его организованность, размах,
С улыбкой краснощекой от мороза,
С сияньем светлой радости в глазах.
Глядишь на эту радость, ликованье
И полноту ее полней поймешь.
Назад отступят  буден треволненья
И ты со всеми вместе запоешь.
И если б Ленин ожил на минуту,
Он несомненно бы про нас сказал: -
Об этом я мечтал! Предвидел это!
Мой тяжкий труд напрасно не пропал!

1957 год. Столица столиц.
                Эпиграф:
                Вступая под своды вокзала,
                Шептали мы здравствуй Москва!
                О. Фадеев.

Половодье.

С треском, грохотом и хрустом
Юрких льдин и плеском вод
Вновь прошел Тоболом быстро
На далекий север лед.
И Тобол, вздохнув свободно,
На глазах стал прибывать,
Неспокойной мощной грудью
Сил весенних набирать.
Залил он дугу старицы,
С берегами вровень стал
И на пойму устремился
Морем воды расплескал.
Лишь Увал ему преграда
И смирил он пыл в лесах.
Половодье! Половодье!
Ходят волны на лугах!

Быстрый катер режет волны.
Коромыслом пенный след
Разошелся сзади. – Полный!
Дай, водитель, полный ход! –
И взревел мотор могуче,
И поднял наш катер нос…
А в лицо нам ветер хлещет,
Хлещет брызгами до слез.
Плещет, льется глубь речная,
Вдаль стремится грудью вод.
То на взгорок поднимает,
То в пучину понесет.
Влево – вправо огороды
Все затоплены по грудь.
Половодье! Половодье!
Полых вод лихая муть!

Чигирим в Тобол вливает
Серебро игривых волн.
Вместе дружно наступают
На встревоженный Курган.
Мост, как остров в синем море,
А под ним струя крута.
Но идут составы с громом
По стальной спине моста.
В этой мощи, в этом блеске
Вешних вод в родном краю
Познаешь полней характер,
Душу русскую свою,
Чувства нашего народа
И его труда размах…
Половодье! Половодье!
Нашим недругам на страх!
Хожу по Москве.

Хожу по Москве и любуюсь.
Так вот она наша Москва!
Ищу, нахожу, удивляюсь
И кругом идет голова
От ярких, больших впечатлений.
Но тянет и тянет ходить,
Все видеть в немом восхищеньи
И в сердце навек сохранить.

Ходил я на Красную площадь,
Покровский собор повидал
И Кремль, и кремлевские башни,
У лобного места стоял.
С людским бесконечным потоком
Печально входил в мавзолей
Где видел в волнении глубоком
Вождя наших пламенных дней.
Я молча ему поклонился…
Он сердце, как Данко сожег
В тревожные дни революций,
Но все что задумал – достиг.
Век чтить его будут народы
За мудрый, решительный ум.
За счастье и радость свободы,
Пришедшие в каждый наш дом.

Я был в Третьяковке известной
По залам ходил целый день.
О сколько там ярких, прекрасных,
Правдивых и умных картин!
Я долго стоял у полотен
Маститых таких мастеров,
Как Кипренский, Суриков, Репин
Крамской, Левитан, Васнецов.
Советское наше искусство
Представлено здесь широко.
И подвиг, и светлые чувства
Показаны им глубоко.
Касаткин, Герасимов, Греков…
Да разве расскажешь в стихах
Так формой и рифмою сжатых,
О том, что мелькнуло в глазах!

Я был в Лужниках непременно,
Футбол заграничный видал,
Катался в метрополитене
У Чистых прудов отдыхал.
Стоял над Москвою – рекою,
Садовым Кольцом проходил.
Мне Пушкин кивнул головою,
Когда я к нему подходил.
Шагнул Маяковский навстречу.
Наверно, хотел прочитать
Стихи, что сложились в тот вечер,
Да так и остался стоять.
Я видел высотные зданья,
Их в небо стремительный взлет,
На Ленинских горках огромный
Красавец – Университет.

Столица советской отчизны!
Столица союзных столиц!
Мечтал не однажды я в жизни
Увидеть тебя. Без границ
Теперь моя радость от встречи!
Хожу я среди москвичей
И слышу их звонкие речи
С созвучьем нерусских речей.
Брожу по московским бульварам,
По улицам и площадям.
А время отъезда так скоро!..
Приеду ли снова? Когда?..
На выставку надо сходить бы,
В Центральном музее побыть
И в ЦУМ заглянуть не забыть бы…
Жаль только – устал я ходить…

Хожу по Москве и любуюсь.
Так вот она наша Москва!
Ищу, нахожу, удивляюсь
И кружится голова
От ярких больших впечатлений.
Но тянет и тянет ходить,
Все видеть в немом восхищеньи
И в сердце навек сохранить.

