Во Франции

Оригинал с картинками находится здесь: http://starboy.name/franc.htm



   
   
   
    Во Франции



     Госпоже Нике (некогда живущей в Париже… и с чьего имени началась моя Франция) посвящается:



            ***
    Француза острый ум,
    Что шпаги кончика укол,
    Француз – мыслитель, кладезь дум,
    Но слишком весел, легок, скор.



            ***
    Изысканное общество
    Изящных манер,
    Высшие качества
    Миру в пример.


      
            ***
    (Дама из высшего общества)
    Француженка, мадам,
    Непререкаемый авторитет:
    Советы мод для дам,
    Манеры, поведенье, этикет.

    Кудрявый пудель подле Ней
    На задних лапах верно служит;
    Очарованье, шарм камней,
    Весь свет покорно с Нею дружит.

    Бокал шампанского с изгибом,
    Перчатки, аромат духов;
    Слегка с высокомерным видом
    Она роняет перлы слов.

    Надменно смотрит свысока,
    С полупрезрением, небрежно,
    Пригубит лишь бокал вина,
    Заметит вскользь, иль скажет нежно.

    Все мило в Ней, благоразумно,
    Манерно, сдержанно, прилюдно,
    Она познала высший свет,
    Пред Нею пасть спешит поэт.




            ***
    Собака трется о ногу Хозяйки,
    Любезно данную ей,
    И то не какая-то сука-лайка,
    А кобель благородных кровей.    

            ***
    (Нике)
    Ника – пламень огня, выжигающий душу,
    Ника - вьюга в горах, предвещающих стужу,
    Ника - лед ледника, пробирающий тело,
    Ника - холод в лесах, Снежная Фея.




             ***
    На хо’лмах Греции* перед закатом (Пред алеющим закатом)
    Солнце красит белый Храм...
    На фронтоне Ника с лавром,
    Провозвестница Богам.

    Воин, мим, пиит, оратор – 
    Все спешат к Ней на поклон,
    Даже римский триумфатор
    В тоге с лавровым венком.

    *Греция – родина Ники




             ***
    Вышли борцы на арену
    Мериться силой в борьбе,
    Ника венчает победу
    С лавром зеленым в руке.


            

             ***
    (Вашим подружкам посвящается)

    Оля-Оленька садистка,
    Словно облако, легка,
    Жестью славится, гордится, -
    Страх последнего раба.

    Перед Аней все трепещут,
    Поклоняются, дрожа,
    Стержень внутренний зловещий
    Укрощает в раз раба.

    Вика - гордая Домина,
    С Никой спутницы вдвоем,
    Вся - каприз, умна, строптива,
    Мужа сделала рабом*.
   
    *раба сделала мужем, роль мужа сделала рабом...
   



             ***
    В ду’ше пена ароматна,
    Золотые завитки,
    Лоно нежное так сладко,
    Струи дождика вкусны.

 


             ***
    Камин пылает… слуги в фраках
    Стоят поодаль, у двери,
    На окнах шторы в полумраке, 
    Сиденья, вазы - всё рабы…




             ***
    Сидела Ника с Меценатом за столом,
    Поэт рабом был на подхвате,
    Беседовали Верхние о том, о сем,
    Он ж, как лакей, служил в наряде*.

    Здесь откровенное господство над людьми,
    Что в вещи обратились для услады,
    Их поощряют, бьют плетьми,
    Хозяевам от них лишь службы надо.

    Рабыня под столом Хозяйке служит,
    Старается, бедняжка, до потери сил,
    С работой нижней своей дружит,
    Ей низ Хозяйки нестерпимо мил.

    Вдруг взгляд Хозяйка страстно кинет,
    Меж ног ту с силою сожмет,
    Назад главу свою откинет,
    От удовольствия зайдет...

    *Хотя поэты ныне не нуждаются в меценатах, как говорил Пушкин, "ныне поэтам не нужны покровители, ныне поэты сами себе господа", но сам страдал относительно высшей аристократии и более всего от нехватки денег и неустроенности... И все же, да, по отношению к людям искусства, художникам, актерам, театралам и т.п. меценаты – Верхние, тогда как Творцы - нижнии... И здесь Госпожа Ника - Верхняя, как не прискорбно, права... (стою перед Ней покорно на коленях, признавая сие положение...)



             ***
    Унижение искусств… перед представителями денег и власти…

 

    (Меценат представляет различные искусства Августу - римскому императору, правителю... перед ним, его троном, они унижены... перед деньгами и властью...)


                ***
    Искусства гордый покровитель,
    Августа друг, богатый меценат,
    Художник посетил твою обитель,
    Но для тебя ничто непризнанный талант.


    Примечание. Зачем … искусства? Важно собирать (золотые) желуди внизу (заботясь о сытости и комфорте).

    Примечание. Критерий денежной оценки картин и славы в качестве «непонятной несуразности». «Во время празднования своего юбилея (90 лет) в 1971 году Пикассо произнес: «Многие становятся художниками по причинам, имеющим мало общего с искусством. Богачи требуют нового, оригинального, скандального. И я, начиная от кубизма, развлекал этих господ несуразностями, и чем меньше их понимали, тем больше было у меня славы и денег.
    Сейчас я известен и очень богат, но, когда остаюсь наедине с собой, у меня не хватает смелости увидеть в себе художника в великом значении слова; я всего лишь развлекатель публики, понявший время.»

    Примечание. С материальной точки зрения куда выгоднее быть чиновником от культуры, нежели творцом культуры. Сравните, к примеру, положение министра культуры (организационной силы) и пусть даже такого выдающегося поэта Пушкина, который вечно был в долгах, да так и погиб во многом из-за нехватки средств и своего невысокого социального положения. Чин, деньги vs творческий талант – старо как человеческий мир.

    Примечание. Пример: Сальери был первым официальным музыкантом (имел чин), а Моцарт – нищим бродягой без положения, еще и не признанным… Так было почти всегда, что официальное положение значительнее, чем какой-то непонятный талант.

    Примечание. О покровительстве искусствам. Из книги Э. Лимонова (основателя «Национал-большевистской партии» в России, принимавшего участие в деятельности «Социалистической рабочей партии США», по мотивам автобиографии):
http://starboy.name/Nensi.htm

    Примечание. Цитата-вопрос: «Что преимущественно наука и искусство или деньги и власть?» цитата-ответ: «я видел, люди искусства пресмыкались перед людьми денег и власти». Хотя у первых подобное положение развивает независимость и гордость, некий моральный и духовный приоритет, равно как и у различного рода героев, что являет собой особую высоту…

    P. S. И все же… искусства и науки стоят выше власти и денег… ибо унижение представителей искусств и наук связано с тем, что им необходимо есть и пить, одеваться, в общем, с чем-то земным, материальным… чем заведуют владетели земного… (что, кстати, уже само предстает низким…) Но зато искусства и науки воспаряют к высшему… вечному… забывая о материальном, земном… (да и истинный Бог, как абсолют, – нематериален, идеален и вечен… то есть искусства и науки приближают нас к истинному Богу…) Правители же и богачи приходят и уходят, а произведения искусств и научные открытия остаются… почти в вечности, пока пребудет человеческий разум, божье зеркало… Не случайно и сами правители и богачи, насытившись богатством и властью (если дорастают), да и ранее, если правильно воспитываются в детстве, стремятся к искусствам и наукам, к чему-то возвышенному… Да и служат сами по сути расцвету цивилизаций… Ну а что является цветом цивилизации, что передается в века иным? Культура… которую в высшем и создают творческие люди… Здесь правители и богачи, прямо или косвенно, выступают как садовники… но цвет нации – это ее выдающиеся представители… Так что правители и богачи служат земному, их взоры обращены вниз… а творческие люди служат высокому, их взоры устремлены ввысь… но последние вынуждены есть и пить, ходить в туалет… привязаны к материальному, земному, а потому в этом оказываются униженными… но зато правители и богачи унижены в возвышенном…




             ***
   Ника Самофракийская – символ Лувра…




             ***
    (Если Госпожа Ника, словно царевна из сказки "Аленький цветочек", не посетит мучающееся Чудовище, заколдованное злой Волшебницей, и не поработит его… Чудовище может погибнуть... по крайней мере, творчески…)    
   
    Ветвь ивы резко надломилась,
    Внезапно треснуло стекло,
    Она ко мне переменилась,
    Подрезав взмывшее крыло...




             ***
    (Верхом на Версале...)

    В конюшне конь стоит Версаль,
    Красавец писаный, как встарь,
    В галантный век французский,
    Но ныне кланяется русской,

    Что по-английски элегантно,
    В костюме строгой амазонки,
    К нему приблизилась галантно,
    Но и Хозяйкою не скромной.

    И гладит гриву, челку чешет,
    Конь фыркает в ответ,
    Хозяйка лаской его тешит,
    Он носом тычет Ей в разрез...

    Подале конюх наблюдает,
    Что за конем уход ведет,
    Его Хозяйка подзывает,
    Сапог - на стремя, хлыст берет...

    И мчится дива, веселится,
    Дразнит соседей наугад,
    Из-за заборов вереницы
    Несется ругань невпопад...
   
    Заря румянится над морем,
    Развеяв вольно пряди влас,
    Хозяйка, припустив галопом,
    Проехала песчаный пляж...

    И море плещущее тело
    Ее ласкало поутру,
    Она воде отдалась смело,
    Власы сушила на брегу...

    P. S.
    (у ног московской барыни* - Ники, родом из Москвы)
    Я б стремя Вам рукой держал,
    Щекой прижавшись к сапогу,
    Не смея глаз поднять, дрожал,
    Покорный Вашему кнуту. 




             ***
    Одинокая шаланда
    Среди моря зыбких вод...
    К горизонту все туманно,
    В дымке легкой небосвод.

    Взять бутылочку вина,
    Рыбку жареную - в закусь,
    Пусть качается волна,
    Вод расслабленная мякоть…




             ***      
    (На яхте «Ника», «Никочка»...)

    Над Средиземным морем звезды пали,
    Головки словно припустив…
    Как колыбель, корабль качали
    Ночные волны, плещущие в низ.

    На деревянной палубе пред Ночью
    Лежала Ника – «Никочки» сестра,
    Глядела в бездну, где таится Зодчий,
    Что мир творит в фантазии из Сна.




             ***
    (Перед Госпожой Никой, на службе, от имени Ее раба…)

    Я опустился на колени
    И ныне мне не встать с колен,
    Не сметь сидеть, стоять... и лени
    При Вас не должен знать совсем.

    Идете в гости, с кем-то говорите,
    Я на цепи у Ваших ног,
    Да просто с кем-нибудь стоите,
    Смиряю взгляд я у сапог.

    Пойдете в горы покататься –
    Креплю крепления для Вас,
    Иль танцу на катке отдаться – 
    Коньки одену, завяжу при Вас.    

       


            ***
    Быть на коленях под (Вашею) рукой,
    Под (Вашей) покровительной ладонью
    И ощущать тепло главой,
    Смирясь покорно с отведенной ролью.




            ***
    (Нике) Пусть мой образ отпечатается на Вашей стопе, тогда при ходьбе, всякий раз наступая, Вы будете попирать меня своей ножкой, втаптывая в пыль...


            ***
    Влюбленный в Нее с детства, томительно ждущий Ее в парадной по вечерам, отчаявшись, испросил у Нее соизволения в день свадьбы, когда Она выходила замуж за иностранца, счастливого обладателя красивой русской девушки, покорно поцеловать в знак признательности Ее белую туфлю на ножке… Что Она снисходительно позволила безнадежно влюбленному… Как рыцарь  припал он ниц устами перед Ней в почтительном унижении и был по-своему счастлив…

            ***
    Осенний натюрморт,
    На столике листва,
    В углу от Солнца зонт,
    Вино и яблоки, халва…




            ***
    В честь побед Наполеона
    В центре площади Шатле
    Гордо высится колонна –
    Ника с лаврами в руке.

    Высота нужна Богам,
    Что за Боги без Побед?
    Ники – главный в мире Храм,
    Достижений высший свет.
   
    (http://starboy.name/addisp/nika.html)

    Примечание. «Монумент является характерным образцом наполеоновского ампира («стиля Империи»), сочетающего в себе черты классической архитектуры императорского Рима с вошедшими в моду египетскими мотивами.»




            ***
    Париж говорит символами,
    Париж говорит модой и фетишем,
    Париж воздушен и очарователен,
    Париж, Париж, Париж!..




            ***
    (странная незнакомка)

    Художник бросил краски на картину,
    Париж дождливый в серых буднях он
    Изобразил аляповато… ресторан, витрину
    И Женщину, идущую с зонтом.

    Одна среди прохожих, модных парижанок,
    Никем не узнанная под дождем,
    Неся в себе так много мимо луж и мокрых балок,
    Шла в странный мир к себе домой.
   
    Промокла обувь и чулки промокли,
    Рабыня снимет все заботливо с Нее,
    Согреет ножки Ей дыханьем скромно,
    И станет Женщине отрадно и тепло.
   
    И в комнату для Дам она не ходит,
    При Ней всегда есть туалет живой,
    Лишь позовет того, кто мимо бродит,
    И тот под Нею уж своей главой.

    За ужином под стол к Себе положит
    Под ноги ковриком раба,
    Пусть тот старается и служит,
    Когда беседует и ест Она...
                Королева.    
   

    Примечание. В Париже познакомился с элегантной женщиной из Москвы, одета она была в белоснежный костюм и красную жакетку. Она оказалась заядлым театралом, очень хотела посмотреть балет в Гранд Опера’, сходила, сказала, что ее не очень впечатлило, сложности движений мало, танец прост, декорации вообще отсутствовали, музыка не понравилась, одни стуки-ритмы, в общем, не впечатлило ее по сравнению с русским балетом… Да, с Парижем и у меня больше ассоциируются такие понятия, как кабаре, варьете, оперетта… что-то несерьезное…
         
    Примечание. На мой взгляд роспись М. Шагала плафона во французской Гранд Опера’ представляет «еврейское убожество» так мне показалось при взгляде на плафон, не зная, даже кто его расписал, я обнаружил еврейский след(1). Интересно, чтобы сказал Гитлер-художник по этому поводу? Ах, ну да, работы Шагала экспонировались на выставке «дегенеративное искусство» в Германии… Нет, я, конечно, понимаю, что творчество Шагала отражает еврейский дух, так сказать, душу еврейства*, и с этой точки зрения заслуживает уважения, но в целом Гранд Опера’ представляет античные образы, так что такое совмещение вносит неприятный диссонанс, это все равно, что в античном Храме установить иудейские регалии, всему свое место. И вот опять же лезут евреи, куда не попадя, хотя Шагала и пригласили на роспись французские правители… Но теперь зрители сидят в античном Храме под еврейским куполом… Да и в целом современные веяния, особенно во Франции, по совмещению творений классиков с какими-то инсталляциями показывают нынешнее состояние культуры в этой области. Да уж… как говорится, все познается в сравнении…

    Примечание. Госпожа Ника считает, что я несправедлив по отношению к Шагалу… Но это мое видение… Я признаю, что Шагал – талантливый художник, но вот то, что изображено на плафоне в Гранд Опера’, представляется мне несвязным, разорванным изображением каких-то непонятных элементов, нечто вроде детского рисунка… (еще и с духом еврейства, тогда как здесь более подходит дух античной Греции, Рима… некая мифологическая композиция… ведь родина театра – древняя Греция). Хотя бы можно было провести конкурс между художниками и выбрать лучшую работу…

(плафон, расписанный Шагалом)
 

 
         
 

         *«Основным направляющим элементом творчества Марка Шагала является его национальное еврейское самоощущение, неразрывно связанное для него с призванием. «Если бы я не был евреем, как я это понимаю, я не был бы художником или был бы совсем другим художником», — сформулировал он свою позицию в одном из эссе».       

    Ну, некоторые работа Шагала мне даже очень нравятся, например, вот эти:

 

 


И эти…

 

 

 

 

 

 

 

 

    Примечание. К воспитанию французов. Во французов не закладывают уважение к женщине наподобие нашего, как опять поведала нам экскурсовод. Одна девушка при мне, когда ей русский помог поднять чемодан, заметила, вот сразу видно русского мужика, а то от этих иностранцев не дождешься… Да и от себя замечу, галантность французов – это лакейская галантность гарсонов, причем, остро щепетильных… А все их мерси, извините-простите, как обычная европейская тактичность, с некоторого момента начинает быть приторной, словно европейцы боятся столкновений, неудобных и неловких ситуаций и становятся этакими кукольными недотрогами, причем, что имеет лишь внешний лоск обходительности, а копни поглубже, то обнаружим массу неприглядного для русского человека. Но таковы вообще лицемерные законы света…   

    Примечание. В кафе, как оказалось, чтобы посидеть снаружи на улице, стоит несколько дороже, чем внутри, я не знал и вышел посидеть снаружи, прибежал озлобленный гарсон и начал мне что-то говорить, мол, стоит дороже, я сказал ему по-русски, что не понимаю, что он лопочет… и он отстал… С французами вообще я стал обращаться по-русски: здравствуйте, спасибо, до свидания, да и говорил обо всем по-русски (как будто они должны понимать), на что они спрашивали, могу ли я говорить хотя бы по-английски, приходилось что-то объяснять по-английски. Только милым девушкам я отвечал по-французски знаемые мной пару слов, ну или некоторым из вежливости…

   Изначально к французам-мужчинам я относился не то не се, но теперь, познакомившись поближе, особого уважения не питаю (не считая лицемерной улыбки на западный лад и готовности всегда при случае говорить здравствуйте, месьё, извините, пожалуйста, проходите и т.п.), в отличие от француженок… француженки мне понравились еще больше… хотя, конечно, русские женщины мне ближе и во многом выигрывают в моих глазах… P. S. Но, конечно, много великих французов прошлого я уважаю… а так… французики, гарсоны, пудели…
   
    Примечание. Рассказ петербурженки. В час экскурсии в означенном месте собирались экскурсоводы, трое и одна поодаль. Я подошел к трем и стал расспрашивать про кардинала Ришелье*, они делали недоуменные глаза. В конце концов я спросил, они что не знают, что ли, и отошел… Вдруг одна уже немного пожилая женщина коснулась меня за руку и попросила: «Пойдемте, отойдем…» Мы стали отходить в сторону (чтобы другие экскурсоводы не слышали) и она стала рассказывать мне про кардинала Ришелье, как он женил свою племянницу, как он унижал герцогов Орлеанских за то, что они по рождению и по образованию были выше него… Потом она невзначай спросила: «Вы из Петербурга?», я ответил, что да, она сказала: «Я почему-то так сразу и подумала», она тоже оказалась из Петербурга… Я сказал, что пойду с ней на экскурсию, на что она заметила: «И не прогадаете…» И я не прогадал, я услышал много интересных, в частных деталях, историй из жизни королей и их фавориток (особенно про Госпожу де Монтеспан, которая умертвила младенца во время черной мессы, а после у нее родился ребенок от короля, которого Ришелье и выдал замуж), получил много интересных названий книг из истории Франции, которые хорошо прочесть на досуге. А в конце она рассказала, как совершенно случайно в электричке познакомилась с французом, потом он целый год звонил ей, умолял приехать, она заняла денег, чтобы долететь, ну и все в таком духе… Затем вернулась домой, ибо ей надоела жизнь не по ней здесь, француз оказался богатым, но ей ни франка не давал, билет не оплачивал, а сейчас она опять приехала к нему, потому что он при смерти попал в больницу, и опять он ей даже перелет не оплатил (что для нее в принципе существенно), сказав, что у французов так принято, каждый платит сам за себя и что они вообще очень жадные. В больницу к нему вначале пришло шесть детей, а потом, когда он пошел на поправку, ни одни не появлялся, она спросила у одного француза, почему так, на что он ей ответил, что делить пока нечего… Заметила, что место они в транспорте не уступают, да и вообще плохо воспитаны… Если придете в гости к французам, то сытно кормить Вас никто не будет, попьете коллы с круассанами на голодный желудок и будьте здоровы…  И все это у нее распространилось в общем на французов… Также отметила, что когда случилась революция во Франции, то бежавшую французскую аристократию приняли в России хорошо, у них «всегда был табачок» и места им подходящие подбирали, но когда случилась революция в России, то французы плохо приняли русских… и только Коко Шанель, увидев красоту русских женщин-аристократок, стала продвигать их манекенщицами в Париже… 

    Примечание. Кстати, русские аристократки блистали ранее в Париже. Пример: «Варвара Дмитриевна Римская-Корсакова (1834-1879), ставшая прототипом одной из героинь романа Льва Толстого «Анна Каренина», была звездой высшего света Москвы и Санкт-Петербурга. Надменный и капризный Париж склонялся в восхищении перед красотой той, кого называли «Венерой из Тартара». Она затмевала саму французскую императрицу Евгению, чем вызвала большое недовольство последней. Смелые наряды Римской-Корсаковой часто становились причиной скандалов (однажды её даже вывели из бальной залы за чересчур прозрачное платье). Об остроумии этой женщины ходили легенды, а её ноги поклонники считали «прекраснейшими в Европе».

