Баллада о детстве. Часть 4. Отрочество

Я ж избежал. Записался в "Динамо".
Бегал там прыгал, на зависть друзьям.
Да и спасла меня всё-таки мама.
Что бы мы делали в жизни без мам?

Что бы мы делали в жизни без веры
в истины вечные? С верой большой
дружно мы шли в комсомол, в пионеры
с чистой мальчишеской нашей душой.

Сорок седьмой. Мы без карточек ныне
всё, что угодно, могли покупать.
Не в "прикреплённом", в любом магазине.
Правда, нам не на что было гулять.

Тут новый праздник для нас объявили:
восемьсот летний Москвы юбилей.
По площадям всё циркачки ходили.
Лошадь возила больших и детей.

Мир становился иным постепенно,
словно снимали вериги оков.
Пленные строили здания. Стены
вновь возводились разбитых домов.

Всё ж запирали мы на ночь окошки.
Дверь - на щеколду, а то и на две.
Слухи ходили про "чёрную кошку",
что продолжала гулять по Москве.

Каждое лето я в лагерь под сосны
стал уезжать, не прощаясь ни с кем.
Лагерь хороший. Кормили там сносно.
Голод военный забылся совсем.

Дрались там с местными, помню, до крови.
Жгли пионерские наши костры.
Первые детские наши любови
были до боли, до боли остры.

Зимы, что были в те годы суровы,
тоже давали нам массу утех.
Только пруды замерзали по новой,
все на каток, где проказы и смех.

Детство ещё безмятежно. Морозы
нам не мешали любить и дружить.
Но надвигались иные угрозы.
Жизнь продолжала своё ворожить.

"Дело врачей". И страна онемела.
Снова мерещился "тридцать седьмой".
К счастью не долго. Она "овдовела".
"Вождь всех народов" ушёл в мир иной.

Ночь похорон не забуду вовеки.
Горе и ужас огромной толпы.
Кто мог поверить, что так человеки
могут бессмысленны быть и тупы.

В "Зале Колонном" под музыку скрипок
он, как живой, возлежал на одре.
Падали люди, не выдержав пыток
горя и страха уже во дворе.

Детство моё оборвалось в том марте.
Что мне пришлось в эту ночь пережить.
Кажется в школе уснул я на парте
и не велели меня разбудить.