Грибные угодья.

Хрустит валежник под ботинком.
Листве опавшей нет числа.
Едва приметная тропинка
К грибным угодьям привела.
Цветные, сочные синявки
Издалека видны в траве.
А вот под боком у березки
Грибок с листом на голове.
Ему уже пора в корзину.
Еще синявки здесь и там.
Но ты спешишь к лесным полянам,
Где по приметам быть груздям
И бугорки их видишь с ходу.
Их здесь деревня! Не зевай.
Смотри внимательнее рядом,
И груздь за груздем выбирай.
Все на подбор? Белы да крепки.
И пахнут прелостью земли.
Как хороша из них груздянка!
Пельмени! Хочешь – засоли!
Щедра природа Зауралья!
Не бойся дальнею ходьбы -
На стол поступят в изобилье
Лесное  лакомство – грибы!
Беспутные.


Не каждый видно понимает,
Что слово  родина подчас у нас
В себя естественно включает
Законы строгие подчас.
Что безграничная свобода
О чем иной в стихах твердит,
Приносит много зла нарду,
Упрямство вредное плодит.
А от строптивого упрямства,
От пагубных других причин
С разгулом и угаром пьянства
Путь к преступлению один.
И не жалею я беспутных,
И к ним презренья не таю
За то, что сами безрассудно
Жизнь исковеркали свою.
Иные после размышленья
Там за тюремною стеной
Теряют язву заблужденья,
Как здоровеющий больной.
С тех пор разумней осторожней
Они работают, живут
И этим людям верить можно –
Они уже не подведут.
Но тем, которым наказанье
Лишь пища сердцу – не уму.
Родит в душе ожесточенье –
Оно не учит ничему.
Нельзя доверить им ни грана:
Любую подлость сотворят.
Тюрьма  - наш дом! – так откровенно
Они же сами говорят.
В года военных испытаний
В них враг сподручных находил.
О сколько горьких слез, страданий
От них народ наш пережил!
А сколько надо сил, терпенья
Их в заключенье исправлять,
К законам нашим уваженье
В тюремной  камере внушать!
А были дни, любой дитятей
Податливым, послушным был
И мог быть правильно воспитан,
Но кто – то время упустил!

Военные сны.

Всё дальше огненные годы
От нас уходят во тьму годов.
Не позабыть мне про походы
Про пепел сел и городов.
Не позабыть друзей в шинелях,
Геройски павших от свинца,
И как победу мы встречали,
Исполнив долг свой до конца.
Мир на полях страны родимой
Трудом за мирные года,
Как врач, нам залечил все раны,
Отстроил краше города.
И лишь, ночами почему - то
В калейдоскоп видений сна
Пожаром, треском автоматов
Опять врывается война.

Застолье.

За праздничным застольем
У матери родной
Мы съехались  - три брата –
И каждый был с женой.
Ну как не веселиться,
Ну как не пить вино,
Когда мы этой встречи
Все ждали так давно!
Я поднял тост: - За встречу! –
Все чокнулись со мной
И выпили напиток
Холодный и хмельной.
Встал средний брат со стула: -
Все выпьем за отца!
Погиб он за отчизну –
Не выпьет уж винца!
За ним поднялся младший: -
За маму пью до дна.
В войну вдовой солдатской
Растила нас она.
Мы пьем и веселимся,
А мама в рюмки льет.
Сама же вместе с нами
По капельке лишь пьет.
Ей любо любоваться
На соколов свих
На снох – голубок резвых,
Красавиц молодых.
Так сердце её радо,
Что счастье мимо шло
И к ней вдове солдатской,
Хоть поздно, но зашло.

Первый спутник.