    Примечание. Так «просвещённые, галантные, культурные» французы сожгли Москву вместе со своим «героем» Наполеоном… И весь мир так переживал вместе с французами, когда сгорел по неосторожности Нотр-Дам-де-Пари, собирая им деньги на восстановление.

    * просто Ришелье является одним из моих любимых героев… и случайно(?) его имя совпало с выбранном мной псевдонимом, которым, я в общем и не пользуюсь – Арман… оно начинается с первой буквы в алфавите… созвучно слову роман… что в свою очередь связано с чувственностью, любовью… а также с Францией и ее культурой… и одновременно имеет созвучие с Римом… Роман – римский, римлянин… а также созвучно ман… мане… творческое, свято безумие… а также созвучно с Ар(и)ман… принципу отрицания… служащему движением и развитием всего… 

   (Из моего письма Госпоже Ники) «Я еду в Париж в гости к кардиналу Ришелье (здесь и Миледи Верхняя рядом с Ним, кстати, очень тематичная в исполнении М. Тереховой) и еду к Наполеону, это две близкие мне фигуры с интересной судьбой. Кстати, оба полуверхнии-полунижнии (но больше Верхнии), кардинал был меценатом, покровителем искусств и сам занимался творчеством, писал драмы, пьесы, стихи*; Наполеон писал что-то вроде страданий юного Вертера, плакал на поле боя о Жозефине, и чуть ли не войска поворачивал, чтобы увидеться с Ней, а она ему изменяла, отчего он страшно терзался… И это две значимые фигуры при которых Франция достигла своего наивысшего расцвета и могущества, это две личности перед которыми трепетали в страхе не только народы, но и аристократии… Я в юности себе придумал псевдоним по определенным соображениям, кстати, французское имя (Арман), так оно оказалось совпало с именем кардинала Ришелье, так что мы в каком-то смысле тезки… А то, что Дюма изобразил, не вполне соответствует действительности, все на кардинале держалось, он сделал такой вклад в развитие Франции, как ни король при Нём, да и реальный д’Артаньян служил у кардинала потом, после Миледи(1)… Также мне интересна французская богема, литераторы, художники, поэты, философы, математики и т. п…»

    (1) Примечание. Я вообще на стороне Ришелье и гвардейцев кардинала, ибо те были призваны блюсти порядок, как полицейские, следить, чтобы не было дуэлей, чтобы люди, тем паче дворяне, не убивали друг друга, а мушкетеры – это смутьяны, бунтовщики, дуэлянты, убийцы, преступники, они убивают и гвардейцев кардинала налево и направо, даже не думаю, что у тех есть семьи, матери и отцы, словно гвардейцы не люди… (вспомните, на дуэлях погибли Пушкин и Лермонтов…)

        Посмотрите, с чего начинаются «Три мушкетера». Молодой дерзкий только прибывший гасконец Д’Артаньян затевает дуэли по малейшему поводу с тремя мушкетерами. На месте дуэли появляются гвардейцы кардинала, точно полицейские, и свидетельствуют, что дуэли, по сути убийства друг друга, запрещены, на что мушкетеры начинают безжалостно убивать их… Ну и на чьей стороне справедливость?   

    *«Д`Артаньян стоял и разглядывал этого человека. Сначала ему показалось, что перед ним судья, изучающий некое дело, но вскоре он заметил, что человек, сидевший за столом, писал, или вернее исправлял строчки не равной длины, отсчитывая слоги по пальцам. Он понял, что перед ним поэт. Минуту спустя поэт закрыл свою рукопись, на обложке которой было написано: «Мирам, трагедия в пяти актах», и поднял голову.
    Д`Артаньян узнал кардинала.»
    Так писал Дюма в романе «Три мушкетера» первого министра Франции. Да, кардинал Ришелье считал себя не только государственным деятелем, но и творческой личностью. По крайней мере он говорил, что сочинение стихов доставляет ему самое большое удовольствие. Однако мы знаем Ришелье не по его поэтическим сочинениям. Он прежде всего первый министр, основатель Французской академии, создатель единого государства и творец абсолютизма.»
   Его называли «дьяволом во плоти», но который столько сделал для Франции; это он полюбил молодую королеву, испанскую инфанту, Анну Австрийскую, при этом радея за государство, и раз по ее просьбе переоделся в испанский костюм и танцевал перед ней саранбаду, в то время как придворные наблюдали эту картину из-за ширмы, рассказывая затем по всему Парижу, - за что он сильно оскорбился, покинул ее и искал повода отомстить…   
    Примечание. Его высокопреосвященство. «Холодный, расчетливый, весьма часто суровый до жестокости, подчинявший чувство рассудку, Ришелье крепко держал в своих руках бразды правления и, с замечательной зоркостью и дальновидностью замечая грозящую опасность, предупреждал ее при самом появлении. В борьбе со своими врагами Ришелье не брезговал ничем: доносы, шпионство, грубые подлоги, неслыханное прежде коварство - все шло в ход. Его тяжелая рука в особенности давила молодую, блестящую аристократию, окружавшую короля.
  Ришелье всячески содействовал развитию культуры, стремясь поставить ее на службу французскому абсолютизму. По инициативе кардинала прошла реконструкция Сорбонны. Ришелье написал первый королевский эдикт о создании Французской академии и передал Сорбонне по своему завещанию одну из лучших в Европе библиотек, создал официальный орган пропаганды "Газетт" Теофраста Ренодо. В центре Парижа вырос дворец Пале-Кардиналь (впоследствии он был подарен Людовику XIII и с тех пор называется Пале-Рояль). Ришелье покровительствовал художникам и литераторам, в частности, Корнелю, поощрял таланты, способствуя расцвету французского классицизма.
    Ришелье, помимо всего прочего, был весьма плодовитым драматургом, его пьесы печатались в первой открытой по его инициативе королевской типографии.
    По долгу службы дав обет верности "церкви - моей супруге", он оказался в сложных политических отношениях с королевой Анной Австрийской, в действительности дочерью испанского короля, главой враждебной национальным интересам страны "испанской", то есть в какой-то степени и "австрийской", партии при дворе. Чтобы досадить ей за предпочтение ему лорда Бэкингема, он - в духе принца Гамлета - по ходу придворного сюжета написал и поставил пьесу "Мирам", в которой Бэкингем оказывается побежденным не только на поле боя (под гугенотской Ла-Рошелью), и заставил королеву посмотреть этот спектакль. В книге приведены сведения и документы, которые легли в основу романа Дюма "Три мушкетера", - от борьбы с дуэлями (на одной из которых погиб брат кардинала) до использования отставной любовницы Бэкингема графини Карлейль (пресловутой Миледи) в успешной шпионской роли при английском дворе и весьма пикантных подробностей свиданий королевы и Бэкингема.
    Один заговор за другим составлялись против Ришелье, но они всегда кончались самым плачевным образом для врагов Ришелье, участью которых было изгнание или казнь. Мария Медичи очень скоро раскаялась в своем покровительстве Ришелье, совершенно оттеснившего ее на задний план. Вместе с женой короля, Анной, старая королева приняла даже участие в замыслах аристократии против Ришелье, но без успеха.
    С самого первого дня во власти Ришелье стал объектом постоянных интриг со стороны тех, кто пытался его "подсидеть". Чтобы не стать жертвой предательства, он предпочитал никому не доверять, что вызывало страх и непонимание окружающих. "Всякий, кто узнает мои мысли, должен умереть", - говорил кардинал. Целью Ришелье было ослабление позиций династии Габсбургов в Европе и укрепление независимости Франции. Кроме того, кардинал был ярым сторонником абсолютной монархии.
    Любопытно, что даже на родине Ришелье долгое время акцент делался не на позитивной, а на негативной стороне деятельности министра-кардинала. Речь шла о приятии или неприятии Ришелье и его политики в целом. Еще при жизни кардинал снискал редкую непопулярность у себя на родине. Его боялись и ненавидели как аристократы, так и народ. Аристократия связывала с Ришелье причину упадка своего политического влияния, выставляя его врагом дворянства. Впоследствии правыми ему будет приписана историческая ответственность за подрыв феодальных устоев Старого порядка, приведший к его падению в 1789 году. В «низах» Ришелье считали виновником бедственного положения народа, усугубленного развязанной кардиналом разорительной войной против Габсбургов.
    Супруга Людовика XIII Анна Австрийская видела в кардинале злейшего врага венских и мадридских своих родственников, а потому была его противником. Ришелье в свою очередь преследовал ее самым беспощадным образом. Враги Ришелье с Марией Медичи во главе вели против него войну. С 1626 года до самой смерти кардинала один заговор сменялся другим. Кардинал Ришелье получил разрешение содержать для личной охраны стражу из 50 мушкетеров. Впоследствии их численность увеличилась до 300 человек. Будучи поклонником системы террора, Ришелье пользовался каждым удобным случаем, чтобы устранить своих противников и показать им свое могущество.
    Несмотря на весьма слабое здоровье, Ришелье чрезвычайно много работал и входил во все подробности государственного управления. Немало времени затрачивалось у него также на литературные труды, театр. Ришелье был одним из лучших ораторов своего времени. Речи его в парламенте и в собрании имели обыкновенно деловой характер.
    Просветители — от Монтескье до Вольтера и Руссо — будут обвинять Ришелье в насаждении деспотизма и подавлении всякого свободомыслия. «У этого человека деспотизм был не только в сердце, но и в голове», — утверждал Монтескье. Он называл его «негоднейшим из граждан», ответственным за злоупотребление властью не только лично, но и его преемниками. Таким образом, одни обвиняли Ришелье в разрушении Старого порядка, другие — в его консервации.

    Ришелье: «Дайте мне шесть строчек, написанных рукой самого честного человека, и я найду в них что-нибудь, за что его можно повесить.»

    «Тех, кто желал мне пораженья,
    Своим всесильем подавил:
    Чтоб покорить испанцев гордых,
    Я Франции не пощадил,
    Безгрешный ангел или демон -
    Судите сами, кем я был.»

    Арман Жан дю-Плесси, кардинал и герцог Ришелье, родился в Париже 9-го сентября 1585 года. Отец его Франсуа дю-Плесси принадлежал к старинной дворянской фамилии и в награду за услуги, оказанные королю Генриху III, был пожалован орденом Св. Духа, считавшимся в то время весьма почетным отличием. Впоследствии, при короле Генрихе IV, он отличался блистательной храбростью на полях битв и состоял в чине капитана королевских телохранителей. Он умер в 1590 году, оставив после себя трех сыновей и двух дочерей.
    Мать будущего великого кардинала предназначала его сперва к военной службе. Тем не менее, он получил по тогдашним временам чрезвычайно хорошее образование, изучал в Лизье риторику и философию, а затем поступил в военное училище, где успел уже оказать большие успехи в фехтовании и верховой езде, когда домашние обстоятельства побудили его отказаться от военной карьеры и перейти в духовное звание. Дело в том, что люсонское епископство, бывшее за последнее время наследственным в семье дю-Плесси, неожиданно оказалось вакантным. Король Генрих IV назначил епископом юного Армана, которому в то время шел только двадцать второй год и, следовательно, еще не исполнилось возраста, требуемого церковными законами для посвящения в епископский сан. Это не помешало ему, однако, немедленно отправиться в Рим. Папа Павел V, выслушав речь, произнесенную на латинском языке юным дю-Плесси, рукоположил его в епископы. Арман был в это время до такой степени бледен и худощав, что казался моложе своих лет. Когда он преклонил пред папой колена, Павел V, как уверяют, спросил его:
    - А вы достигли уже возраста, требуемого церковными уставами?
   - Точно так, ваше святейшество,- отвечал будущий кардинал, кладя пред папой земной поклон.
    По окончании священного обряда дю-Плесси пал ниц пред папой и воскликнул:
    - Ваше святейшество, отпустите мне великий грех, я ведь не достиг еще надлежащего возраста!
    Дав юному епископу требуемое отпущение, папа обратился к своим приближенным и сказал:
    - Из этого молодого человека выйдет недюжинный плут. Он далеко пойдет!
    Может быть, папа предвидел тогда, что Арман дю-Плесси не удовлетворится епископским саном.
    Во Франции Париж уже и в семнадцатом столетии являлся могущественным притягательным центром для искателей приключений и честолюбцев. Епископы следовали примеру остальной знати и возвращались в свои епархии только когда навлекали чем-нибудь на себя опалу. Ришелье, приехав в Париж, в первое время продолжал научные занятия. Блистательно сдав экзамен в Сорбонне, он получил в 1607-м году ученую степень доктора богословия. Король Генрих IV покровительствовал дю-Плесси, которого называл своим епископом, и охотно слушал его проповеди, отличавшиеся от поучений модного тогда проповедника, патера Андре, приличным тоном и основательным знакомством со Св. Писанием. Дю-Плесси сознавал, однако, что уже вследствие молодости не может играть при дворе сколько-нибудь влиятельную роль. К тому же, обладая сравнительно очень небольшим состоянием, он понимал безнадежность соперничества с богатой аристократической молодежью, щеголявшей роскошными костюмами и экипажами. Двадцатитрехлетний епископ предпочитал, поэтому вернуться в свою епархию, причем, занял для въезда в Люсон карету, лошадей и кучера у одного из своих приятелей, так как придавал большое значение представительности. Естественно, что он чрезвычайно тяготился бедностью, недозволявшей ему обзавестись соответственным штатом прислуги, порядочной мебелью и экипажами.
    Вступив в управление епархией, дю-Плесси сразу выказал большие административные способности. За какие-нибудь пять лет он не только отстроил заново церкви, разрушенные во время религиозных войн, но и обзавелся серебряной посудой, без которой человеку его сана и происхождения неприлично было, как он полагал, садиться за обед. Вместе с тем юный епископ обдумывал будущую свою карьеру и вырабатывал обстоятельный план действий на случай возвращения ко двору. Имея обыкновение письменно излагать мысли по особенно интересовавшим его вопросам, он составил тогда для себя самого подробную инструкцию, озаглавленную: "Наставления и правила, которыми я намерен руководствоваться, когда буду состоять при дворе". Этот любопытный документ прекрасно очерчивает программу будущего великого кардинала.
    Дю-Плесси решил, что в первое время будет являться во дворец ежедневно, чтобы произвести таким усердием на короля желаемое впечатление. Потом можно посещать его величество и пореже, например, раз в неделю. "При этом необходимо принять во внимание, что королю нравятся лишь те из приближенных, которые обращаются с ним смело и свободно, не выходя, однако, из границ должного уважения. Надлежит почаще повторять королю, что только обстоятельства вынуждают меня ограничиваться оказанием маловажных услуг и что для верноподданного нет ничего трудного или невозможного на службе у такого доброго государя и такого великого монарха... Важнее всего наблюдать, откуда именно дует ветер и не мозолить королю глаза, когда он в дурном расположении духа". Юный епископ, всесторонне обсуждая вопрос, каким образом надо держаться с королевскими любимцами и фаворитками, приходит к убеждению, что их следует посещать "в виду необходимости приносить жертвы как добрым, так и злым богам: первым для того, чтоб помогали, последним - чтоб не делали зла". При дворе следует "воздерживаться от многоглаголания и как можно внимательнее слушать, отнюдь не дозволяя себе принимать рассеянного, равнодушного или меланхолического вида; напротив того, надо выказывать живейшее сочувствие к предмету, о котором идет речь, но проявлять это сочувствие более вниманием и молчанием, чем словами, или жестами одобрения. Особенно важно заручиться расположением таких служащих, которые в чем-либо могут пригодиться". К числу их принадлежат, между прочим, почтальоны. "Письма, которые опасно сохранять, следует немедленно сжигать" и т. п. В заключение дю-Плесси рассматривает случаи, когда "необходимо прибегать к притворству и лести".

   ...К счастью для Франции и Европы в слабом теле Ришелье жил мощный дух.
    Ему не удалось покончить с традицией дуэлей и интриг среди провинциальной знати и придворных, но благодаря его усилиям неповиновение короне стало считаться не привилегией, а преступлением против страны.
    "Моей первой целью было величие короля, моей второй целью было могущество королевства", - подвел итоги своего жизненного пути знаменитый борец с мушкетерами.

    Жестокий и коварный, он умел быть обаятельным и великодушным с немногочисленными друзьями. Ришелье любил одиночество, считая, что таков удел великих людей. Кардинал был неблагодарным по отношению к тем, кто помогал ему делать политическую карьеру, но он умел и щедро одаривать своих приверженцев, и никто не мог обвинить его в скупости. Будучи физически слабым и болезненным, он полжизни провел в седле и военных походах, проявляя чудеса выдержки. Набожный Ришелье никогда не был фанатиком. Благодаря ему во Франции в отличии от других католических стран не зверствовала инквизиция и не пылали костры «Ведовских процессов». Удивительно тонко умея чувствовать людей, кардинал в век личного влияния прекрасно использовал тщеславие и слабости сильных мира сего для своих целей. Посвятив всю свою жизнь возвышению Франции, Ришелье оказался, пожалуй, одним из самых непопулярный политиков за всю историю страны. И, однако, сегодня мы можем сказать, что министр принадлежит к числу наиболее ярких, значительных и трагических фигур  истории.

    В Париже кардинал Ришелье сумел доказать свою незаменимость и в 1624 году возглавил новое правительство. По части интриг первый министр не знал себе равных. Рассказ о том, как он добился высшей власти в государстве, - настоящий авантюрный роман, перед которым бледнеют все сочинения Дюма. Сохранять власть в течение последующих 18 лет Ришелье помогло его беспримерное умение лавировать при дворе. Трудно перечислить все заговоры, которые устраивали против первого министра все недовольные его политикой. Порой жизнь его висела на волоске. Единственную поддержку Ришелье мог найти и находил в безвольном и апатичном короле, у которого хватало здравого смысла ценить своего министра и понимать правильность его действий.

     Многочисленные покушения на жизнь Ришелье сделали необходимой организацию его личной охраны. Так появились мушкетеры, которых Дюма ошибочно называл гвардейцами. В отличие от мушкетеров короля, носивших голубые плащи, охрана Ришелье блистала красными – под цвет кардинальской мантии.
    Заняв пост министра, Ришелье попытался провести ряд существенных реформ, призванных укрепить королевскую власть. Одной из главных задач было установление мира в многострадальной стране. Для начала требовалось утихомирить «фронду принцев», стремящуюся вырвать у короля привилегии и деньги. Ришелье посоветовал королю прекратить делать уступки и взял жесткий курс на обуздание непокорных аристократов. Ему почти удалось накинуть узду на неспокойных родственников монарха, смирив их непомерную гордыню. Кардинал не стеснялся проливать кровь мятежников, не считаясь с их положением. Казнь одного из первых лиц страны, герцога Монморанси, заставила аристократию содрогнуться от ужаса.
    Второй на очереди стояла задача усмирения гугенотов, со времен Генриха IV пользовавшихся большими правами. Гугеноты создали на территории Франции настоящие маленькие государства, готовые в любой момент выйти из повиновения. Центром сопротивления гугенотов была укрепленная и независимая крепость Ла-Рошель.
    Ришелье считал, что настала пора покончить с гугенотской вольницей. Подходящий случай не замедлил представится. В 1627 году обострились отношения с Англией, обеспокоенной начатым Ришелье строительством флота. Политики туманного Альбиона решили вызвать смуту во владениях соседа, подняв мятеж на Ла-Рошели. С английским десантом французская армия справилась достаточно легко, а вот осада мятежной крепости затянулась на целых два года. Наконец, в 1628 году, сломленные голодом и потерявшие всякую надежду на помощь, защитники крепости сложили оружие. По совету Ришелье король даровал прощение оставшимся в живых и подтвердил свободу вероисповедания, лишив гугенотов лишь привилегий. Протестантский Лангедок утратил свои вольности в 1629 году. Никаких религиозных гонений не последовало. Кардинал Ришелье оказался слишком политиком, чтобы пытаться навязать стране религиозную однородность – химеру, которую отстаивал Рим. Однако благодаря такой тактике кардинал нажил себе врагов среди служителей церкви.

    Ришелье уяснил, что жизненным его предназначением является служение Франции на политическом поприще. А чтобы преуспеть в этом намерении, требовались соответствующие свойства натуры. А именно честолюбие и властолюбие – и того и другого ему было не занимать. Увы, этим дело не ограничивается: бытует убеждение, будто политик должен руководствоваться лишь рациональными соображениями, трезвым расчетом, изгнав из души все привязанности, любви и нелюбви. Опыт многих великих – от Перикла до Черчилля – доказывает ложность вышеназванного тезиса. Но Ришелье уверовал с младых ногтей, и всю жизнь последовательно применял этот принцип в жизни. Он никогда и никого не любил, ни с кем не заводил дружбы – окружающие делились для него на политических союзников и противников, которые в любой момент могли легко поменяться местами, а также на исполнителей его воли.

    Ришелье был одержим идеей блага государства. Он вполне резонно воспринимал все покушения на свою жизнь как попытку уничтожить национальную политику Франции. В тот век слишком многое зависело от личности. Смена министра означала смену ориентации. Вдумайтесь, насколько непатриотично выглядят действия д`Артаньяна на фоне титанических усилий Ришелье обезопасить Францию. А разве один д`Артаньян ставил служение красивой женщине выше интересов собственной страны?

    Французское дворянство, для блага которого неустанно трудился кардинал, ненавидело первого министра. Как больной ребенок, недолюбливающий того, кто заставляет его пить горькое лекарство, дворянство становилось в оппозицию Ришелье, врачующему его изъяны и пороки. Понятие «родина», введенное первым министром в политический обиход, было абсолютно чуждо первому сословию.
    Общую ненависть к Ришелье вызвал и закон о запрещении дуэлей. Дворяне желали видеть в короле лишь первого среди равных. Кардинал же стремился внушить им мысль о священности королевской власти. По мнению Ришелье, кровь подданных может быть пролита только во имя родины, олицетворяемой священной особой короля. Если же дворяне жертвуют жизнью, защищая свою честь, то тем самым ставят себя на одну доску с монархом – недопустимая вольность! Помимо всего прочего, огромное число лучших представителей дворянских родов заканчивало жизнь на дуэли, без всякой пользы для государства. Во имя интересов самого дворянства Ришелье стремился привлечь его к государственной службе, демонстрируя, таким образом, первого сословия для страны. Все это, однако, вызвало бешеное сопротивление и насмешки, не встречая понимания.
    Видя перед собой единственную цель – благо страны, Ришелье упорно шел к ней, преодолевая яростное сопротивление противников и, невзирая на почти всеобщее непонимание. Кардинала с полным основанием можно считать одним из отцов-основателей французской нации и творцов современной Европы.

    Редко кто из государственных деятелей может похвастаться осуществлением всех своих замыслов. «Я обещал королю употребить все мои способности и все средства, которые ему будет угодно предоставить в мое распоряжение, на то, чтобы уничтожить гугенотов как политическую партию, ослабить незаконное могущество аристократии, водворить повсеместно во Франции повиновение королевской власти и возвеличить Францию среди иностранных держав» – так определял Ришелье задачи своего правительства. И они были выполнены. Вопреки окружавшей его ненависти и обвинениям в стремлении к личной выгоде Ришелье все свои силы отдавал служению Франции. Перед смертью на предложение простить своих врагов он ответил: «У меня не было других врагов, кроме врагов государства». Кардинал имел право на такой ответ.»

   Примечание. Инга Сухова. Любовь Ришелье.  «В будуаре королевы Франции Анны Австрийской царил полумрак. Этот вечер она проводила в одиночестве, и на прекрасном лице, воспетом придворными поэтами, лежала задумчивая нега. Королева держала в руках цепочку, обвивавшую тонкие пальцы, на ней покачивался медальон с портретом, но то был не портрет короля. Откинувшись на спинку козетки, женщина с легкой улыбкой на губах следовала течению своих прихотливых грез. Внезапный шум вывел Анну из забытья – в будуар вбежала камеристка дю Верне:
- Ах, госпожа моя, сюда идет его Высокопреосвященство, - и наперсница королевы поспешила навстречу гостю.
  Анна неуловимым движением спрятала медальон за корсаж платья и, оправив кружевной воротник, изобразила любезность – всесильный первый министр Франции входил в покои, резким жестом отбросив портьеру, под шорох алого шелка своей сутаны.
Арман Жан дю Плесси, кардинал де Ришелье , глава королевского совета и подлинный правитель государства, оттеснивший безвольного Людовика XIII, приветствовал её почтительным поклоном. Худощавая фигура и резкие черты лица придавали ему сходство с хищной птицей. С легким румянцем замешательства молодая женщина отвечала кардиналу, склонив голову. Ришелье  непринужденно уселся в кресло:
- Дитя моё, государственные дела не давали мне встретиться с вами вот уже неделю. Долг пастыря призывал меня не откладывать наше свидание, поэтому простите мне мой столь поздний визит.
Учтивость речи не вязалась с горящим взором, которого он не отводил от лица королевы. Его длинные пальцы впились в ручки кресла, губы искривила мучительная усмешка. Не в силах выдержать обжигающего взгляда, Анна опустила глаза и тихо ответила:
    - Ваше Высокопреосвященство как всегда думает и помнит обо всем.
Кардинал вздрогнул, глубоко вздохнул, будто на что-то решившись, и, встав с кресла, приблизился к ней.
- О да, Анна, я помню обо всем - о том, как я впервые увидел вас, юную невесту. Помню платье из небесно-голубого бархата, так чудесно оттенявшее ваши глаза и волосы. Помню светлый взор, который вы мне тогда подарили - чего бы я ни отдал ныне за подобный взгляд. Помню долгие годы, когда, вынужденный скрывать своё чувство, я видел вас ежедневно, стоял рядом, вдыхал аромат ваших волос; скрипя зубами, наблюдал за жалким мужем, пренебрегавшим вами – той, чьи следы я готов был целовать, чье прикосновение было бы для меня величайшей наградой! Но я помню и другое. О да, я помню! Английский хлыщ Бэкингем, молодой и беззаботный красавец, ворвался во Францию, как метеор – такой же яркий и недолговечный. Увы, он успел заронить в ваше сердце чувство, которого я за долгие годы так и не увидел в этих глазах. Но он далеко, а я всегда буду рядом. Анна, молю, не отвергайте мою любовь, подарите мне взаимность, - и гордый кардинал упал перед дамой на колени.
В продолжение его пылкой речи лицо королевы попеременно то заливалось краской, то смертельно бледнело, глаза наполнились слезами, и она с ужасом взирала на могущественного человека, склонившегося к её ногам. Ришелье  схватил руки молодой женщины и сжал с такой силой, что Анна слабо вскрикнула.
- Любовь моя, подумай и о том, что ты – королева. Десять лет, как ты замужем, а Бог не благословил ваш брак детьми. Твой долг дать Франции наследника, Людовик же хил и долго не протянет. Но если наш с тобою сын взойдет на трон – о, чего я тогда не сделаю ради него! Я заставлю весь мир склониться перед его престолом! Анна, Анна, скажи же мне, есть ли у меня надежда?!
И обезумевший от любви мужчина стал осыпать её руки поцелуями. Королева пыталась отстраниться, но министр, потеряв голову, привлек женщину к себе - и горячие губы обожгли её шею.
Анна вскочила, с силой оттолкнув Ришелье , и на ковер упал её медальон, словно в насмешку, распахнувшийся. На кардинала с вызовом взирал надменный лик проклятого лорда. Кровь бросилась в лицо министра, черты его исказила злоба - и первым порывом было растоптать каблуком ненавистный образ соперника, однако коварство взяло верх над ревностью. Королева хотела поднять медальон, но Ришелье  бросился к нему быстрее коршуна и, схватив улику, немедленно спрятал её в широком поясе, стягивавшем сутану. Анна поднесла к лицу руки, чтобы сдержать крик ужаса, когда в комнату, отдёрнув портьеру, вновь впорхнула дю Верне:
- Его Величество следует сюда по коридору, спустя минуту король будет здесь.
Кардинал немедленно принял свой обычный холодно-отстраненный вид и уселся в кресло. Королева, не в силах справиться с потрясением, с пылающими щеками, опустилась на кушетку, спрятав дрожащие руки в кружевных манжетах.
Портьера колыхнулась, и в будуаре появился Людовик XIII. Тёмно-зелёный шлафрок по-домашнему облекал его рыхлое тело.
В детстве, будучи хилым ребенком, маленький Луи доставлял много хлопот матери Марии Медичи и придворным лейб-медикам. Его родитель Генрих IV, прославленный удалец, рубака и любимец женщин, недоумевал: в кого уродился дофин? Не иначе, как порода флорентийских менял Медичи одолела в нем горячую гасконскую кровь отца. К тому же мальчик с детства проявлял жестокость и злое упрямство. Однажды Генрих застал сына за «невинной» забавой – тот отрывал голову пойманному воробью. Недолго думая, добрый отец и христианин стал охаживать наследника тростью. Мать бросилась на защиту дитяти, но король пророчески сказал: «Сударыня, молите Бога, чтобы я еще пожил; если меня не станет, он будет дурно обращаться с вами». (Став королем, «благодарный» сын заспорил с матерью из-за власти, и Марии пришлось бежать из страны. Умерла она за границей, в бедности.) В другой раз, защищая чадо от порки, королева крикнула суровому отцу, намекая на его бесчисленные любовные связи: «С вашими ублюдками вы бы так не поступили!». На что Генрих справедливо отвечал: «Что до моих ублюдков, мой сын всегда сможет их высечь, ежели они станут валять дурака; а вот его-то уж никто не выпорет». Ко всем прочим бедам Людовик сильно заикался, и это развило в нем робость, коварство и скрытность.
Оказавшись в помещении, где, казалось, ещё сверкали молнии и сам воздух был наэлектризован, король недоверчиво вгляделся в рдеющее лицо жены и перевел взгляд на своего министра. Ришелье , вполне овладевший собой, вскочил и отвесил церемонный поклон. Вяло махнув рукой, Людовик расположился в мягком кресле у горящего камина, подальше от королевы, и безразлично спросил:
- Мадам, как ваше здоровье? Мне кажется, вас снедает лихорадка.
Смущенная и растерянная, Анна молчала, и тогда на помощь пришел министр:
- Мы рассказывали друг другу забавные истории и хохотали до слез, сир.
- Вот так всегда, - уныло пожаловался король. - Без меня все веселятся, а стоит мне появиться - зевают от скуки, - и он капризно выпятил губы.
- Прошу вашего разрешения откланяться, сир, меня ждут неотложные государственные дела. - Ришелье , поклонившись супругам, бросил быстрый взгляд на королеву и стремительно вышел.
Анна закрыла лицо руками. Этот взгляд сказал ей всё – отныне она приобретала в отвергнутом кардинале могущественного врага…»

    Примечание. Мистика. «…У графини де Гаше (ее звали то ли Жанной, то ли Дианой) были причины скры¬вать свое подлинное имя. Это и породило вер¬сию, что она была Жанной де Ламотт, осев шей в России после долгих скитаний. Леген¬ду об этом слышала и Маргарита Терехова, во время работы над ролью Миледи посетившая «Артек» (напомним, что фильм Г. Юнгвальд-Хилькевича о мушкетерах снимался в Крыму). Кстати, роль роковой злодейки при¬несла актрисе серьезные про¬блемы: «Вокруг меня как буд¬то стали вихриться силы зла. Иначе я не могу объяснить то, что происходило. Ска¬жем, мне нужно было нари¬совать клеймо в сцене, когда тайну Миледи случайно узнал д’Артаньян. Юра (Юнгвальд-Хилькевич) ведь еще и худож¬ник. Он говорит: «Я сейчас тебе нарисую». И вдруг на¬чинает всех созывать. «Пос¬мотрите, у нее красное пят¬но - его надо только обвести». Представляете? Позвал всех и просто обрисовал лилию, выступившую на моем плече».    


   Примечание. Интересна история Амадео Модильяни (кстати, тоже был евреем, по его картинам это сразу видно, хотя некоторые из них даже мне очень нравятся*, но мне не по нраву какие-то косые, кривые, одноглазые женщины, разве можно так уродовать красоту…) и Анны Ахматовой, которая была в Париже во время медового месяца с мужем поэтом Николаем Гумилевым и встретила там мимолетно бедного еще не признанного художника, захотевшего Ее писать, и который целый год потом писал Ей письма, пока она не согласилась с ним встретиться…

  *Модильяни (ну вот эта картина ничего…):
 
(правда, обнаженная женщина – это всегда обнаженная женщина, - чем-то созвучно с ножом, остротой, - по ней трудно судить об искусстве, ибо она сама по себе притягательна… но все же…)

    Примечание. Анна Ахматова этому «настоящему джентльмену» стихи посвятила:



            ***
«Не любишь, не хочешь смотреть?
О, как ты красив, проклятый!
И я не могу взлететь,
А с детства была крылатой.
Мне очи застил туман,
Сливаются вещи и лица,
И только красный тюльпан,
Тюльпан у тебя в петлице.

Как велит простая учтивость,
Подошел ко мне, улыбнулся,
Полуласково, полулениво
Поцелуем руки коснулся —
И загадочных, древних ликов
На меня поглядели очи...

Десять лет замираний и криков,
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его — напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.



            ***
Звенела музыка в саду
Таким невыразимым горем.
Свежо и остро пахли морем
На блюде устрицы во льду.

Он мне сказал: «Я верный друг!»
И моего коснулся платья.
Как не похожи на объятья
Прикосновенья этих рук.

Так гладят кошек или птиц,
Так на наездниц смотрят стройных…
Лишь смех в глазах его спокойных
Под легким золотом ресниц.

А скорбных скрипок голоса
Поют за стелющимся дымом:
«Благослови же небеса -
Ты первый раз одна с любимым.»



            ***
В черноватом Париж тумане,
И наверно, опять Модильяни
Незаметно бродил за мной.
У него печальное свойство
Даже в сон мой вносить беспокойство
И быть многих бедствий виной.
А сам он "...И стыда и лиха хлебнул"
( Из чернового варианта "Поэмы без героя).»


    «Гораздо больше о романе Модильяни и Ахматовой говорят рисунки и стихи. Даже три рисунки молодой поэтессы, представленные на выставке, могут говорить об их интимной близости. Они обнаружены в коллекции друга художника доктора Поля Александра (его портрет демонстрировался на выставке). На одном из рисунков изображена обнаженная Ахматова. Она лежит на животе в свободной расслабленной и, несомненно, сексуальной позе. Рисунки красивой обнаженной женщины выполнены с необыкновенным изяществом и любовью. В объяснительной афише возле названных рисунков Модильяни было сказано, что это изображена обнаженная Ахматова, у которой был роман с Модильяни. Связь с ним, естественно, тщательно скрывалась. И даже через 55 лет она отрицает их интимную близость. И говорит, что у них слишком мало было времени, чтобы могло произойти что-нибудь серьезное. Но она лукавит. Весной 1911 года скучающая Ахматова, к которой охладел муж (он начал даже изменять ей), длительное время встречалась с Модильяни не только днем, а иногда и ночью. Она проговаривается. Якобы, иногда он бродил под её окном. Но когда в 1965 году она была в Париже, то сразу же поехала на рю Бонапарт к дому, где когда-то жила в юности. И, глядя на окно второго этажа сказала сопровождавшему её Георгию Адамовичу: "Сколько раз он тут у меня бывал". После второго возвращения из Парижа Модильяни ей больше не писал. И она тяжело переживала их разрыв, затаила обиду. Была смертельно уязвлена его молчанием, "его предательством".

Я сказала обидчику:
"Хитрый, черный,
Верно нет у тебя стыда,
Он тихий, он нежный, он мне покорный.
Влюбленный в меня навсегда!"
(" Он" - это муж).

Она пыталась "излечиться" от своей любви. В 1912 году поехала в Италию, но и там посещала места, связанные с Модильяни. Анна решила даже родить ребенка. И она думала, что это исцелит ее.

Стал мне реже сниться, слава Богу,
Больше не мерещится везде.
Исцелил мне душу Царь Небесный
Ледяным покоем нелюбви.

Но важнее другое. Эти вроде бы случайные встречи, переросшие в глубокую дружбу двух молодых талантов, оставили заметный след в их творчестве. И она это прекрасно понимала. Вот стихи, написанные после посещения Флоренции.

Помолись о нищей, о потерянной,
О моей живой душе
Ты, в своих путях всегда уверенный,
Свет узревший в шалаше.

И тебе, печально-благодарная,
Я за это расскажу потом,
Как меня томила ночь угарная,
Как дышала утром льдом.

И страсть этой женщины, ее поэтичность и необычный облик (длинное гибкое, как бы вытянутое тело, лебединая шея) сыграли определенную роль в необычном творчестве Модильяни (вспомним вытянутые тела его натурщиц).
После первого знакомства Модильяни целый год писал ей письма. Они не сохранились. Она запомнила только одну фразу из них: "Вы во мне как наваждение". После второго возвращения из Парижа она также "... ждала письма, которое так и не пришло - никогда не пришло. Я часто видела это письмо во сне". Кстати, Анна Андреевна первая предвидела его будущие "ню". (Так эстеты называют "жанр изобразительного искусства, раскрывающий в изображении обнаженного тела представление о красоте, ценности земного чувства, бытия"). Упомянутые три рисунка фигурируют во всех статьях и монографиях о Модильяни.

Как-то раз он заметил: "Я забыл вам сказать, что я еврей". На их отношения это никак не повлияло. Ахматова не была антисемиткой. Более того, у неё была психология гражданина мира, в чем ее упрекали в 1946 году в скандально знаменитом постановлении ЦК компартии о журналах "Звезда" и "Ленинград". Один мой приятель рассказывал, как он, будучи единственным грамотным солдатом в своем взводе, читал своим сослуживцам это постановление. Конечно, ни он в то время, ни другие молодые солдаты, ни большинство населения СССР понятия не имели, кто такая Ахматова. Она известна была узкому кругу писателей и специалистов. Личная и творческая жизнь ее была необычайно сложной. У нее было несколько не совсем удачных любовных романов и замужеств, но она всю жизнь хранила память о Модильяни. Преклонялась перед Пастернаком. С удовольствием переводила Переца Маркиша и Самуила Галкина.»

Да, Анна Ахматова - ценитель талантливых евреев, Ее многие представители этой расы (ибо говорят – русский еврей, грузинский еврей и т.д.) окружали, видимо, она и сама где-то еврейка, внешне даже похожа:

 
 
 
 
 
 

P. S. В студеном Петербурге…
 


А. Модильяни: «Я, конечно, знаю, что Анна Ахматова не еврейка, но она так талантлива, что, наверно, в ней есть что-то еврейское» (похоже на заявление про качества всей нации; почему бы и мне тогда не относиться к евреям как к целой нации, если они сами к себе так относятся, приписывая себе нечто характерное?!.)

«Наталья Лянда в своём очерке «Ангел с печальным лицом» высказывает мнение, что влияние русской поэтессы на творчество Модильяни незаслуженно недооценено искусствоведами, 1910–1913 годы в жизни художника правильнее было бы назвать «периодом Ахматовой». Именно она была в это время его музой, его ангелом с печальным лицом.»