Люди ждут. Танцуют от мороза.
Но домой попробуй их загнать.
Люди ждут. И медлит шаг прохожий,
Чтобы первый спутник увидать.
Тротуар теснеет от народа.
Весь Курган нетерпеливо ждет
И глядит в ночную бездну неба:
Где же спутник? Будет или нет? -
Спутник вижу! – звонкий женский голос. –
Он за тучку скрылся, вон за ту.
Вон он! И десятки глаз поднялись
С любопытством зорким в высоту.
Точно там, где туча расступилась
И открыла в Космос нам глазок,
Вдруг одна звезда зашевелилась
Поплыла спокойно на восток.
Вот она уже в другом просвете
На нее глядят мильоны глаз.
Сколько есть чудес на белом свете!
Но такое чудо – в первый раз.
Да и как ему не удивляться!
Вся Земля за ним следит сейчас.
Он же гордо во Вселенной мчится
Ласточкой неслыханных чудес!

1958 год. Раненое сердце.
                Эпиграф:
                Незримую рану я в сердце ношу…
                В. Лебедев – Кумач.

Раненое сердце.

Если ранит пуля
Или острый нож,
Боль сильна, конечно,
Но переживешь.
Доктор даст лекарство.
Месяц не пройдет:
Организм окрепнет,
Рана заживет.

Если ж слово сердцу
Рану нанесет
И несправедливость,
В помощь позовет,
Рана всех опасней,
Рана на года.
Не излечит доктор
Рану никогда.

Раненое сердце
Будет ныть, страдать.
Будут чувства долго
Боль его питать.
Разум тут бессилен.
Доводы его
Бередят лишь рану
Сердца моего.

О дружбе.

И в нашей милицейской службе
Не вижу веских я причин
Не верить в искреннюю дружбу
И в том уверен не один.
Всегда с открытою душою
Навстречу другу я иду.
Советом, помощью любою
Я помогу избыть беду.
Не тороплюсь я слишком строго
И опрометчиво судить.
За шутки и причуды друга,
Стараюсь дружбу сохранить.
Но как бы друг мне не был дорог,
И сколько б лет с ним не дружил,
Я подлость не прощу, которой
В общеньи с ним не заслужил.
И как бы он ко мне не льстился,
Для пресечения вреда
Я в сердце с ним уже простился,
Простился раз и навсегда.
Встречаться будем с ним по службе,
Смеяться будем и шутить,
Но искренности дружбы прежней
Уже ничем не воскресить.
Отрезанный ломоть.

К маме в дом каждый год приезжаю,
Чтобы снова увидеть родных.
Каждый год они с лаской встречают
И мне так хорошо среди них.
Даже стены здесь полны привета,
Даже яблони гуще цветут.
Здесь и я жил немного когда – то,
А теперь здесь родные живут.
Радость встречи, любимые лица,
Разговоры весь день напролет.
И за год утомленное сердце
Отдыхает от дел и забот.
Только в доме том, что – то все больше
Стал к себе холодок ощущать.
Вроде ждать меня стали здесь меньше,
Вроде  маме дороже мой брат.
Может все показалось, конечно.
Только нет – это все наяву.
Мама с братом живут неразлучно,
Я – отдельной семьею живу.
Все в порядке вещей. Все, как надо.
Жизнь велит так. А с ней – то поспорь!
И на них я ни сколь не в обиде:
Я – отрезанный ломоть теперь!

Бездетные.

У соседей в квартире дети.
На дворе слышен детский смех.
Повелось так на белом свете:
Дети – главная радость у всех.
А у нас в квартире пусто.
В ней всегда чистота, тишина.
Нам с тобою вдвоем  от грусти
Никуда не уйти, жена!
Может это судьбы испытанье!
Может это судьбы подвох!
И все чаще в часы размышленья
Думы сыплются в мозг, как горох.
И в гостях не найти покоя.
Пристает недовольный тесть: -
Позже вас поженились иные
А у них уже детки есть.
Может, скажете вы, - бракоделы,
Когда с вами приедет внук
Непоседливый и веселый
Пошалить возле дедовских рук?
Теща тоже вздыхает открыто: -
Мне бы внучку свою посмотреть
Наводиться бы с ней досыта
А потом и пора умереть...
Отвечаем мы им со смехом: -
Ребятишек нет! Ну и пусть.
И без них мы живём неплохо…-
А в душе шевельнётся грусть.
Только это ещё начало –
В этом истины горькая соль:
Грусть, однажды родясь несмело,
Превратится в опасную боль.

Двоеженец.