Любимой Госпоже, любимой Музе, любимой Богине посвящается:


            ***
    (рабыня на коленях перед Госпожой,
    меж Ее божественных ножек)
   
    Рабыня нежная
    Пред лотоса цветком,
    Вся – обожанье; неизбежная
    В ней тяга быть шмелем,
    Что смутно опьянев,
    Вобрался в сердцевину,
    От соков охмелев,
    Вонзившись, впился в тину…
   
   

 
            ***
    За волосики раба
    Госпожи тащили,
    Дабы каждую сполна
    Губы ублажили.

    Да, под ними сладко –   
    Острие меча –         
    Припадая падко,
    Потерять себя.




            ***
    (волшебная власть Женщины-Цирцеи
    превращения крутых мэнов-тузов
    в своих верных рабов)

    Улыбка бытия, когда любовью опьянен,
    Стал мачо псом цепным,
    Не то не шут, не то не мим,
    И пред Госпожою обнажен
    Стоит ваяньем Аполлон.

    Да, так Цирцея молодая
    В Нее влюбленных превратит в рабов
                стократ,
    В животных, что к сто’пам свято припадая,
    Ее боготворят.
    И в страсти стынут подле Ней...
    Царицей фетиков-зверей.
    
   
    Примечание. Такое ощущение, что в древней Греции уже существовали настоящие Домины, превращающие некоторых мужчин в своих рабов, - наверное, из разряда элитных куртизанок… Я думаю, что этот миф рожден в связи с природой фемдома… древней натурой… (про Цирцею, кстати, говорится «став царицей, учинила жестокости по отношению к придворным, отчего утратила царскую власть. Бежала на просторы Океана…») Превращение мужчин в животных символизирует, что часто мужчина подле обворожительной Женщины, волшебницы, становится животным, в нем пробуждается животное начало, которым и управляет Женщина… К тому же этот миф отражает одно из основных Дао – извечную борьбу мужского и женского начал, когда то одно, то другое берет верх… Ника (Победа).

    Миф  о  Цирцее 

    «Греки отплыли подальше от земли лестригонов и вскоре достигли острова Ээя, где жила златовласая волшебница Цирцея, сестра Ээта и тетка Медеи. Здесь Улисс разделил своих людей на две партии, одна из которых, во главе с Эврилохом, отправилась исследовать остров, а другая, возглавляемая Улиссом, осталась сторожить корабли. Эврилох вел свой отряд через густую чащу, населенную дикими зверями, которые были необычно смирными. Наконец они увидели прекрасный дворец Цирцеи. Издалека до них донесся ее нежный голос — она пела какую-то песню. Подойдя, они увидели, что она прядет красивую сеть. Они поспешили к входу и вошли во дворец. Только Эврилох из осторожности задержался на крыльце, опасаясь нападения сзади.
     Цирцея гостеприимно приняла незваных гостей, усадила их на покрытые коврами кушетки и велела многочисленным слугам принести угощение. Этот приказ был тут же выполнен. Моряки с жадностью накинулись на еду, поскольку им уже несколько дней приходилось голодать, а Цирцея смотрела на них с плохо скрываемым отвращением. Неожиданно она поднялась, махнула рукой над головами моряков, и они тут же превратились в свиней (которых они напомнили ей своей прожорливостью). Служанки загнали их в хлев.
    Эврилох тем временем, не дождавшись возвращения своих людей, решил вернуться на корабль и рассказать Улиссу, что случилось. Схватив свой меч, Улисс бросился спасать товарищей, но не успел он удалиться от берега, как ему повстречался юноша — это был Меркурий, который посоветовал не ходить к Цирцее, и рассказал, что она сделала с его спутниками. Но Улисс не был намерен бросать товарищей в беде, и тогда Меркурий дал ему дикий чеснок, который поможет уберечься от волшебных чар Цирцеи, а также несколько очень полезных советов, которые были выслушаны со вниманием и в точности выполнены.»

«Светлым вином подала им, подсыпав волшебного зелья
В чашу, чтоб память у них об отчизне пропала; когда же
Ею был подан, а ими отведан напиток, ударом
Быстрым жезла загнала чародейка в свиную закуту
Всех; очутился там каждый с щетинистой кожей, с свиною
Мордой и с хрюком свиным, не утратив, однако, рассудка.
Плачущих всех заперла их в закуте волшебница, бросив
Им желудей, и свидины, и буковых диких орехов
В пищу, к которой так лакомы свиньи, любящие рылом
Землю копать.
 
…чашу златую влила для меня свой напиток; но прежде,
Злое замыслив, подсыпала зелье в него; и когда он
Ею был подан, а мною безвредно отведан, свершила
Чару она, дав удар мне жезлом и сказав мне такое
Слово: «Иди и свиньею валяйся в закуте с другими».
Я же свой меч изощренный извлек и его, подбежав к ней,
Поднял, как будто ее умертвить вознамерившись; громко
Вскрикнув, она от меча увернулась и, с плачем великим
Сжавши колена мои, мне крылатое бросила слово:
«Кто ты? Откуда? Каких ты родителей? Где обитаешь?
Я в изумленье; питья моего ты отведал и не был
Им превращен; а доселе никто не избег чародейства,
Даже и тот, кто, не пив, лишь губами к питью прикасался.»

    P. S. Можно задаться вопросом, зачем Цирцея это делала? Либо она была с острова Лесбос… либо просто как женщина хотела унизить мужчин; играя на их низменных страстях, хотела превратить в грязных животных и заставить служить себе… как повелительнице, царице, имея безраздельную Власть над ними…

   Цирцея:
   http://starboy.name/addisp/circ.html
   http://starboy.name/turcia/circeya.html


 


                ***
    Девушка с нотной тетрадью
    Музой весенней московской дорожкой
    В летнем шафрановом платье 
    В белых скользит босоножках.

    Учится музыке в классе,
    С русой волнистою прядью,
    Чуждая серой, обыденной массе,
    Девушка с нотной тетрадью.




            ***
    Вечер. Зима. Парадная стынет…
    Жмется поклонник в холодной клети,
    Дива пройдет, взглядом окинет, -
    Словно удар жгучей плети.

    Сядет и смотрит в задумчивой позе,
    В мире уюта, тепла… из окна,
    Как там влюбленный один на морозе
    Девочку ждет, чтоб служить Ей до дна.   
                (бездна)


          

            ***
    (сила притяжения)
    Я шел в Париже по площади Победы. Вдруг смотрю, маленький мальчик со светленькой головкой пытается открыть снаружи стеклянную дверь, которая напрочь заперта. И все заглядывает внутрь, маясь… Я подошел поближе и увидел, что изнутри, с той стороны двери, ее также безуспешно пытается открыть… маленькая светленькая девочка… Вот думаю: такие маленькие, а уже тянутся друг к другу…

 




            ***
    Сто пар влюбленных молят на коленях о любви
    Капризно-гордую девчонку,
    Что прелести ценя свои,
    Так недосягаема влюбленному.




            ***
    (на французской стороне)

    Белый стелется покров…
    Госпожа среди цветов,
    На главе Ее венок
    Из ромашек-васильков.

    Конь пасется на лугу,
    Вольно дышит, мнет траву,
    Да… Природа здесь родная,
    Хоть деревня и другая.

   


    Мои фотки из Франции:

http://starboy.name/franc/fr1.html
http://starboy.name/franc/fr2.html
http://starboy.name/franc/fr3.html
http://starboy.name/franc/fr4.html
http://starboy.name/franc/fr5.html
http://starboy.name/franc/fr6.html
http://starboy.name/franc/fr7.html
http://starboy.name/franc/fr8.html
http://starboy.name/franc/fr9.html
http://starboy.name/franc/fr10.html

    попурри: http://starboy.name/franc/franc.html

   


            ***
    (Ники вкруг Наполеона)   

    Словно римский Пантеон,
    Или древняя гробница,
    Храм, где спит Наполеон,
    Где французская столица.
 
    На полу сражений перлы
    По названию побед,
    И вокруг крылаты Девы,
    Воплощавшие успех.




            ***
    (по дороге в Фонтенбло: «Виват, мы едем в Фонтенбло!»)

    Достав наряды из шкафов,
    «Виват, мы едем в Фонтенбло!» -
    Мадам воскликнула. Готов
    Давно уж экипаж Ее.




            ***
    В будуаре Королевы
    Столько нежных, милых сцен,
    Наряжанья, туалеты,
    Для мужчины – женский плен.




            *** 
    Обитель нег и наслаждений,
    Французский легкий (нежный) будуар,
    Приют пленительных волнений (видений),
    Изысканных отрада Дам.




            ***
    (У Трианона)

    Бьет фонтан…
    Легкий завтрак на Природе
    Для придворных Дам.

    Озерцо и павильон,
    Музыканты на лужайке,
    Жизнь легка, как сон




            ***
    Охотничий домик в версальских угодьях,
    Придворные вольно гуляют в садах,
    Томятся рабы во французских колоньях,
    Восставшие стонут в подвалах в цепях.
   



            ***
    Основная идея Версальского ансамбля Короля-Солнца*, воплощенного Аполлона, – доминировать вокруг всё и вся.

    * По легенде король в луже увидел свое отражение и… отражение Солнца, сияющее как нимб над его головой… а посему стал так себя величать…




            ***
    В вазоне отражается скульптура,
    Плывут по небу облака,
    Луч Солнца – Франции культура
    Изысканно утончена.




            ***
    Что яблоко зеленое –
    Французский павильон,
    По Петербургу мне знакомое:
    Пруд, домик и газон.




            ***
    Туман над Версалем,
    Дворец потонул,
    Шум фонтана…




            ***
    Охрана у Версаля –
    Охотница Диана…
    Среди скульптур.




        ***
О, век галантный!
Люди – цветы Версаля
В дымке голубой… 




            ***
    Подернулось озеро рябью холодной,
    Версаль под дождем осенним застыл,
    Все виды понуры пред далью покойной,
    Дама глядит: парк так уныл…




            ***
    Осень, листья пожелтели,
    В лужах отражаются
    Скульптуры… и решетки
    Летнего сада…




            ***
    Ажурно Парижа
    Кружат кружева,
    Решетки лишь вижу
    Сквозь завесь дождя.




            ***
     Утекающая Сена…
     Туман над рекой,
     Каменный город...




            ***   
    (В Париже)

    Воздушные дома-тортилки,
    Балкончиков ажурные решетки,
    Рекламные щиты-картинки,
    Француженки изящны, робки…

    Мосты, нависшие над Сеной,
    Студенты и влюбленных пары,
    Соборы в камне желто-сером,
    Свободы дух и темной Мары.

   


            ***
    (для меня)
    Разочарованье и Париж
    В одно единое слились.




            ***
    Женщина – цветок,
    Всюду – цветники.

    Париж порочный,
    Париж цветочный.




            ***
    Ажурные чулки и ветреность Дам –
    Символ парижской богемы.




            ***
    Тысячи французских поцелуев*
    Дарят Дамы Мулен Руж.

    *французские поцелуи – это и ниже пояса

    Парижские мотивы (Дамы из Мулен Руж, пианистка, девушка в гамаке – созвучны Вам, Госпожа Ника, – Джованни Болдини):
    http://starboy.name/addisp/mul.html





            ***
   О, шерше ля фа,
   Галантный кавалер;
   Французский танец, па,
   Ищите женщину, мон шер!




            ***
    Очаровательные парижанки,
    Что фиалками торгуют,
    Так улыбчиво-заманки
    (Правда, много курят).




            ***
    Шарм Парижа,
    Очарование Весны,
    Высота Престижа,
    Призрачные сны.




            ***
    Сила ветра,
    Клубы пыли
    На два метра
    Все затмили…         

    P. S. Я думал, гуляя по Елисейским полям, почему вокруг меня многие чихают, больные что ли? Потом догадался, это, наверное, от того, что до сих пор в центре Парижа пыльная, - будто проселочная, - дорога, так, что все деревья и цветы в пыли…   




            ***
    Мне Париж представился,
    Словно пышный торт,
    В камне он состарился,
    И какой уж год?

    Было много блеска
    В прежние года,
    Фейерверков, треска…
    Кануло в лета.

    Где художники, поэты,
    Что бродили по Монмартру?!.
    Силуэты, оперетты…
    Смотришь лишь на карту.
   



            ***
    (В Париже)

    У древа художник пишет картины,
    Мост над рекой… Утро. Туман.
    Спят богачи, задернув гардины,
    Город шумит, не спит по ночам.




             *** 
    Художник, пишущий пейзаж,
    А рядом модницы… Пассаж…




            ***
    Роскошно сияют витрины,
    Приезжим раздолье парам
    Гулять по мостам, бульварам
    В дождливо-туманном Париже.

    И я гуляю вдоль Сены…
    Где гулко плюхают капли
    По камню, зонтам и шляпам,
    Немного развязный и пьяный.




            ***
    Капли виснут на ресницах,
    Чашки с кофеем горячим,
    Шум дождя в кружащих спицах,
    Серый день глядит незрячим.

    Парижанки под зонтами
    Что-то весело щебечут;
    В туфлях стройными ногами
    Душу раненую лечат…

    http://starboy.name/franc/frdop.html





            ***
    (на мосту Александра III)

    Сена с Невою сошлись,
    Сена с Невой обнялись, -
    Мост из России в Париж,
    Дружно колонны взвелись.




            ***
    Фонтан невинных,
    Словно слёзы, воды льет,
    С кувшинами две нимфы…
    Печаль к надгробью льнет…

    Вода стекает по ступеням,
    Моленья времени стремит,
    Напоминая поколеньям,
    Что смертный час вдали почит.

 

 

 

 

    



 
            ***
    (чистота и прохлада, в petit Palais)

    Бассейн при дворце,
    Колонны в полукруг,
    Холодный мрамор на лице,
    Цветы во всю цветут.

    Студена бирюзовая вода,
    Во мне прохлада чувств,
    Была поэзия чиста,
    Но я, как ваза, пуст.



   
            ***
    (Кувшинки Моне)

    Обычный сад, обычный пруд,
    Где лилии цветут…
    Но сколько светотени,
    Художника, труда! Без лени…




            ***
    Цветочная легкость Монэ,
    Воздушность… и зелень, и свет,
    Так радостно все на его полотне,
    Так хочется жить в тот момент!

    P. S. И у Ренуара тоже…
   



            ***
    Счастлива летняя Природа,
    Добра, светла и зелена,
    Встречает Солнце полдень года,
    Блестит и плещется река…




            ***
    (сделано по подсказке мадам де Монтеспан)

    Грот Аполлона…
    Бог в окруженье наяд.
    Камень. Пещера. Колонна.
    Вечные воды шумят…




            ***
    Пожелтела листва на деревьях,
    Лес опалый вокруг приуныл,
    Жизнь застыла в ближайших селеньях,
    Меж стволов туман поостыл.

    Храм любви осенней порою…
    Ангел с луком томно поник,       
    Я же полон любви и не скрою,
    Что душа по любимой болит…




            ***
    (В Шамборе)

    Уютный, тихий уголок…
    На поле замок величавый,
    Холодный Осени пролог
    Листвы на тропах палой…

    И хоть Природа благонравна,
    Из века в век почти одна;
    Исполнен мир аристократа
    Страданий, страхов… и вина.

    Звучит рожок порой осенней,
    Подле коня скуленье, визг,
    Собаки гончие в волненье…
    Рука сжимает дамский хлыст.
   


            ***
    Замок, дамы в амазонках,
    Темные перчатки и узда,
    Суетливый лай собак проворных,
    Осень… по лесу езда… 

    Лошадь взмыленная скачет,
    Черный лоск подвижных мышц,
    Мелкий зверь в лесу уж плачет,
    След почуял гончий Принц…

    P. S. http://starboy.name/franc/ohota.html




            ***
    Над замком тучи заходили,
    Туманно… дождик моросит,
    Лужайка, сад – все запустили,
    Следы господ постерлись с плит…




            ***
   (пять гобеленов)

   Отобразил настенный гобелен-покров
   Даму с единорогом
                из средних веков,
   Где так же люди верили, любили,
   И дам искусству посвятили.

   P. S. Немного стало грустно,
   ибо все уходит в небытие…

 

    (а звери-то на задних лапах перед Ней… служат…) 



            ***
    Екатерина Медичи в комнатке над Шер*, -
    Так романтично в замке Шенансо - 
    Страною правила на свой манер,
    Глядя на воду в тонкое стекло…

    Все в замке просто, даже странно:
    Камины, гобелены, сундуки,
    Везде одна и та же спальня…
    Во Франции так жили Короли.

    Разбит направо садик ровный,
    Всё прямо… домик, вазы, цветники,
    Аллея меж деревьев стройных;
    Отрадно прогуляться здесь и в наши дни.

    *Шер – река, на которой стоит «дамский замок» Шенансо…   


     Примечание. Мадам Луиза Дюпен, - я сразу почему-то выделил Ее и отметил, - завела в замке Шенансо просвещенный салон, где можно было встретить людей искусства, литераторов, философов, поэтов, таких как Вольтер, Дидро, Монтескье, Жан Жак Руссо (мазохист, поклонник Женщин и порки), который стал секретарем мадам Дюпен и наставником Ее дочери (О ля ля!)


      

            ***
    Искусства мастерская,
    Что зал Гефеста,
    Где обо всем художник забывая,
    Творит, ваяя тесто.




            ***
    Шутки-прибаутки на французский манер,
    Гусары восемнадцатого года,
    И все же острота ума – в пример,
    Да, много у французов, что не мода.

    Примечание. Французская эпиграмма дабы заострить и отточить свой ум: http://starboy.name/francip.htm

      


            ***
    (В Нормандии)

    Шумит, волнуясь, океан…
    Вдоль брега на коня’х
    Кортеж из местных дам,
    Пройдя, исчезнет при волнах…
      



    (тематическое http://starboy.name/franc/fm.html):   


    В отношении француженок, меня вообще заводит это характерное французско-женское: О, Поль! О, Жак! О, Николя!.. и т.п.

    Примечание. Стоял подле витрины французского магазина изящных дамских вещей… Здесь были женские перчатки, платья, туфли, сумки, шляпки от разных модисток, духи – сплошной фетиш! Я уже не говорю об ажурном нижнем белье… Аж дыхание перехватило от страсти…
    P. S. Понятно, почему женщин так притягивает Париж, мужчины же к нему более равнодушны…

    Примечание. К фетишу (нижнего) женского белья. Само даже словосочетание «нижнее белье» имеет несколько коннотаций, как то сам нижний – вроде нижнего белья, половой тряпки Госпожи, о которую Она вытирает свои божественные ножки, так и белье – самое близкое по интимной близости, именно что нижнее белье самой Госпожи. Фетиш же нижнего белья опять связан с модой, с его рекламой. Ведь как приятно даже просто посмотреть картинки или рекламные ролики женских колготок, чулок, лифчиков, трусиков… что прилегает непосредственно к божественному телу Женщины… Госпожи. Аж дух перехватывает от одной только мысли об этом… Да и понравилось мне изречение по поводу пассивных и активных фетишистов Госпожи Ники: «служить реальной Госпоже, именно что своей, это как летать на сверхзвуковом самолете» - в противовес просто качанию на качелях подле гуляющих рядом девчонок.
    P. S. Да, фетиш порабощает, причем, доводя до сексуально-религиозного экстаза…


            ***
    Мадам, гуляющая голой в люксембургском саду… (галантный век…)


            ***
    Запутаться в платьях мадам де Сорель…


            ***
    На коленях перед мадам де Монтеспан…

    Примечание. «О самых знаменитых куртизанках Людовика XIV Французско¬го довольно метко сказано, что Лавальер любила его, как любов¬ница, Ментенон — как гувернантка, а Монтеспан — как госпожа.» http://starboy.name/love1.htm


    Примечание. Галантный век – искусство эротики. Давайте, поучимся у них. Правда, в этом много французского… Ну так что ж?!.

 
   
              *** 
    В нарядной свите Короля
    Прелестный, ветреный слуга,
    Заносчивый миньон,
    Носящий гордо медальон,
    (Жеманно-женственный ревнивец,
    Капризно-дерзостный строптивец,)
    В белеющем, как снег, жабо,
    Всё пыжится, дерзит остро,
    Со шпагой и кинжалом,
    Овеянный духов дурманом.



    Примечание. Искусство эротики, флирт: общение и действия, остроумие, ум и искусство обольщения, подтекст – сексуальный, это несколько развращает. Сюда же входит искусство показывать ножку и другие привлекательные части тела. Мимика, невербальное общение. Искусство обнажаться. Во всем этом интересно само искусство, неординарность, находчивость, выдумка, фантазия, игра. Искусны в этом были великие любовники всех мастей…


                ***
    Искусств изящных Муза,
    Мадам де Помпадур,
    И рядом с ней Амур,
    Стрелок любви искусства (искуса).
      
    Или

                ***
    Идиллий Покровительница, вкуса,
    Мадам де Помпадур,
    Искусств изящных Муза,
    И рядом с ней Амур.



                ***
    Лицом припал к белой
    Надушенной дамской туфельке,
    Галантно выставленной носком…
   


                *** 
    После галантного флирта во французском будуаре с белоногой Дамой в голубом, приподнявшей платье, юный кавалер припадал устами к Ее заветному кусту меж ног, точно шмель, утыкаясь носом в цветок, даря наслаждение, как маленький Амур… служа и целуя, испрашивая милости у Грации, Покровительницы искусств…
    И прахом был у ног Ее, лаская душистые Ее пяточки язычком… служа своей Вдохновительнице и Музе, французской галантной Госпоже…



                ***
    Любитель нимф полунагих,
    Страстями грезящий певец,
    Во власти похотей земных
    Не потеряй любви венец.



    Примечание. Француженки галантного века, Покровительницы искусств (и любви), любовницы Королей…   Вслушайтесь, как звучат их имена: Мадам де Помпадур, Диана де Пуатье, маркиза де Монсо; (Габриэ;ль д’Эстре;), Одетта де Шандивер, Агне;сса Соре;ль («Дама Красоты»), Франсуаза де Фуа (Франциск I: «двор без женщин «что год без весны и весна без роз»), герцогиня д’Этамп, Графиня де Тури (для которой был возведен замок Шамбор), Шателенна, Мари Туше, Луиза де ля Беродьер дю Руэ, Вероника Франко, Маргарита де Валуа, Жанна де Тиньонвиль, мадемуазель де Монтагю, Диана д'Андуэн, Изабель Потье, маркиза де Верне;й, Мария-Франсуаза де Ля Бурдезьер, Шарлотта дэз Эссар, графиня де Море, Атенаис де Рошешуар, герцогиня де Фонта;нж, Полин де Пьертуа, (графиня) Дюбарри, (герцогиня) Лавальер и Вожур, (мадам де) Ментенон, (маркиза де) Монтеспан…


     Примечание. Например, о Габриэ;ле д’Эстре; (фр. Gabrielle d'Estr;es, 1573, Монлуи-сюр-Луар — 10 апреля 1599, Париж) — герцогине де Бофо;р и де Верне;й, маркизе де Монсо;, официальной фаворитке французского короля Генриха IV. «Богатая прическа, украшенная оправленными в золото бриллиантами, выгодно выделяла её среди многих других дам. Хотя она носила платье из белого атласа, оно казалось серым по сравнению с природной белизной её тела. Глаза её небесного цвета блестели так, что трудно было определить, чего больше в них: сияния солнца или мерцания звёзд. Лицо её было гладким и светящимся, точно драгоценная жемчужина чистой воды. У неё были соболиные, темного цвета, изогнутые брови, слегка вздёрнутый носик, рубинового цвета чувственные губы, грудь белее и глаже слоновой кости, а руки, кожа которых могла сравниться лишь со свежестью лепестков роз и лилий, отличались таким совершенством пропорций, что казались шедевром, созданным природой.»
 

    Примечание. Философы и ораторы молились грациям, делая им подношения, служили в храмах, дабы их философии и речи были грациозными.


    Примечание. Сколько изысканности, утонченного вкуса, галантного изящества, метаморфоз прекрасного… под вуалью любви… Живут – словно парят в облаках любви…



            ***
    Амуры с луками любви
    Красуются на резных столбах
    В углах (Ее) ложа:
    Два у изголовья и два в изножии
    Ангелины… любви Богини…



            ***
    Гордая роза.


            ***
    Служить Миледи у стола красного бархата, Миледи красного кардинала, Миледи с бокалом красного вина…

 
            ***
    Виконтесса.


            ***
    Черная амазонка, черня перчатка, кончик шпаги…


            ***
    Госпожа осенью верхом на коне, на охоте…


            ***
    Парижанки – изящные, милые существа… исключительно…


            ***
    Изящная ножка парижанки в чулке с ажурной кромкой…

 
            ***
    Под ножкой у француженки…

 
            ***
    Глубоко вдохнул парижской жизни…
 

            ***
   Богатые, элегантные дамы и мужчины, в дорогих костюмах, благоухающие утонченным парфюмом, ездящие на Роллс-ройсах с летящим символом Ники (в образе летящего Гения, «духа экстаза», «духа восторга», «летящей Леди»), есть в этом определенный шик, но все же… http://starboy.name/franc/rol.html


            ***
    Перед приездом Дам, слуги готовили еду, мыли дом, затапливали камин, чтобы не было промозгло и сыро…


            ***
    Француженка в деревне…


            ***
    Деревня во Франции бесподобна…


           ***
    Деревня, тихий уголок,
    Куда сокрылся я весной,
    Кувшинки… вод лесных поток,
    Как будто я в земле родной…


            ***
    Поля желтеющего рапса…

   
    Примечание. Ездил в Нормандию, очень понравилась французская деревня, Природа напомнила чем-то мне мою родную, российскую. Коровы, лошади, ромашки… только вот жизнь во французской деревне совсем другая… Дома роскошные, все аккуратно и чисто, но каждый живет сам по себе отдельно… Около океана попитался устрицами, разными морепродуктами с прохладным белым вином… на свежем океанском воздухе…


            ***
    Океанский воздух.
    Свежие устрицы.
    Бокал шампанского.



            ***
    В ненастную погоду
    Ветрено и дождливо,
    Океанские волны…
    Свежие устрицы
    И бокал шампанского.



    Картина передо мной: моросит дождь, тревожный океан, сильный ветер, мимо меня идет француженка в развевающемся платье и… падает коробка вина, разбиваясь вдребезги… вино течет рекою по мостовой… француженка немного в шоке… идет дальше…

    Именно в тот день, когда мы ехали в Довиль, к океану, случилась плохая погода, дул сильный холодный ветер, шел дождь (из-за вулкана), к тому же именно в этот день там состоялась встреча глав государств большой 8-ки, причем, наш президент прилетел самым первым. Из-за этого мы не попали в Довиль и я там не искупался (вот так вот Большая восьмерка помешала мне покупаться, хотя я вначале даже и не собирался…), но мы доехали до Трувиля, отделенного от Довиля лишь речкой… Из-за плохой погоды многие даже не подошли к океану, я единственный, кто рискнул и решился искупаться в такую непогоду, когда ветер нес песок по пляжу, словно по пустыне. Мне дали 40 минут, сказав, что все меня подождут, и я, будучи один на пляже, искупался в бурных волнах… Такая вот картина: сильный ветер, стелется песок, шумящий океан… и я один… наедине с Природой, со стихией…

    Тут же экскурсовод рассказывала, как один старик-миллионер шел по пляжу с женой и вдруг увидел, как из воды, словно русалки, выходят восемь голеньких русских девиц, он даже клюшку от гольфа потерял, жена же его сразу увлекла домой…

    Очень тронула меня история о гибели девятнадцатилетней дочери Гюго Леопольдины, которая, катаясь на яхте, утонула вместе с мужем, будучи на медовом месяце…

    В какой-то деревне купил вина у местных парней, наподобие кавказцев, в деревне ведь столетиями почти не меняется, и люди похожие веками… Вот и эти остроумные шутники – точно гусары Наполеона… французы, мать их ети… P. S. И все же я почувствовал себя настоящим французом с подвижной психикой…. 
   
    В долине реки Луары в месте, где родился Дантес, у шоколадницы я купил трюфеля под названием «Пушкин», скорее – а ля Жорж Дантес, «смерть русской поэзии»… подумал: «не отравиться бы», есть было не охота, хотел выкинуть, возникли дурные ассоциации… Ну да это всего лишь конфеты, но в мире фетиша все же…

    В тамошнем замке показали место-колодец, куда для развлечения светских мадмуазелей сбрасывали маленького осленка на растерзание диким животным, так эти юные особы желали пощекотать себе нервы, смотря сверху на мучения невинной жертвы…

    На экскурсию в Лувр я пошел с «белой Госпожой». Почему «белая Госпожа»? Волосы у нее были светло-светло русые, почти пепельные, одета она была элегантно во все белое, белые туфельки, и держала себя роскошно, как «белая Госпожа», говорила властно, иногда поднимая указательный палец, делая ударение на каком-то интересном моменте... Стоит ли говорить, что от Нее я не отходил ни на шаг, быв постоянно рядом, смотря на Ее туфельки и буквально в рот, ловя каждое слово, слетающее с Ее прелестных уст… Наверное, она чувствовала мое обожание, ибо постоянно обращалась ко мне… Указывая на картину «Коронация Наполеона и Жозефины», сказала, что Жозефина попросила художника изобразить Ее в центре, так, что когда люди смотрят на полотно, то у них возникает ассоциация «Коронация Жозефины», мол, вот какие женщины коварные…

 

    (коварство – символично на плече зверек)

    

    Примечание. В Версале «белая Госпожа» стала оправдываться перед питерскими (подобные речи я слышал и в Шонбурге), что не стоит сравнивать здешний колорит с колоритом Петергофского ансамбля, мол, надо сравнивать эпохи, а Петергоф во многом порожден Версалем… (прим. ред. Когда Солнце Людовика закатилось с приходом Петра великолепие Версаля перенеслось в Петербург). На что я заметил, что здесь в Версале почти всё имеет античные названия и многое заимствовано из древней Греции и Рима. И что сам Париж из деревни начал свой расцвет с приходом римлян... (P. S. Вот так римляне, всюду по Европе города основывали и основы европейских языков заложили).

    P. S. К экскурсоводам я питаю искреннее почтение (равно и к переводчикам). И что характерно все эти личности состоят на службе министерства культуры… что лично для меня имеет первостатейную важность. Ибо область культуры – это и моя основная вотчина…

    Примечание. Как в Вене есть своя героиня Сиси, так и в Париже своя – мадам де Пуатье, чем-то они даже похожи…

    Примечание. В Лувре добрел до картины, где изображены Иисус и Сатана (на светлой и темной стороне)… задумался…

    


    Примечание. Роден сказал, что искусство – это эмоции, чувства; искусство субъективно, если вас не трогает произведение, то для вас оно не искусство. Я подумал, а рациональное мышление может быть искусством? Как искусство мысли…


            *** 
    Музей Родена – музей любви… музей чувств… моря чувств… (прямо колышется…)


    Примечание. В одном из художественных музеев увидел такую картину – помазание юных художников: совсем маленькие дети сидели перед одним шедевром, девушка-воспитатель ходила с кисточками и каждого помазывала по ручке, словно причащая…

    Примечание. «Лотрек привел группу своих друзей к одной коллекционерке, госпоже Дио, которая, в некотором смятении, приняла их в своей скромной квартире. Лотрек сразу же повел гостей к картинам Дега и приказал им встать перед ними на колени в знак глубокого почтения признанного мастера».

    Примечание. Когда могилу Наполеона посетил Гитлер, он долго стоял на коленях в молитвенном трансе, гла’вы третьего Рейха стояли поодаль и ждали, когда он возвратится из мистического погружения… наконец Гитлер встал и сказал, что знает, что надо делать, и велел перевезти сюда для перезахоронения останки сына Наполеона. (Гитлер в Париже http://starboy.name/picture/gi.html)
    P. S. Я, конечно, с могилой Наполеона не фотографировался, это дурной тон (фотографироваться на фоне могил), и на коленях в трансе не стоял, но рядом на балкончике сделал фото. Красивая женщина из Петербурга, которая фотографировала меня, смотря, почему-то заметила шутя: «Продолжим дело Наполеона…» Я подумал, зачем мне продолжать его дело, если они оба – и Наполеон, и Гитлер потерпели поражение в России… и дело Сталина потерпело поражение… с идеями коммунизма… Хотя, все рано или поздно терпят поражение, умирают и т.п., и это же не значит, что не нужно стремиться к превосходству… и мировому господству (для меня – в Культуре!). Да, я буду стремиться к мировому господству в Культуре!
   
 
     (Наполеон) http://starboy.name/napoleon.html
     http://starboy.name/picture/napoleon.htm
     http://starboy.name/sund/napfranc.html


    Примечание. Средневековое грубое рыцарство утончилось до галантного изысканного рыцарства, став изящным, как средневековые мечи утончилось до шпаг и рапир.

    Примечание. Стиль французской критики представляет изящная французская шпага. Шпага - венец развития искусства меча, идеал. Не случайно существует и поговорка: «рубить с плеча (мечом)» (топорно). Не то удар-укол изящной шпаги… символа аристократизма, его духа. Так и с критикой, есть топорная критика, где рубят с плеча, а есть утонченная, где наносят уколы, но порой уколы глубокие и смертельные. Сарказм, ирония, насмешка, утонченность, доходящая до дерзости, речевая игра, галантная переливчатость…  и роковой выпад… еще и еще… Дерзко… Хорошо не автор, а его текст оказывается продырявленным… Выживет ли он, устоит? Это уже зависит от текста и автора.

    P. S. И сразу вспомнилось, каково это отнять жизнь уколом шпаги у противника. Один искусный укол – и жизнь ускользает, тело холодеет, противник отнимает самое дорогое, что есть, теперь проигравший не сможет дышать, не сможет боле наслаждаться жизнью, погружаясь во мрак вечности… Представьте дерзкого, галантного кавалера, возможно, злодея, нанесшего вам смертельный укол, переиграв вас, и теперь стоящего в отдалении от вас – умирающего, лежащего поверженным на земле перед своим противником, ничего не могущим сделать в ответ, способным только возразить словесно, но не действием, будучи бессильным, с раной, из которой сочится кровь… и утекает… в землю, - жизнь от земли и в землю… Он стоит в недосягаемости для вас, прижав шпагу ко лбу, давая вам понять, что вы сражены… навсегда, навеки… что вы превращены в прах перед ним, в ничто… Так и вижу самодовольный, высокомерный взгляд французского ловеласа, дуэлянта, смотрящего на вашу гибель, причиной которой он стал, наслаждающегося своим положением, вдохновленного, возвышенного… а рядом с ним стоит Дама, которую вы любили, но которая будет отныне принадлежать ему, Победителю… и вы с этим уже ничего не можете поделать… у вас вырывается возглас отчаяния… боли… смерти… Напротив вас гордость, превосходство, торжество… вы унижены, уничтожены, Он возвышен… Он остается жить и любить… И свидетельством тому служит символ жизни – Дама, находящаяся рядом с ним… с Победителем… (что ж, учитесь фехтовать лучше!) Ну а кто вовсе не умеет фехтовать, тот при встрече с подобным пойдет на заклание, на шомпол, словно скот на убой, покорно, смиренно, не имея возможности что-то противопоставить, которому позволено будет лишь молить о пощаде, на коленях, предвидя, предчувствуя свою смертельную участь… от превосходящего Противника… который одним уколом заставит из вашего тела литься горячую кровь, тут же ощущая холодок смерти, охватывающий его… Что ж, жизнь, по-моему, слишком большая цена! Оставим же подобное стиль лишь французскому стилю критики…  P. S. Моё же ныне интеллектуальное имя – Рапира… (упругая, стальная, острая…) Рапирос (немного с испанским акцентом, ибо испанцы также мастерски фехтовали, правда, боле навахой).


    Немного о пере и шпаге


    Примечание. Европейский настрой фехтования. Английское хладнокровие, флегматичность туманного Альбиона, нейтральное спокойствие, состояние абсолютного ноля; испанская страстность, пронзительность, упругость, витиеватость в перемещениях; итальянская страсть, темнота, блеск, прямота, сила, ловкость; немецкая точность, аккуратность, выверенность, абсолютность; французская искусность, финтованность, обманчивость, легкость, виртуозность, классика; русская смелость, отчаянность, храбрость…


а)
                ***
    Известный бре’тер, дуэлянт,
    В противоречиях талант.
    Открыт. К противостоянию готов,
    Стальной рапиры приуготовив ток…


б)

                ***
    Бретёр, идейный дуэлянт,
    В противоречиях талант.
    Открыт. К противостоянию готов,
    Стальной рапиры приуготовив ток…

   

                ***         
    Владеть пером и острою рапирой
    Сосредоточенно, искусно и легко,
    В созвучьях, мыслях – точно лирой, -   
    Противнику на зло.

    (японское: «перо и меч должны находиться в гармонии»)

    Парирование критики, выпады, виртуозный танец творчества… поединок в мыслях лучше, чем реальный поединок…



                ***
    Серебристая рапира –
    Символ чистоты и ренессанса –
    Против тьмы.



                ***
    Движение кончика рапиры
    Подобно порханию мотылька –
    Виртуозно, легко, непредсказуемо…



                ***
    Выпад с рапирой
    Подобен полету ласточки,
    Устремленной в небо…


 
                ***
    Стиль фехтования
    «Танцующий француз», -
    Вершина виртуозности и мастерства.



                ***
    Пропущенный укол – урок,
    Ты обескуражен, уязвлен,
    Подумав, сделай вывод впрок,
    Приподнимись до потрясателя корон.



                ***
    (Настрой в фехтовании)
    Не ослабляй стального напряженья,
    Рапиры чуткого, свободного теченья,
    Пружиня, чувствуя, момент лови,
    Взрывным будь! Где надо, отступи,
    Преодолевай сопротивленье,
    В защите атакуй-финти,
    (Лишь только пальцами крути),
    Будь тонок, артистичен в исполненье.
    Рипост, защита-нападенье, (в выпаде) коли!

   

                ***
    Адепты шпаги и пера,
    С клинком сверкающим (отточенным) у лба,
    Готовы с критикой схлестнуться,
    Сравниться в виртуозности ума,
    Где надо – уклониться, увернуться,
    А где-то ранить, нанести укол,
    Ведя искусно фехтовальный бой;
    То холоднокровно, то со страстью,
    То насмерть, или не в серьез,
    Порой до затаённых слёз,
    Иль нет!.. К чему напасти?
    Куда приятнее играть полушутя,
    С завидной лёгкостью пера…

    P. S.
    Хотя не мастер эпиграммы я,
    Без всяких шутовских затей,
    И не охоч высмеивать людей,
    Но мысль моя остра…

    Вот Пушкин – тот фельетонист,
    Прямо француз-эпиграммист,
    И виртуозен, и ретив (и сметлив),
    И зол, и едок, и шутлив.   

    (Оставим звон отравленных (блистательных, темнеющих) рапир,
    Пусть зеленеет, процветает мир.)



                ***
    (к чему стремлюсь я во владении шпагой ума)
    Я – точно скорый, тёмный француз,
    Лавальер, имеющий изысканный вкус, -
    Французский шпажист шевалье Лашавьер*,
    Что быстр, искусен, виртуозен – в пример.

    *Ла – что-то женское слышится в манерах французов



                ***
     Рапиристый рапирист,
     Искусный артист.

     Шевалье Арман
     Изыскан для Дам.

     (Шевалье Арман
     Куртуазен для Дам.)




                ***    
    Я пил французское вино,
    (Шарман, мой друг, Пьеро!)
    Любуясь очарованно Руаном,
    И стал французом за одно,
    Искусств галантности гурманом.