Две жены у меня,
Две ревнивых красотки.
Ох, того и гляди,
Доведут до чахотки!
Одну Дусей зовут,
А другая – то Муза.
Очень жаль, не добьюсь
Между ними союза.
Лишь одну на досуге
Порой приласкаю,
Тут же рядом стоит
И ревнует другая: -

Ты не любишь меня,
Двоеженец несчастный!
Разве можно так жить!
Это просто ужасно!
Только с Музой своей
И сидишь вечерами.
На меня не глядишь,
Все смеются над нами.
Посмотри на соседа!
Он милую женку
Вон в картину повел,
Как влюбленный девчонку.
Только я лишь одна
Дома жизнь просидела,
И нигде не была,
Ничего не видала.
И зачем за тебя
Я пойти согласилась.
Загубила себя,
Разнесчастной родилась…

Чтоб утешить ее,
С неохотой, признаться,
Одеваюсь скорей
И иду прогуляться.
Сходим с Дусей в горсад,
Обойдем магазины
И застрянем в театре
На новой картине.
Дуся рада всему
И к плечу припадает.
Взглянешь – рядом стоит
И ревнует другая: -

Полюбила тебя
Я любовью глубокой.
Ты ж меня обманул,
Двоеженец жестокий.

Не терплю я соперниц,
Ты знаешь об этом.
Позабудь о другой
И ты будешь поэтом.
Я все тайны свои
Тебе щедро открою
И постигнешь ты разумом
Небо с Землею.
Не исполнишь, строптивый,
Мое ты желанье,
На всю жизнь обретешь
Для себя  ты страданье.
Будешь жить незаметным,
Пустым человеком,
Я тебя разлюблю
И покину навеки…

Две жены у меня,
Две ревнивых красотки.
Ох, того и гляди –
Доведут до чахотки!…

Сельская трасса.

Шофёр прибавил газу
И загудел мотор.
Летит машина наша
В березовый простор.
Дрожит от хода кузов
И ветер бьет в лицо.
Блестит асфальтом трасса,
Сгибается в кольцо.
Березки да осинки
Да сжатые поля,
Мелькают мимо быстро,
Мне сердце веселя.
Навстречу  нам машины
Торопятся в Курган
И пыль от них ложится
По ветру на бурьян.
А в кузовах их емких
Обветренный народ,
Гогочет в клетках птица,
Мычит рогатый скот.
За колком поредевшим
По луговой степи
Открылась деревушка.
В нее не по пути.
Машина мимо жаток
И крайних изб спешит.
Вон озеро за ними
Приветливо блестит.
Блестит оно струится,
Сверкает рябью волн…
Озерный берег светом
И птичьим криком полн.
Легла асфальтом трасса
И в даль с собой зовёт
А будет ли конец ей?
А что в конце там ждёт?
Зачем об этом думать!
Пусть ветер и езда
Житейские заботы
Развеют навсегда!


О службе.


Ко мне на праздник из деревни
Не мало съедется родни:
В моей квартире непременно
Все будут праздновать они.
Жена, приятно улыбаясь,
Их будет щедро угощать,
В опорожненные стаканы
Вина и водки подливать.
И до рассвета не смолкая,
Польются песни певунов
И под гармошку огневую
Запляшут ноги плясунов.
А я, покорный  долгу службы
На ночь в патруль уйду опять
И буду с уличною стужей
Пьянчуг упавших подбирать.
И непременно из числа их,
Мою заботу оценя,
Какой – ни будь пропойца «лаясь»
Со зла обматерит меня.

1959 год. Безумие пьянства.
                Эпиграф:
                Невинно вино –
                Виновато пьянство.
                Русская пословица.

Безумие пьянства.

Не от тупости, не от голода
Люди сами себя довели:
Пьют по поводу и без повода
До зеленой дурацкой сопли.
За поллитру губительной водки
Опорожнят свой тощий карман
И, смакуя, в луженые глотки
За стаканом отправят стакан.
А потом затроятся лица,
Буйным дуром  взыграет душа.
Кто – то будет с ножом носиться,
Все в квартире своей круша.
Кто – то будет блуждать по городу,
Обалдевший, плетясь кое как
В землю сунется где-нибудь мордой
А порой набежит на кулак.
Взглянешь – вроде бы взрослые люди,
Дома лесенка малых ребят.
Им бы трезвость полезную надо
Да порядочность детям внушать.
Только где там! Похабно и мерзко
Раздаётся заборная  брань.
Им самим, отупевшим и дерзким,
Так нужна очень властная длань.
После долгой и трудной беседы
У кого – то появится грусть.
А иные: - Спасать нас не надо.
Запиваемся водкой – и пусть.
О какой вы толкуете яме?
Я любитель с друзьями гульнуть…
Вот поди, растолкуй им, упрямым,
И верни их на правильный путь.
Не от тупости, не от голода
Люди сами себя довели:
Пьют по поводу и без повода
До зеленой дурацкой сопли.
Поглядишь на них – хочется крикнуть: -
Люди! Люди! О, черт вас возьми!
Не губите себя зельем – водкой!
Люди! Люди! Да будьте ж людьми!