                ***
    Убит Пьеро рапирой на дуэли, -
    Вновь торжествует злобный Арлекин, -
    Уж руки бледны, онемели,
    И на снегу смертельный мим*…
    (И на снегу трагичный мим)

    *имеется в виду смертельное выражение лика, лица… последнее, сыгранное мимом…

    По мотивам картины «Дуэль после маскарада»:
    

    Примечание. «Жером написал картину, в которой, по мнению критиков, отразил весь драматизм трагического итога дуэлей, губящих беспечную молодёжь.
    По мнению Эдмона Абу, данная тема появилась в творчестве Жерома под впечатлением от присутствия на нескольких костюмированных поединках в Булонском лесу, в частности, на дуэли зимой 1856—1857 годов между двумя политиками — депутатом империи Делэн-Монто (отец Пьера Делэн-Монто) и Симфорьеном Буателле (будущий префект парижской полиции). В том же году по воспоминаниям от дуэли Делэн-Монто и Буателле Тома Кутюр написал свою «Дуэль после маскарада» (Собрание Уоллеса), на которой изображён лишь разговор дуэлянтов со своими секундантами перед поединком, только в другое время года.

 

   Примечательно, что в 1861 году Жером сам участвовал в дуэли, приняв вызов арт-дилера Артура Стивенса, за плечами которого был опыт участия в 99 поединках из-за поведения своей жены Матильды. В результате дуэли художник, будучи не очень опытным стрелком, выжил, но получил ранение в правую руку.
   (описание картины)
   Трагическое окончание дуэли, состоявшейся при участии шести человек серым зимним утром в окутанном туманом Булонском лесу. Человек, одетый в костюм Пьеро, был смертельно ранен в поединке на шпагах и рухнул на руки друга, одетого как герцог де Гиз. Хирург в одеждах венецианского дожа рассматривает рану с левой стороны груди смертельно бледного Пьеро и пытается остановить поток крови, в то время как человек в костюме Домино упал на колени и в жесте отчаяния обхватил руками голову. Оставшийся в живых дуэлянт, одетый как индеец, бросил шпагу рядом с перьями из своего головного убора на оттаявшую от многочисленных следов и капель крови землю. Он идёт под руку со своим секундантом Арлекином по дороге к ждущей их карете, еле заметной вдали. Рядом с каретой на краю леса прогуливается несколько человек.
    Картина состоит из двух отдельных частей: правая сторона — победитель с компанией, удаляющийся на второй план; левая сторона — побеждённый в окружении трёх человек. Посередине полотна Жером оставил широкое пустое пространство со следами прошедшей схватки, пригласив зрителя представить в уме то, что произошло на этом месте, — на заснеженной земле лежат несколько перьев из головного убора индейца и шпага, по направлению которой можно найти побеждённого, а затем и победителя. Панорама холодного унылого леса кажется бесконечной, усиливая чувство трагедии и пустоты, вдобавок к ощущению абсурдности и театральности происходящего, создающихся у зрителя из-за ярких костюмов участников дуэли. В картине также заметен переход Жерома от исторической живописи к ориентализму как виду жанровой живописи. Приняв участие в дуэли, Жером своей картиной хотел показать салонным завсегдатаям реальный результат этого поединка, скрытый за пеленой комедии дель арте. Сцена дуэли, характеризующаяся диссонансом между серым фоном и яркими костюмами, несёт в себе пафос, проявившийся в позе фигуры Пьеро и крови на его одежде. Как отметил Норберт Вольф, картина исполнена истинного драматизма благодаря умелому цветовому решению, сочетающему в себе яркие всплески белого цвета, оттенённые чёрным и красным, которые уравновешены «меланхолической нейтральностью» фона. Акцентирование внимания на трупе и отвлечённость от фигур убийц была неоднократно повторена Жеромом, например, в картинах «Казнь маршала Нея» 1865 года (Музеи Шеффилда) и «Смерть Цезаря» 1867 года (Художественный музей Уолтерса).
    В ходе опроса, проведённого зимой 1909—1910 годов, жителям Балтимора было предложено определить 55 любимых произведений искусства, в результате чего на первом месте оказалась картина «Дуэль после маскарада».

    Написание художниками копий своих картин было необычным для того времени, однако Жером создал ещё две версии — для великого визиря Османской империи Али-паши и российского императора Александра II. Последняя была заказана графом Кушелёвым-Безбородко, пожелавшим изменить сюжет, так как было непонятно, кто убил Пьеро — Арлекин или Индеец, потому что они беседуют, повернув головы друг к другу; данное пожелание было принято Жеромом — он изменил положение фигуры Индейца, погруженного в печальные мысли, отвернув его голову в сторону от Арлекина и намекнув на то, кто из них является убийцей. Картина выставлялась в Академии художеств, где у неё задерживалась публика, вероятно, ещё помнящая трагический исход дуэлей Пушкина и Лермонтова, в связи с чем в путеводителе по выставке было отмечено, что «у кого не сжималось сердце перед этой волнующей драмой, где великий художник так хорошо сумел передать ужасный контраст оледенелой природы и дикой горячности человеческих страстей», а в журнале «Русский художественный листок» говорилось, что «несмотря на маскарадные костюмы, содержание картины полно драматизма и затрагивает одну из мрачных сторон общественной жизни, которые губят благородную, беспечную и увлекающуюся молодежь». В 1922 году копия была передана из кушелёвской коллекции Академии художеств в Государственный Эрмитаж в Санкт-Петербурге.»



         ***
    Рапира на морозе серебрится,
    Снежок (метель) на солнышке искрится,
    Клинок отточен, быстр, остр,
    Со свистом рассекая утренний мороз.



    Примечание. Немного о нынешней аристократии во Франции. «…Парадокс, но в таком предельно либеральном обществе, как сегодняшняя Франция, не так-то уж много людей могут говорить на литературном французском, одеваться во что-то, кроме потертых джинсов и рваной майки, и не ковырять в носу в присутствии постороннего человека - то есть производить приятное впечатление.
    Многие аристократы отрицают, что добились успеха, фактически торгуя титулом, и объясняют свои достижения исключительно личными качествами. Но есть и такие, кто не стесняется говорить правду.
    Диана де Сен-Марк, сотрудница "арт-5" -- агентства по связям с общественностью, соглашается: "действительно, многие считают, что частичка 'де' предполагает умение вести себя в обществе, а там, где речь идет о public relations, это играет большую роль. Аристократия и роскошь идут рука об руку. Все эти качества нужны для того, чтобы продавать предметы роскоши за большие деньги". Ее коллега добавляет: "при прочих равных достоинствах частичка 'де' все же большой плюс".
    Фактически то же самое говорит и банкир барон ги де Ротшильд: "я уважают свой титул. Это признак длительного успеха. Я никогда не откажусь от него". (прим. дед. Да уж, буржуины-аристократы… смешно… настоящая аристократия – это более военное сословие, а не торгашеское).
    Такая неприкрытая торговля происхождением заставляет аристократов старшего поколения воротить нос. "Истинный аристократ будет скорее стричь газон и чинить крышу своего семейного гнезда... - Утверждает Эрик Менсион-Риго, идеолог современной французской аристократии. - Истинный аристократ презирает деньги. Это буржуазная ценность, для нас они не играют никакой роли. Для нас главной ценностью является честь". В результате две трети французских аристократических семейств, взгляды которых излагает Менсион-Риго, живут за чертой бедности.
    Нынешнее поколение аристократов так жить не хочет. Поэтому девица Эрмин де Клермон-Тоннер из старого французского рода носит красные облегающие брюки, курит сигары, ездит на мотоцикле "Харлей-Дэвидсон" и в довершение всего добивается известности на журналистском поприще. А ее семье остается только скрежетать зубами - и скрежетать, надо признать, совершенно справедливо, поскольку успех таких, как Эрмин де Клермон-Тоннер и Анри Орлеанский, зиждется прежде всего на распродаже духовного (а иногда и материального) наследства, хранившегося веками.»
 
        Аристократия – власть лучших, и изначально она формируется по природному превосходству. К примеру, у того же Гитлера в шоферах и слугах состояли разные фоны, а зачастую элитными эсэсовцами становились простые немцы по природным способностям. Петр I по такому же принципу формировал новую аристократию, из выдающихся людей по природе, возвышая их, да во все времена происходило так изначально.

         Также я посетил военные музеи дома инвалидов (да, война – это всегда и великое множество инвалидов), музей Родена, petit Palais, галерею д’Орсэ, знаменитое кладбище Пер-Лашез (жаль, не доехал до русского кладбища под Парижем*), прошелся по Монмартру… прогулялся далеко вдоль Сены, прокатился на кораблике… встречал много работающих в Париже русских, почему-то им отрадно было видеть своего соотечественника, наверное, скучают по России, хотя, теперь легко туда можно съездить…

    *Сент-Женевьев-де-Буа

 

В 1970 году молодой советский поэт Роберт Рождественский о самом русском месте Парижа писал:

«Малая це;рковка. Свечи оплывшие.
Камень дождями изрыт добела.
Здесь похоронены бывшие, бывшие.
Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.

Здесь похоронены сны и молитвы.
Слёзы и доблесть. «Прощай!» и «Ура!».
Штабс-капитаны и гардемарины.
Хва;ты полковники и юнкера.

Белая гвардия, белая стая.
Белое воинство, белая кость…
Влажные плиты травой порастают.
Русские буквы. Французский погост…

Я прикасаюсь ладонью к истории.
Я прохожу по Гражданской войне…
Как же хотелось им в Первопрестольную
Въехать однажды на белом коне!..

Не было славы. Не стало и Родины.
Се;рдца не стало. А память — была…
Ваши сиятельства, их благородия —
Вместе на Сент-Женевьев-де-Буа.

Плотно лежат они, вдоволь познавши
Му;ки свои и дороги свои.
Всё-таки — русские. Вроде бы — наши.
Только не наши скорей, а ничьи…

Как они после — забытые, бывшие
Всё проклиная и нынче и впредь,
Рва;лись взглянуть на неё — победившую,
Пусть непонятную, пусть непростившую,
Землю родимую, и умереть…

Полдень. Берёзовый отсвет покоя.
В небе российские купола.
И облака, будто белые кони,
Мчатся над Сент-Женевьев-де-Буа.»

    «История этого кладбища началась после революции 1917 года, когда много русских эмигрантов – писателей, художников, артистов, военных, различных представителей знаменитых русских династий приехали во Францию. Среди них было и много знаменитых одиноких стариков. Именно для них эмигрантский комитет в 1927 году устроил приют на средства княгини Мещерской или как сейчас говорят «дом престарелых». Для этого они выкупили участком земли с домом и на его месте устроили «старческий дом», в котором проживало 150 человек. Этот дом, названный впоследствии «Русским домом» стоит там и сейчас, наполненный всевозможными реликвиями русской культуры живших там людей – портретами российских императоров, их походным деревянным троном, книгами, иконами, картинами. А пожилые люди, среди которых сейчас уже почти нет русских, доживают свой век рядом, в новом современном здании и получаю хороший уход от работающих там русских медсестер и сиделок.
    В начале 2000 годов правительство Франции пожелало снести русское кладбище Сент-Женевьев-де-Буа и в это время многие родственники в России перезахоронили на родине прах своих знаменитых предков (прим. ред. Ну вот видите, как французское правительство относится к «чужой» русской культуре! Разве можно их уважать после этого… если они и мертвых не уважают… и землю-то не продали, а в аренду сдали… это что же получается, вы лежите в своей могиле спокойно, пока кто-то за вас платит, а как перестают платить, то вас из могилы вон… или на ваших костях завод по производству кока-колы построят, или французскую дискотеку… при французах и на том свете покоя вам не будет… хорошо еще, что мертвым уже все равно… а могилу Наполеона, наверное, не снесли бы… или земля там тоже арендованная?.. Это все равно, что смести культурную память… Не ожидал такого от французов, теперь оценка их у меня ниже плинтуса… о французском культурном наследии в России не стоит вовсе заботиться…). А после множественных обращений родственников в правительство России – оно выделило в 2008 году почти 700 тысяч евро на содержание могил русских эмигрантов.
    Здесь лежат творческие личности: Бунин, Сомов, Гиппиус, Мережковский, Ильин, Лосский, Андреев, Тэффи, Тарковский, Галич, Нуриев, Кшесинская и многие другие, русские дворяне рядом со своими слугами, Голицыны, Оболенские, Бакунины, Толстые, Юсупов, казачество, белые офицеры, и мн. мн. др., 15 000 человек.
    Перед началом Второй мировой войны на кладбище русские эмигранты построили и освятили церквушку – названную Церковью Успенской Божьей Матери. Эта церковь спроектирована в стиле псковских церквей знаменитым архитектором Альбертом Бенуа и придает еще больше русскости этому месту. Сам Альберт со своей женой расписывали фрески в самой церкви.»

 


    Немного Франции…
    http://starboy.name/sund/franc.html
    http://starboy.name/sund/franc1.html
    http://starboy.name/turcia/franci.html


    Примечание. Как-то почитал о мадам Гре, и она мне очень пришлась по душе, Гре, которая всю жизнь была «по-детски наивна» и создавала платья, вдохновленные античной Грецией, подобно неутомимому, скромному ваятелю идеала, высокой классики, желая держать элегантность моды Франции на самом высоком уровне. Так и Ее называли «самой элегантной Женщиной». Опечалила и Ее несчастная любовь к русскому (украинскому) художнику, в поисках вдохновения поселившемуся на Таити с таитянкой и оставившего Гре дочку… А она так и жила, посылая ему деньги и не ведая, жив он или нет, взяв анаграмму его имени Sergey – Gres для именования совей марки… По душе мадам Гре, которую обманув, из собственного же дома мод выставил бизнесмен-проходимец, и которая тихо умерла, не принимая никакие приглашения на чествования… Это очень стильно, стильно по жизни…

   Мадам де Гре и некоторые Ее модели: http://starboy.name/picture/gre.html
 


    Так, эссеистика:


            ***
    Эйфелева башня – элегантная француженка.


            ***
    Девушкам из Мулен Руж захотелось служить тематически, они как будто для этого созданы…


            ***
    Многие люди в Люксембургском саду, как амебы, пребывая в неподвижном безделье, просто живут…


            ***
    Африканец-баклажан загорает… (прямо как в анекдоте «негр загорает» увидел бездельника в парке…)


            ***
    Мне теперь жалко убивать комарих-кровопийц… они же женщины (femdom)


            ***
    Тест для дам. Вы сидите за столом, положив голенькие ножки на стул, и не знаете о моих наклонностях. Я около Ваших ног смиренно опускаюсь на колени… Какая Ваша реакция? Ванильная: удивление, некоторый испуг, улыбка, отдергиваете, убираете стыдливо… Тематическая: принимаете поклонение Себе как должное…   


            ***
    Быть ветошью, о которую Госпожа вытирает свои ножки, обувь…


            ***
    При появлении молоденькой, с прямой спиной, довольно жесткой Домины, раб весь внутренне сжался, затрепетал, при этом рефлекторно прижимаясь ниц, зная, что накажут, что будет служить на пределе… так и замер-застыл у ног…


            ***
    Обнаженная семейная пара стояла на коленях перед своей Госпожой, готовая служить… по мановению Ее руки, по одному лишь взгляду…


            ***
    Домина-балерина с натренированными ножками… ползать у Ее ног в гримерной… (равно как и у актрис…) http://starboy.name/franc/bal.html


            ***
    Быть прислугой, служить рабом новой русской… (дикое удовольствие)


            ***
    Облачение в лакейскую ливрею для проформы… для отличия, указания места прислуги и соответствующего обращения…


            ***
    Жанна Буллок, русская американка, – ну чем не новая русская Госпожа и Меценат, покровитель искусств, художников?!. К тому же живущая, - по Ее выражению, - в маленьком Версале, - как трогательно!.. (P. S. Да и вообще, как сейчас принято официально обращаться к дамам: Госпожа такая-то, - прямо, бальзам на рану…) http://starboy.name/franc/newrus.html (хотя теперь Ее и судят как главную мошенницу, нувориша, арестовав миллиарды…)


            ***
    Целовать ступени господского усадебного Дома…


            ***
    Пьеро – раб Мальвины, как и Артэмон…


            ***
    Я сидел у фонтана в центре Парижа, вдруг ко мне подъезжают на холеных лошадях две миловидные французские девушки-полицейские, в форме, в черных сапогах для верховой езды. Они наезжали на меня грозно сверху грудьми своих лошадей… Я подумал, что я, наверное, не в положенном месте присел, и встал… Они заулыбались мне, наверное, подумав про себя: «Какой послушный!..» И проехали мимо к фонтану… попоить своих лошадей… (вот и ФемДом!)

    моя фотка:

 

            
    Примечание. Иду мимо музея, навстречу мне показалась какая-то «цыганка», что ловким движением руки из-под моих ног подняла «золотое» кольцо… и пристала, спрашивает: «Моё или нет?» Наверное, думала, что я позарюсь что ли… Послал ее, мошенницу, подальше… Вот тоже, проходу не дают, мошенники…




            ***
    У Лувра около центрального фонтана напротив меня сидела красивая женщина, играя своими обнаженными ножками в прохладной воде… Я сел напротив и, глядя на Нее так, чтобы она меня заметила, стал умывать лицо и даже пить водичку из фонтана… Она полощет ножки, а я умываюсь и пью… тоже Тема...

   фотка:

   
    
   
    Ну и последнюю фотку я сделал в самолете из местного журнала мод. Пожилая француженка, сидящая рядом (я летел Air France), так удивленно смотрела то на меня, то на журнал, когда я сфотографировал снимок:

 

   
    Примечание. Заметил такую особенность, когда самолет с русскими совершает посадку, все хлопают, благодарят пилотов и Бога. И, как сами говорят пилоты, им это нравится, как почтение… Но французы не хлопают, у них это не принято. Наверное, потому что они очень часто летают туда-сюда. Причем, видимо, любят передвигаться очень быстро, что на самолетах, велосипедах, на скоростных поездах и т.п. 

    Ну и на последок… Bon pi-pi! – говорят стражи-бомжи женщинам, которые идут в дамскую комнату справлять нужду… Bon pi-pi! – желаю и я Вам, Госпожа Ника…
   

    Примечание. Немного интересных моментов из истории служения Дамам:
    «…Трубадур Ричард де Барбезиль долгое время был влюблен в некую даму, жену Джуафре де Тонне. И она ему "благоволила сверх всякой меры, а он ее Всех-Лучшая величал". Но тщетно услаждал он слух любимой песнями. Она оставалась неприступна. Узнав об этом, другая дама предложила Ричарду оставить безнадежные попытки и пообещала одарить его всем, в чем ему отказывала госпожа де Тонне. Поддавшийся искушению Ричард действительно отказался от прежней возлюбленной. Но когда он явился к новой даме, она отказала ему, объяснив, что если он был неверен первой, то и с ней может поступить так же. Обескураженный Ричард решил вернуться туда, откуда ушел. Однако госпожа де Тонне в свою очередь отказалась принять его. Правда, вскоре она смягчилась и согласилась его простить при условии, что сто пар влюбленных явятся к ней и на коленях будут умолять ее об этом. Так и было сделано.

    Если бы наш современник с помощью новейшей техники мог бы догнать где-то в космосе картину с изображением событий тех давних лет, он не сумел бы понять происходящее на… турнире. На возвышении муж сидел рядом с женой и спокойно наблюдал, как на арене какой-то рыцарь ломает копья в честь его собственной жены. Больше того, бывали случаи, когда муж тоже дрался на арене, причем, может быть, во славу той дамы, которая была женой рыцаря его собственной жены. Дурацкая история, и понять ее можно лишь в том случае, если мы знакомы с элементами… Frauendienst и знаем, что рыцарские турниры  проводились главным образом в честь женщины. Больше любого своего боевого подвига рыцарь гордился тем, что имеет право назвать себя слугой женщины. (Французы посвящали себя в "Serviteurs d'Amour".)
    Служба эта принималась настолько всерьез, что госпожа сама провожала каждый раз рыцаря на арену, держа в руке тонкую цепочку или шелковую ленту, прикрепленную к узде коня.
    В ходе турнира рыцарь носил на шлеме или пике залог любви, полученный от дамы. Залог этот был каким-либо предметом дамского туалета: лента, шарф, перо, браслет или другая деталь женской экипировки. Они и были знаменитыми талисманами, известными в эпоху рыцарства под названиями "faveurs" или "emprises d'amour". Иногда в пылу битвы "faveur" отрывался; в этом случае дама с трибуны бросала рыцарю другой. В одном рыцарском  романе повествуется о случае, когда в свирепом единоборстве господа рыцари один за другим теряли свои значки, а дамы в волнении бросали им на арену все новые и новые талисманы, срывая со своих тел то, что попадало под руку. Так что, когда турнир закончился, они в ужасе обнаружили, что сидят перед хохочущей публикой обнаженные до неприличия.