Путь в институт.

Иные в стены института
Легко со школьною скамьи,
Как по парадному паркету
Из зданья в зданье перешли.
А мне в него путем окольным
Пришлось шагать шестнадцать лет,
Дышать года дорожной пылью,
Пешком измерить белый свет.
И не в кино – на самом деле
Пришлось увидеть смерть и кровь
Идти в бою навстречу пулям,
Гнать отступающих врагов.
Домой Победа не вернула,
Пришлось продлить солдатский путь
В песках горячих Кара – Кума
И ветра знойного хлебнуть.
Домой вернулся – снова служба –
Пришлось в милицию пойти.
Труднее службы и тревожней
Другой, пожалуй, не найти.
Дежурства днем, тревоги ночью…
Пришлось повсюду поспевать
И школу среднюю заочно
За счет своего сна кончать.
Так потеснитесь же студенты!
Как много белоручек тут!
Пусть поздно, без аплодисментов
И я пришел вот в институт.
Пора мне к знаньям приобщиться,
Познать их смысл и пестроту,
Чтоб еще глубже обновиться
И взять иную высоту!

Убийство.

Светлой ночью тёплого июня,
Когда город зеленью пропах,
Нес домой Володька со свиданья
Поцелуй любимой на губах.
Обещал он редкое согласье
Двух сердец на годы светлых дней
И в пути Володька размечтался
О судьбе и о любви своей.
И ничто беды не предвещало…
Вдруг раздался топот и галдеж.
В нос сорокоградусной пахнуло
И в глаза сверкнул искрою нож
Темнота в кустах убийцу скрыла.
У Володьки помутился взор.
Из смертельной раны кровь хлестала
В красный цвет покрасила забор.
Быстро потеряли ноги силу:
Тяжело он рухнул в свою кровь.
До обиды жаль, что очень мало
Пожила прекрасная любовь.
Помертвели, холодея, губы
И угасла жизнь в расцвете лет.
Скоро будет он добычей гроба
На свиданье больше не придет.
Поутру народ к нему сбежался.
Каждый о Володьке потужил.
Участковый долго разбирался –
Кто убийство ночью совершил.
Но к разгадке тайны преступленья
Трудно сразу отыскать пути.
Сколько нужно времени, уменья,
Чтоб убийцу в городе найти!…
Вторая мать.

На дворе возле сарайки
Слышен детский разговор.
Собрались ребята стайкой
И ведут ребячий спор.
Подошел. Притихли сразу,
Любопытства не тая : -
Кто из вас Сережа Мазин?
И один краснеет : - Я.
Ноги грязные все в цыпках,
Только некому лечить.
Мать в тюрьме, а деду с бабкой 
До того ли! Лучше пить.
Пьют и в праздники и в будни,
Пока деньги  - пьют и пьют.
В этой пьянке беспробудной
Совесть пропили свою.
Со стола у них Сережка
Кое  - что порой урвет
Да соседка, что мальчишке
Сунет, тем он и живет.
С малых лет  он слышал только
Беспардонный матерок.
Сколько раз во время пьянки
Получал он и пинок.
Не дарили ему книжки
Со цветным карандашом.
Среди пьянки и Сережка
Стал бы быстро подлецом.
Не дадим калечить парня!
Я, Сережа, за тобой…
Вся мальчишечья компания
Обступила нас гурьбой.
Взял я мальчика за руку
И пошли мы со двора.
До ворот своего друга
Проводила детвора.
Длинной улицей  шагаем
И он слушает меня : -
Если бросит мать родная
И откажется родня,
Это очень неприятно!
Но не стоит унывать,
Сиротою называться…
Есть еще другая мать.
Про нее тебе, возможно,
Не пришлось еще слыхать.
Но она любой надежней –
Ее родиною звать.
Не раз войны грохотали,
Полыхал смертельный бой,
Беспризорников не мало
Оставляя за собой.
Сколько было в дни гражданской
Их в подвалах городов?
А давно ли зверь фашистский
Сиротил детишек вновь!
Всех их родина одела,
Накормила, подняла,
Нужным знаньям научила,
Крылья крепкие дала.
Так смелей вперед Сережа!
Это многих верный путь,
Путь прямой, для всех надежный –
Гражданином честным будь!

Орденоносная Курганщина.

На хлеборобных нивах Зауралья,
Позолотив березовые дали,
Пшеница налилася и дошла:
Где колос рос, там уродилось два.
Пора страды настала. Дни и ночи
Комбайны на полях везде рокочут.
Машины к ним бегут, чтобы сполна
Из бункеров принять поток зерна.
Зерно везут к токам, где сушат, веют
И вновь его в машины нагружают,
Чтоб родине отправить в закрома.
Нельзя промедлить – на носу зима.
И что ни день, тем горячей работа
До боли в мышцах, до седьмого пота.
Село и город об руку идут:
На пользу им обоим этот труд!
Сентябрь дождем холодного ненастья
Прибавил на березах желтой краски.
Повсюду на дорогах грязь, вода.
Еще упорнее идет страда.
У элеваторов машин заторы,
Растут на их оградах хлеба горы.
Завалены тока, а хлеб идет.
Конца потоку золотому нет.
И лишь когда снежок начал валиться,
Закончили страду все зауральцы.
А подсчитали полный обмолот
И ахнули: - Два урожая в год!
И родина наш подвиг оценила
Высокий орден Ленина вручила.
Орденоносной  за упорный труд
С той осени Курганщину зовут!


Курган.


За годы милицейской службы,
Раздумий от сердечных ран,
Я вдруг почувствовал однажды –
В глазах троиться стал Курган.
Чем больше опыта и знанья,
Опасных встреч и сложных дел,
Тем все вернее впечатленье,
Меж них разительней раздел.

Один из них в геройстве буден
Вершит великие дела.
Как путь его огромен, труден
Не в силах высказать слова.
Прославленный и возмужавший,
Он молодеет и растет
И весь в пылу борьбы с отжившим,
Как птица, устремлен вперед.
Другой работает с прохладцей.
А случай выпадет – не прочь
Делами темными заняться,
Которым мать родная – ночь.
Растит воров он, хулиганов,
Тюремным запахом пропах,
Повис у  первого Кургана
Тяжелой гирей на ногах.

Но есть Курган особый, третий.
Он равнодушен ко всему.
При нем воруют – не заметит,
При нем дерутся – что ему!
Квартира свет ему затмила,
Он только для себя живет.
Измерить вред его, мерила
Еще пока в законе нет.

Новогодние стихи.

Уходят годы, как друзья,
Которых очень жаль.
Легко прощаюсь с ними я,
А на душе печаль.
О, сколько лиц! О, сколько встреч!
И радостей! И ран!
Сказав свою однажды речь,
Навек ушли в туман.
Уж их обратно не вернуть
В ракете не догнать.
Мне остаётся лишь вздохнуть
И Новый год встречать.
Событий новых череда,
Уже встаёт гурьбой,
Чтоб отзвучавшие года
Все заслонить собой.

Забвенья вечного туман
Любой скрывает след.
Он нам затем природой дан,
Чтоб двигались вперёд.
С ним наша память не в ладах.
Стихов моих тетрадь
О тех годах, о тех друзьях
Напомнит мне опять.

О слабый очерк прежних лет!
О, бледная их тень!
О, сколько в них событий нет!
Всему причиной лень.
Когда-нибудь, придёт досуг,
Припомню о былом.
А если нет, тогда навек
Всё порастёт быльём!

Эпилог. Вопросы.

Не с обидою, а с грустью
Я спрошу тебя, Курган: -
На беду или на счастье
Ты судьбой мне дан?
Для чего познал я радость
Твоих улиц, площадей,
Трудовую славу, низость
Шебутных твоих людей?
Почему так сердце близко
Припадает с болью к ним?
Почему бывает скользким
Путь по улицам твоим?
Знать над службою моею
Ты изволил пошутить?
Было хуже. Что ж сумею
И такое пережить!
А в ответ он безучастно,
Взгляд в глаза мне навострив: -
Что мне радости и грусти?
Скромен будь, трудолюбив