    Странствующий рыцарь стремился сделать более громкой славу своей госпожи. Это свершалось следующим образом: оказавшись на территории других рыцарей, он рассылал вызов, приглашая всех рыцарей на битву "ради любви к своей даме" (pour I'amour de sa dame). Такое письмо было полно любезностей. Вызывающий на битву просил противника представить его милости своей дамы, а также желал ему насладиться с его дамой всеми радостями любви. После обмена любезностями они сходились в схватке и пытались проломить друг другу череп pour I'amour de sa dame.
    Победитель не довольствовался одной славой. Рыцарские традиции узаконили и сделали обязательным и странное условие, согласно которому побежденный рыцарь должен был явиться к даме победителя и предложить ей себя в рабы. Невыполнение этого условия было равнозначно исключению из рыцарских рядов. Неаполитанская королева Иоанна оказала честь одному знатному господину из Мантуи, пригласив его на танец во время бала во дворце. Благородный рыцарь пришел в восторг от такой чести и немедленно дал обет: он отправляется незамедлительно в чужие страны и не вернется до тех пор, пока не пришлет королеве двух побежденных рыцарей. Ему удалось выполнить задачу, но королева, как это было принято, милостиво приняла пленных рыцарей и вернула им свободу.

    Ношение сорочки на рыцарских турнирах было привычным зрелищем; естественно, рыцарь носил ее поверх доспехов. В те времена она считалась талисманом, защищала рыцаря и придавала ему силы. Сегодня мы назвали бы это фетишизмом. Действительно, именно на это указывает описанный Вольфрамом фон Эшенбахом случай с отважным Гамуре, который надевал поверх доспехов сорочку обожаемой Эрцелойд не только на рыцарских турнирах, но и в сражениях. Рыцарь Куки отправил своей любимой собственную рубаху и попросил, чтобы она спала в ней. Намного позже Брантом в посвященной красивым ножкам главе своей книги вспоминает о странной традиции. Он заявляет, что был лично знаком со знатными господами, которые, прежде чем начать носить новые шелковые чулки, отправляли их своим любимым с Просьбой поносить их дней восемь-десять. "После этого, — пишет знаменитый коллекционер сплетен, — они начинали носить чулки сами, получая от этого огромное физическое и моральное наслаждение".

    Чичисбеи… Этот прелестный институт поднял голову в Генуе в начале XVIII века. Его суть заключалась в том, что благородные дамы в Генуе держали при себе даже не одного, а несколько кавалеров, которые несли службу вокруг них. Если кавалеров было несколько, они делили между собой обязанности. Один помогал при утреннем туалете, другой сопровождал даму в церковь, третий оберегал ее во время прогулки, четвертый следил за безопасностью на массовых празднествах, пятый заботился о гастрономических радостях, шестой вел финансовые дела. Эти обязанности кавалеры воспринимали, как свои права. Мода дошла до того, что позже стало считаться позорным, если у благородной дамы не было чичисбея или кавалер из знатной семьи не бездельничал возле нее целый день в качестве чичисбея.
    Что касается мужа, он находился в таком же положении, как муж в эпоху рыцарства, который должен был терпеть, что его жена официально подряжает к себе поклонника-рыцаря. Разница заключается лишь в том, что cavalier servant эпохи рыцарства редко встречался со своим идеалом, а вот чичисбей с утра до вечера ходит по пятам за дамой. Именно поэтому муж обычно не очень волновался из-за постоянного эскорта, потому что чичисбеи ревнивее относились друг к другу, чем муж к жене, так что в их лице муж имел надежных контролеров. Беда могла случиться только тогда, когда действовал лишь один чичисбей, но ни в одну эпоху не было спасения, если волны флирта перехлестывали через дамбу. Да и здесь ситуация была такой же, как в период средневекового Frauendienst: муж сам мог подрядиться чичисбеем к другой даме.

    Романтиком рыцарства был английский король Эдуард III. Он вел изнурительные войны с Францией и потому старался сплотить вокруг себя гордых и своенравных английских баронов.
    Вернувшись из похода во Францию, где он разбил армию французского короля в битве при Кресси, король занялся созданием рыцарского союза.
    И вот на сцене появляется прекрасная дама. Графиня Солсбери, жена друга юности короля.
    За несколько лет до описываемых событий графиня жила в небольшом замке на севере Англии. В ходе одной из феодальных междоусобиц этот замок осадил шотландский король Давид. Взять замок штурмом не удалось, так как графиня отважно командовала своим гарнизоном. И тут на выручку графине прискакал во главе своего войска сам король Эдуард. Шотландцы бежали, король остался ночевать в замке, а после ужина совсем нескромно поцеловал хозяйку дома, на что та ответила:
    — Я, ваше величество, всегда готова вам служить, однако в тех пределах, которые допускает моя честь.
    Король устыдился и, попросив прощения, удалился в свою спальню.
    Этот эпизод ему запомнился.
    Прошло несколько лет. Король решил создать свой орден, и в честь этого события в замке Виндзор был устроен роскошный бал. Все рыцари королевства собрались в зале, а король все никак не мог придумать название и девиз нового ордена.
    Во время бала уже знакомая нам графиня Солсбери, к тому времени ставшая вдовой, так как ее муж погиб в походе, во время танца с королем потеряла подвязку, которой крепился ее чулок. Подвязка была вышитой и украшенной драгоценными камнями.     Подвязка упала на каменный пол.
    Король наклонился, чтобы ее поднять, и вспомнил слова, сказанные графиней несколько лет назад. Именно таким должен быть девиз нового ордена!
   Но придворные и рыцари, увидев, что король поднимает дамскую подвязку, принялись хихикать.
    Король отлично понял причину смеха и подумал, насколько же графиня Солсбери благороднее его придворных.
    Он поднял подвязку и пристегнул ее к рукаву. Смех оборвался. Вельможи с удивлением глазели на короля.
    Король же обвел гневным взглядом зал и произнес на старофранцузском языке, который был принят при дворе:
    — Пусть будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает. — И тут же он продолжал: — Я объявляю об установлении королевского ордена Подвязки. Мои слова станут девизом этого ордена. В орден будут приниматься двадцать четыре самых лучших, самых отважных и благородных рыцаря королевства. И они будут почитать за великую честь носить на ноге ниже колена такую голубую подвязку.
    Смейся не смейся, но сплетники вынуждены были замолчать, когда в соборе Святого Георгия собрались рыцари, известные своими подвигами и преданностью королю.
    Двадцать четыре члена ордена Подвязки.
    История с графиней Солсбери многим серьезным историкам казалась сомнительной. Так ордена не создаются. Даже утверждали, что на самом деле королю нечем было подать сигнал к атаке кавалерии в битве при Кресси и тогда он взмахнул подвязкой…»

    Примечание. Екатерина Медичи и ее «летучий эскадрон любви». «Екатерина Медичи – это целый период французской истории. Племянница Римского Папы Климента Седьмого, супруга короля Франции Генриха Второго (1533-1559), а затем фактическая правительница при своих сыновьях Франциске Втором (1559-1560), Карле Девятом (1560-1574) и Генрихе Третьем (1574-1589). Жестокая, коварная и вероломная, устроившая знаменитую Варфоломеевскую ночь, она создала агентурную сеть по всей стране, да пожалуй, и по всей Европе.   
    Одним из ее любимых детищ стал, как его в последствии называли историки, «летучий эскадрон любви», состоящий из двухсот фрейлин королевского двора, «разодетых, как богини, но доступных, как простые смертные». Писатель и историк Анри Эстьен в своей книге «Диалоги куртизанок былых времен», изданной еще в 1649 году, писал: «Чаще всего с помощью девиц из своей свиты она атаковала и побеждала самых грозных противников. И за это ее прозвали «великой сводницей королевства...»
    Красивые и беззастенчивые девицы по указанию Екатерины Медичи запросто вытягивали любые сведения из мужчин или оказывали на них нужное влияние. Их жертвами становились короли и министры, иностранные дипломаты и полководцы, прелаты, принцы и вельможи. Мемуарист Брантом, который был очень близок с некоторыми из этих девиц, вспоминал: «Фрейлины были столь соблазнительны, что могли зажечь огонь в ком угодно, опалив своей страстью большую часть людей при дворе, а также всех, кто приближался к их огню. Никогда ни до, ни после, постель не играла на политической сцене такой важной роли...».
    Одной из самых красивых фрейлин «эскадрона» была дочь господина де Сурж и д’Иль Руэ Луиза де Лаберодьер, которая при дворе больше была известна, как красотка Руэ. Ей и поручила Екатерина Медичи важное задание.
    Для того, чтобы стать всемогущей, королеве требовалось привлечь на свою сторону принцев из семейства Бурбонов. Глава семейства, один из вождей гугенотов (протестантов), король Антуан Наваррский открыто высказывался против вмешательства Екатерины в государственную политику и претендовал на регентство. Сделать его союзником – такая задача стояла перед королевой, и ее решение она поручила мадемуазель Руэ. 
    Ночи, проведенные с Руэ, очаровали и размягчили Антуана. Как-то, увидев ее плачущей он растроганно спросил, в чем дело.
    Девица с рыданиями объяснила, что она боится королеву. Узнав об их связи, королева удалит ее со двора и куда-нибудь сошлет.
    Галантный король, к тому же безумно влюбленный в Руэ, обещал похлопотать за нее, и действительно отправился к королеве.
    Разговор между высочайшими особами состоялся серьезный и долгий и закончился тем, что он предложил королеве «полностью распоряжаться Наваррой», а она в ответ на это назначила его Верховным главнокомандующим над всеми войсками королевства.
    Антуан дал свое согласие занять этот пост. Это означало, что он признает главенство Екатерины и отказывается от притязаний на регентство. Вожди протестантов испугались, что король Наваррский уйдет из их партии. Вечерами он, не окончив ужин, вставал из-за стола:
    -- Господа, вы продолжайте, а меня ждут неотложные дела.
    Однако, его союзники и вассалы хорошо знали, какие дела его ждут. Глава протестантов Кальвин писал в одном из своих писем: «Он весь во власти Венеры. Матрона (Екатерина) которая очень искусна в этой игре, отыскала в своем гареме девушку, которая смогла поймать в сети душу нашего человека».
    Так оно и было. Антуан Наваррский пренебрег личным посланием Кальвина. Уже ничто в мире не могло заставить его расстаться со своей возлюбленной.
    Однажды  Екатерина пригласила к себе мадемуазель Руэ и долго беседовала с ней. Когда на следующую ночь Антуан явился к своей возлюбленной, он снова застал ее в слезах. После его настойчивых вопросов Руэ «призналась»:
    -- Милый, моя любовь к тебе столь сильна, что я согласилась стать твоею, несмотря на то, что я католичка, а ты протестант. Но так дальше продолжаться не может. Наверное, нам с тобой придется расстаться. Но это убьет меня.
    На следующий день король отрекся от своей религии и перешел в католичество.
    Вскоре началась гражданская война. Король Наваррский сражался в рядах войск католиков против своих бывших союзников. Как водилось в те времена, прекрасные дамы часто сопровождали своих любимых в походах и сражениях. Руэ не была исключением. 17 ноября 1562 года в битве под Руаном Антуан Наваррский получил смертельное ранение и скончался на руках красавицы Руэ.
    Между тем в рядах гугенотов у Екатерины Медичи имелись и другие серьезные противники, и первый из них – лидер реформации принце Конде. В этой же битве Конде командовал войсками протестантов. В одном из последовавшей за ней сражений он попал в плен. Но, так как, вскоре был убит глава католического войска Франсуа де Гиз и военное равновесие восстановилось, Екатерина Медичи предложила Конде заключить мир. 
    Начались переговоры. В те времена они происходили в светской обстановке, с балами, приемами и даже совместной охотой. Помимо советников и генералов Екатерина привлекла и «свою главную ударную силу», самую красивую девицу «летучего эскадрона», мадемуазель де Линней.
    Нежная и обаятельная Изабель была «подставлена» Конде в первый же вечер. Очарованный ею принц, все свободное время проводил с нею, все меньше интересовался условиями мирного договора и с каждой встречей становился все более уступчивым. Кончилось дело тем, что Конде, не прислушиваясь к мнению своих советников, подписал договор, выгодный для Екатерины Медичи, а в ответ получил желанную свободу и Изабель, вместе с которой отправился наслаждаться любовью в свой замок.
    Но на этом ставить точку было рано. Вскоре в замок к Изабель прибыла тайная посланница Екатерины, передавшая новое, более сложное задание. Дело заключалось в том, что за помощь, оказанную в гражданской войне, они подарили Елизавете английский город Гавр, который требовалось теперь вернуть французской короне. Естественно, что по доброй воле Елизавета не собиралась возвращать этот город Франции. Назревала война. Но хотя протестантские вожди уже жили в мире со своей королевой, они отказались воевать против своей бывшей союзницы, а Екатерина хотела вернуть Гавр руками протестантов.
    Тут-то Изабель и проявила свою силу и влияние. Трудно сказать, что именно она говорила по ночам принцу Конде, но вскоре он уже был готов идти воевать против англичан. Роль Изабель отражена в письме сэра Томаса Смита, английского посла во Франции, государственному секретарю Сесилу: «Конде – это второй король Наваррский, он увлекся женщинами, и вскоре будет противником Богу, нам и самому себе».
    Так оно и случилось. Через несколько недель принц Конде во главе войска появился у стен Гавра, и его артиллерия открыла ураганный огонь по городу. Англичане были вынуждены ретироваться.
    Протестантов ошеломило поведение принца Конде. Тот же Кальвин прислал ему письмо, полное упреков: «Когда нам сказали, что вы занимаетесь любовью с дамами, мы поняли, что это сильно вредит вашему положению и вашей репутации. Добрые люди оскорблены, а хитрецы этим пользуются».
    Однако на Конде это письмо не произвело впечатления. Поставленный перед выбором, он остался верен Изабель, даже отказавшись от предложенного ему поста протестантской партии.
    Все было бы хорошо, но случился «форс-мажор» (что, собственно, не так уж редко бывает при использовании женщин-агентов): Изабель по-настоящему влюбилась в принца Конде и в 1564 году родила от него сына. Екатерина Медичи запрещавшая своим фрейлинам «приносить в подоле», была возмущена этим обстоятельством. Пользуясь королевской властью, она арестовала Изабель и, несмотря на просьбы Конде сослала в монастырь.
    Но год спустя помиловала ее.
    И не без умысла.
    К тому времени вожди гугенотов стали заигрывать с Конде, и он, тоскуя от одиночества, склонялся к сотрудничеству с ними. Изабель прибыла вовремя. Начался жестокий поединок между красавицей-фрейлиной и вождями гугенотов, и мечущийся между любовью и верой Конде соглашался то с одной, то с другой стороной.

    И все же победила женщина. Однако на этот раз другая. Гугеноты сумели подобрать для Конде невесту – ревностную протестантку, к тому же не уступающую Изабель в красоте. Конде влюбился в нее.
    Мадемуазель де Линней вынуждена была проститься со своим слабохарактерным возлюбленным и вернуться в Париж. Тосковала она не долго и вскоре утешилась, благополучно сочетавшись браком с богатым итальянским банкиром Сципионом Сардини.»
   
   
   Ну и напоследок стихи других авторов о Франции:

(Феликс Мендельсон)
БАЛЛАДА О ПАРИЖАНКАХ

«Идет молва на всех углах
О языках венецианок,
Искусных и болтливых свах,
О говорливости миланок,
О красноречии пизанок
И бойких Рима дочерей...
Но что вся слава итальянок!
Язык Парижа всех острей.

Не умолкает и в церквах
Трескучий говорок испанок,
Есть неуемные в речах
Среди венгерок и гречанок,
Пруссачек, немок и норманнок,
Но далеко им, ей-же-ей,
До наших маленьких служанок!
Язык Парижа всех острей.

Бретонки повергают в страх,
Гасконки хуже тулузанок,
И не найти во всех краях
Косноязычней англичанок,
Что ж говорить мне про датчанок, –
Всех не вместишь в балладе сей! –
Про египтянок и турчанок?
Язык Парижа всех острей.
_____

Принц, первый приз – для парижанок:
Они речистостью своей
Заткнут за пояс чужестранок!
Язык Парижа всех острей.»


Ольга Росс:
 
«Французская любовь
Мой милый, Жак!
Всего одна минута,-
Потом - тонуть, не доставая дно,
И повторять, когда наступит утро
Твой сказочный букет,-
Французское вино.

Разбудит взглядом
Иронично-мудрым,
И замычат коровы на лугу,
Мой верный Жак,
Я все еще могу
Сверкать отливом нежным перламутра.

Бессовестный француз:
Под кофе загорелый,
И ароматный круассанов хруст,
Пойдем на луг, заросший чистотелом.
Там захолустье и ракиты куст.

Нет никого на десять километров
Открытой пустоши
Для ливней и ветров.
И для любви запретной нет запретов,
Лишь комары и отблески костров.

Вина дурман, дымок от сигареты,
Сияют звезды - вдохновенье муз.
Вдруг оглянулась, а француза нету...
Растаял, как пломбир от солнышка
Француз.»


   (Иванцова Л. П.)
   РОЖДЕСТВО В ПАРИЖЕ
   
   «В который раз рождение Христа
   Европа празднует, вновь прикасаясь к чуду.
   Обычная мирская суета
   Оттенок новый обретает всюду.
   
   В который раз в рождественских огнях
   Париж искрится верой и мечтою,
   И ангелы поют на небесах,
   И кажется, что жить на свете стоит.
   
   В который раз, волнуясь, чуда ждёшь.
   Столы накрыты, спрятаны подарки-
   И греет руки одинокий бомж
   В тепле огня* у Триумфальной Арки».
   
   * - Вечный огонь над могилой Неизвестного солдата, павшего в Первой мировой войне, находится на Площади Шарля де Голя (или площади Звезды) у подножия Триумфальной Арки, задуманной ещё Наполеоном, который завершённой её так и не увидел, но прах которого был торжественно провезён под ней, будучи доставленным в Париж с острова Св.Елены.



            ***
 Татьяна Воронцова, 2011

«Ты знаешь, пахнет чем Париж!
Туманом серым с Пантеона,
Каштанами, букетом рома
И черепицей древних крыш...

Парижским светом и огнем,
Каким-то праздником особым...
В нем пахнет миндалем и сдобой,
И сбывшимся заветным сном!

Ты знаешь, пахнет чем Париж!
В нем запах ландыша и розы,
Великой живописи, прозы...
Желаний, что не утолишь.

Парижский воздух, как мечта,
И страстный он, и безмятежный...
Духами, модой и надеждой
Раскрашенный во все цвета.

Ты знаешь, пахнет чем Париж!
Святою памятью о павших...
И русскою слезой скорбящих
Над белоснежным камнем ниш.

Так пахнут только города,
Которые не забывают,
Куда однажды приезжают,
Чтоб не покинуть никогда.»



(неизвестный автор):
            ***
Особый воздух и натура,
Чугунных кружев образцы,
Парижa суть - архитектура:
Oтели, парки и дворцы.

Как чаша древняя Грааля,
Влечёт, тревожит и журит
И легкомыслие Версаля,
И мрачный дух Консьержери.

На красоте замешан густо,
Он всю её в себя вобрал,
Волшебной силою искусства,
Д*Орсе - "заброшенный" вокзал.

Своей величественной статью,
Как будто ангела крыло,
Вас заключит в свои объятья,
Крыльцо - подкова Фонтенбло.

"Гранд Опера", мосты, пилоны,
Живой истории эффект,
И Жанны Д*Арк, Наполеоны
Сидят у столиков кафе.

Симфоний каменных обличье
Не потерять и сохранить -
Вот настоящее величье,
Веков связующая нить.

 Наталия Титова

             ***
Не проси рассказать о Париже,
Не найду подходящих я слов...
Соловей о нём тихо насвищет
Переливом небрежных стихов...

...Я купалась в французской ванили
В том саду, где каштаны цвели... 
Расписными лошадками плыли
Облака над седым Тюильри...

 
 
О Париж, со времён Бонапарта
Ты второй раз нарушил свой сон,
Когда я, свесив ножки с Монмартра,
Напевала французский шансон!

В ароматных садах Сен-Жермена
Вдруг запел из резного окна
Голос флейты. И тут я взлетела
И над шпилями вдаль поплыла!

 
 
Мой полёт был печален и сладок,
Словно танец, забытый давно
Над холмом, полным древних загадок,
Над мечтами о счастье былом...

О Париж! Ты мне даришь забвенье
Сладострастным пленительным сном!
Ты - влюблённой души возрожденье,
Вдохновенья мятежного дом!

 
 
Ты - пристанище тайных желаний,
Ты - святилище буйных страстей,
Диких дум и сердечных метаний,
И изысканных тонких затей...

...Не проси рассказать о Париже,
Он не терпит занудных речей!
Он - в намёках игриво бесстыжих...
Он - в сверкании страстных очей...

 

Он -три дерзких мазка на портрете,
Меткость рифмы под сыр и Шабли,
Скрип тяжёлых мансард на рассвете,
Бюстик музы в парижской пыли...

...Я купалась в французской ванили
В том саду, где каштаны цвели...
А с куста вдруг тихонько заныли
Тонко так: "Тью-иль-ри, Тью-иль -ри..."



Максимилиан Волошин

«И все мне снится день в Версале,
Тропинка в парке между туй,
Прозрачный холод синей дали,
Безмолвье мраморных статуй,
Фонтан и кони Аполлона,
Затишье парка Трианона,
Шероховатость старых плит
(Там мрамор сер и мхом покрыт).
Закат, как отблеск пышной славы
Давно отшедшей красоты,
И в вазах каменных цветы,
И глыбой стройно-величавой –
Дворец: пустынных окон ряд
И в стеклах пурпурный закат.»



О, Paris Автор - Джун Перл

…Ранним утром СТУЧАТ КАБЛУКИ
мелкой дробью по стеклам домов.
О, Париж!
…Легкий ветер Chanel и чулки,
и бокал недопитый, и МУЗЫКА СЛОВ.
О, Париж!
…Я твой вечный король и клошар,
и влюбленный в тебя ЭМИГРАНТ.
О, Париж!
…Умирать тут – ужасный кошмар,
ну а ЖИТЬ – НАСТОЯЩИЙ ТАЛАНТ.
О, Париж!
…Соблазнитель известный, ГАЛАНТНЫЙ ПОРОК,
романтичная проза любви.
О, Париж!
…Дух свободы, как дикий цветок,
прорастает на ПОЧВЕ КРОВИ.
О, Париж!
…Протыкающий атлас небес СИЛУЭТ,
открывает дорогу к богам.
О, Париж!
…Философская мудрость, БЕСПЕЧНЫЙ ОТВЕТ
«C'est la vie...» в след ушедшим годам.


Из пепла
               
    Беззвучно шепчет:
    «Эсме…
    Эсмеральда… альда…  альда»               

    Вверху, над галереею химер,
    Где каменные замерли горгульи,
    Луны печальный свет
    Упал в рассвет…
    Как пчелы набиваясь в ульи,
    Горгульи               
    прячутся   
    средь башен
    в галерее…
    И, как пират
    повешенный
    на рее,
    Парит над крышею собора
    «Нотр-Дам»
    дух-призрак
    В отблеске свечей
    Ничей…



            ***
В поредевшей мгле садов
Стелет огненная осень
Перламутровую просинь
Между бронзовых листов.

Вечер... Тучи... Алый свет
Разлился в лиловой дали:
Красный в сером — это цвет
Надрывающей печали.

Ночью грустно. От огней
Иглы тянутся лучами.
От садов и от аллей
Пахнет мокрыми листами.



Дождь

В дождь Париж расцветает,
Точно серая роза...
Шелестит, опьяняет
Влажной лаской наркоза.

А по окнам танцуя
Все быстрее, быстрее,
И смеясь и ликуя,
Вьются серые феи...

Тянут тысячи пальцев
Нити серого шелка,
И касается пяльцев
Торопливо иголка.

На синеющем лаке
Разбегаются блики...
В проносящемся мраке
Замутились их лики...

Сколько глазок несхожих!
И несутся в смятенье,
И целуют прохожих,
И ласкают растенья...

И на груды сокровищ,
Разлитых по камням,
Смотрят морды чудовищ
С высоты Нотре-Даме...



Март 1904
Луна над Парижем... Автор - Виктор Коростышевский:

Я бросил монету в парижскую Сену,
чтоб снова однажды вернуться сюда.
Кто знает любви настоящую цену,
тот знает, как можно любить города.

Луна над Парижем – монета Вселенной.
Всё кажется вечным до первой зари.
Здесь души влюбленных витают над Сеной
и прячутся утром в Нотр-Дам-де-Пари.

Луна над Парижем летит невесомо,
как красные крылья над площадью Бланш.
И тянется скучно дневная истома,
лишь ночь долгожданный приносит реванш.

Луна над Парижем – и некуда деться,
брожу по бульварам, как призрак ночной.
В тени базилики Священного Сердца
я слышу, как ангел парит надо мной.

Луна над Парижем – нет лучше картины.
Я краски мешаю для Клода Моне.
Таинственным светом мерцают глубины
от брошенных в Сену блестящих монет.
 
 
Париж, Париж... Автор - Юрий Рехтер:

Париж, Париж, где лунный шар,
Сквозь Эйфеля ажурность форм,
От восхищенья чуть дыша,
Глядит на ТрокадЕро холм.

И Елисейские Поля,
Звездой горящие во лбу,
Бегут дорогой короля,
Спеша к Луксорскому столбу.

Вот Квазимодо тёмный дух
Над Нотр-Дам в тиши парит,
Там он с горгулиями вслух
Об Эсмеральде говорит.

Здесь открывает бледный лик,
Сквозь белокаменный узор,
Одна из лучших базилик,
Святого Сердца - Сакре-Кёр.

И безрассуден, и умён,
Ты вдохновением горишь,
Твоей поэзией пленён
Весь этот мир... Париж! Париж!»


    Примечание. Немного поэзии символизма. «Рассматривая поэзию как носительницу некоей сокровенной сущности, С.Малларме возвращает ей прежний сакральный смысл. Поэт становится жрецом, поэма – заклинанием, а слова – элементами бесконечной мелодии. Язык, недоступный обычным смертным, обретает свою силу в стихии магических ритмов. Такая поэзия требует от поэта отрешения от всего бытийного и мирского, т.е. жертвенности и творческого одиночества.

    Если Надсон часто говорил о гнусном, отвратительном и болезненном, то здесь им руководило особое внушение и ужас, которые заставляют птицу, замагнитизированную взглядом змеи, спускаться к ее смрадной пасти, но иногда, сильным взмахом крыльев развеяв чары, он высоко поднимается в синеющие дали сферы духа.
    Мы уже цитировали выше блистательное четверостишие поэта. Не грех прочесть еще раз это маленькое гениальное завещание. Умирает поэт, умирает его дело, но...

    Не говорите мне: он умер. Он - живет!
    Пусть жертвенник разбит - огонь еще пылает,
    Пусть роза сорвана - она еще цветет,
    Пусть арфа сломана - аккорд еще рыдает!..   

    Замок, запирающий навсегда золотой век русской поэзии с его пушкинской краткостью, точностью, глагольностью... И одновременно - ключ от двери, ведущей в длинный, темный, причудливо изогнутый мир-лабиринт символа с его перешептывающимися друг с другом углами, сводами, полными неясными страхами, бликами на потолках, одновременно солнечными и лунными, дневными и ночными, с его вырванными сердцами, обращенными в факелы, кокаиновыми Пьеро и пьяными Арлекинами, премудрыми девами и окаянными днями... и поди разберись, с чем еще.
    Однако приведенное дважды - всего лишь одно, лучшее стихотворение Надсона. Вообще же его поэзия воспевает главным образом борьбу за свет против тьмы и мрака жизни. Но не потому, что свет, простите за тавтологию, - светел и красив, нет, к красоте Надсон едва ли не совершенно не чувствителен. Больше того, мир для него - тюрьма, то и дело в его стихах звенят цепи и оковы. Красота его даже возмущает:

    Как!.. В эту ночь, окутанную мглою,
    Здесь, рядом с улицей, намокшей под дождем,
    Дышать таким бесстыдным торжеством,
    Сиять такою наглой красотою, -   

обращается он к... цветам за освещенными окнами цветочного магазина.
   
    Метрическое, музыкальное богатство Надсона не давало и не дает сбросить со счетов русской поэзии этого странного, мрачного, просто не успевшего стать крупным поэтом юношу, еще не перебродившего бунтарством и байроничеством.
Прислушайтесь к музыке его стиха, к метафоре:

    В долине бродил серебристый туман,
    Бессонное море, как мощный орган,
    Как хор величавый,
    Под сводами храма звучащий мольбой
    Гремел, воздымая волну за волной,
    Глухою октавой.   
 
    Прочтем цитируемое Брюсовым стихотворение полностью.

    Есть в светлости осенних вечеров
    Умильная таинственная прелесть...
    Зловещий блеск и пестрота дерев,
    Багряных листьев томный, легкий шелест,
    Туманная и тихая лазурь
    Над грустно-сиротеющей землею,
    И, как предвестье близящихся бурь,
    Прерывистый, холодный ветр порою;
    Ущерб, изнеможенье, и на всем
    Та кроткая улыбка увяданья,
    Что в существе разумном мы зовем
    Возвышенной стыдливостью страданья.   

    Это предчувствие заката, по Тютчеву, есть во всем сущем: в человеке, и животном, и растении.

Овеян вещею дремотой,
Полураздетый лес грустит!
Из летних листьев разве сотый,
Блестя осенней позолотой,
Еще на ветке шелестит.
Гляжу с участьем умиленнным,
Когда, пробившись из-за туч,
Вдруг по деревьям испещренным
Молниевидный брызнет луч.
Как увядающее мило!
Какая прелесть в нем для нас,
Когда, что так цвело и жило,
Теперь так немощно и хило
В последний улыбнется раз!   


Маллорме:
Тщетная мольба

Глазурной Гебе я завидую, принцесса,
На чашке, что к губам прильнула дорогим,
Но не дерзнет аббат стать богом в чаще леса
И на фарфор к тебе не явится нагим.

К помаде больше ты питаешь интереса,
Болонкой не прижмешь меня к шелкам тугим,
Я не придворная забава и не пьеса,
Но, кажется, меня Вы предпочли другим.

Так прикажи... Завит искусством ювелира
Твой локон золотой, твой смех -- трава для клира
Овец, отзывчивых на прихоть госпожи.

Так прикажи, и я на флейте заиграю,
На веере любви присяду робко с краю,
Стать пастухом твоих улыбок прикажи!




            ***
Обуреваемой страстями негритянке
Юницу вздумалось приворожить к плодам, --
Под рваной кожурой о знойные приманки! --
Обжора к дьявольским готовится трудам:

К тугому животу примеривает груди
И вскидывает вверх (попробуй-ка достань!)
Ботинки черные -- подобья двух орудий,
Раздвоенный язык, слюнявящий гортань.

Газелью наготу к себе прижала грубо,
Слонихой на спину упала и лежит,
Любуется собой, смеется белозубо
Закланнице, чья плоть испуганно дрожит.

А между бедрами, под приоткрытой кожей,
Где чаща черная таинственно густа,
Светлеет розовый, на перламутр похожий,
Ненасытимый зев причудливого рта.

И мирт, и гиацинт в блестящих лепестках,
И розу нежную, как женственное тело,
В Иродиадиных пылающих шелках,
Где кровь жестокая победно загустела!
 


Звонарь

Очнулся колокол, и ветер чуть колышет
Лаванду и чабрец в рассветном холодке,
И молится дитя, и день покоем дышит,
А наверху звонарь -- с веревкою в руке.
 
Он ждет, когда над ним последний круг опишет
Ослепший гомон птиц, в безвыходной тоске
Латинские стихи бормочет и не слышит,
Как чуден благовест, плывущий вдалеке.

Так я ночной порой во славу Идеала
С молитвою звонил во все колокола,
И неотзывная раскалывалась мгла,

И стая прошлых бед покоя не давала,
Но верь мне, Люцифер, я силы соберу
И на веревке той повешусь поутру.
 


Вздох

Твое лицо, сестра, где замечталась осень,
Вся в рыжих крапинах, и ангельская просинь
Задумчивых очей опять влекут меня,
Влекут меня в лазурь томительного дня,
Так в парках шум ветвей и вздохи водомета
Взмывают к небесам, чья вялая дремота
Надолго разлилась по стынущим прудам,
Где мокрую листву по мертвым бороздам
В холодной тишине осенний ветер гонит,
И солнце желтое последний луч хоронит.



Веер госпожи Малларме

Для неведомых наречий
Встрепенулся и затих
С небесами жаждет встречи
Зарождающийся стих

Блеском крыльев голубиных
Белый веер засверкал
Это он мелькнул в глубинах
Золотых твоих зеркал

(Где незримо оседая
Предвещая столько зла
Обо мне грустит седая
Несметенная зола)

Над рукою истомленной
   Вьется веер окрыленный».


Гвардейцы кардинала

муз. М.Дунаевского
сл.  Ю.Ряшенцева

Притон, молельня, храм или таверна,
Верши приказ, а средств не выбирай!
Tому, кто кардиналу служит верно,
Заранее заказан пропуск в рай.

Его высокопреосвященство
Нам обещал на небе райское блаженство.
Покуда жизнью живем земной,
Пусть похлопочет,
Пусть похлопочет,
Пусть похлопочет
Он за нас пред сатаной.

Одни лишь мы - служители порядка,
Но кто из нас укажет верный путь,
Чтоб было шито-крыто, чисто-гладко,
Спеши, кого схватить, кого проткнуть!

Его высокопреосвященство
Нам обещал на небе райское блаженство.
Покуда жизнью живем земной,
Пусть похлопочет,
Пусть похлопочет,
Пусть похлопочет
Он за нас пред сатаной.



Дуэт Рошфора И Миледи

муз. М.Дунаевского
сл.  Ю.Ряшенцева

Кардинал был влюблен
В госпожу Д' Огильон,
Повезло и ему ...
Откопать шампиньон.

Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла
Ли-лон ли-ла ли-лер
Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла
Ли-лер ли-лон ли-ла

Кардинал ел бульон
С госпожой Д'Огильон,
Он поел на экю,
Погулял на мильон.

Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла
Ли-лон ли-ла ли-лер
Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла
Ли-лер ли-лон ли-ла

Что хранит медальон
Госпожи Д'Огильон?
В нем не то кардинал,
А не то скорпион.

Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла
Ли-лон ли-ла ли-лер
Ли-лон ли-ла ли-лон ли-ла
Ли-лер ли-лон ли-ла



Друзья

На волоске судьба твоя,
Враги полны отваги,
Но, слава богу, есть друзья,
Но, слава богу, есть друзья,
И, слава богу, у друзей есть шпаги.
Когда твой друг в крови,
А ля гер ком, а ля гер(о),
Когда твой друг в крови,
Будь рядом до конца.
Но другом не зови,
На войне, как на войне
Но другом не зови,
Ни труса, ни лжеца.

И мы горды, и враг наш горд,
Рука, забудь о лени!
Посмотрим, кто у чьих ботфорт,
Посмотрим, кто у чьих ботфорт,
В конце концов согнет свои колени.

Противник пал, беднягу жаль,
Но наглецы не сносны,
Недолго спрятать в ножны сталь,
Недолго спрятать в ножны сталь,
Но гордый нрав не спрячешь в ножны.»


    Ах, Жорж Дантес убил поэта! ...

    К юбилею профессора Жоржа Нива

       Булат Окуджава

«Ах, Жорж Дантес убил поэта! 
И проклят был в веках за это. 
А Жорж Нива поэтам друг — 
известно мне из первых рук.

В словесность русскую влюбленный, 
он с гор слетает, окрыленный, 
и вносит негасимый свет 
в Женевский университет.

К чему ж я вспомнил про Дантеса? 
Он был бездельник и повеса. 
Иное дело Жорж Нива — 
мой друг, профессор, голова.

А вспомнил потому, наверно, 
что в мире есть добро и скверна, 
что принцип нашего житья — 
два Жоржа разного шитья.

И счастлив я, что с этим дружен, 
что этот Жорж мне мил и нужен, 
что с ним беседы я веду... 
       А тот пускай горит в аду.»



    (и снова мои стихи… мысленно возвращаясь во Францию…)


                ***
    Замки в долине Луары,
    Сказочный мир красоты,
    Франции снов ароматы,
    (Франции флёр, ароматы)
    Грёзы изыска в яви.



                ***
    «Амбуаз», «Шенансо», «Шато», -
    Замки Франции… или вино?
    Рыцарей шпаги, Дам кринолины,
    Грации изыск французской картины.



    Замки Франции:
    http://starboy.name/fdm/files/frz1.html
    http://starboy.name/fdm/files/frz2.html
    http://starboy.name/fdm/files/frz3.html
    http://starboy.name/fdm/files/frz4.html
    http://starboy.name/fdm/files/frz5.html
    http://starboy.name/picture/zm.html



                ***
    Обитель нег и наслаждений,   
    Французский замок Шенонсо (де Шарбор),
    Приют любви и вдохновений,
    Галантных Дам, весны шато.

    или

    Обитель нег и наслаждений,   
    Французский замок Будзерьер,
    Приют любви и вдохновений,
    Галантных и изысканных манер. 




    Примечание. К очарованию замков Франции… (аристократической) французской Деревни…



            ***
    (Замок)
    Заброшен в зеленеющей долине
    На диком клеверном лугу,
    Где речка прячется в низине,
    В глухом, темнеющем лесу...



            ***
    В туманах поздней Осени
    Сокрылся старый Замок,
    Дождь моросит, не видно просини,
    Промозглый день понур и валок.
   


            ***
    Словно тонкою шалью
    Замок оделся в лесу,
    Перед пасмурным небом… вуалью,
    Укрываясь в снегу…



            ***
    Стволы деревьев над горой…
    Забыт осеннею порой,
    В густом тумане потаен,
    В низине Замок углублен…



            ***
    Бурно пенится река,
    Под мостом бежит проворно,
    Башня Замка высока,
    Перед Замком даль просторна.



            ***
    Зимний сказочный пейзаж,
    Замок снегом припорошен,
    Среди леса вдруг… Пассаж;
    У парадной графа лошадь.



            ***
    Гонит тучи быстро ветер,
    Сыро, тало, снег в округе,
    Замок высится на бреге,
    У реки в самой излуке… 



            ***
    Уединенья аккуратный уголок,
    Газоны стриженные ровны,
    В низине тих воды поток,
    Пред Замком на лугу привольно.



            ***
    Горят огни в ночи у Замка,
    Кружатся в окнах зала пары,
    Снаружи в сумраке прохладно,
    Ну а внутри отсвет пожара.



            ***
    Замок за деревьями сокрылся,
    На дорожках палая листва,
    Снегом Замок принакрылся,
    Наступила ранняя Зима…



            ***
    Под небо мрачной крышей черепичной
    Уперся древний серый Замок,
    Замшелый, каменно-булыжный,
    Хранитель старых сказок.



            ***
    Старинный Замок в сумраке ночном
    Глядится в воды усыпленно,
    Луна дрожит бледнеющим лучом…
    Обитель ведем потаенна.



            ***
    Под Луною Замок дремлет,
    Под туманами застыл,
    Ночи темной молча внемлет,
    Жизнью теплою остыл.
 


            ***
    Весною ранней дышит небо,
    Кирпич промокший посветлел,
    Проснувшись от Зимы морозной плена,
    Дом вешним воздухом вздохнул.
            


            ***
    Островерхий, приосанясь,
    Замок тянет шпили ввысь,
    Облаков едва касаясь,
    Гордо смотрит сверху вниз.
 


            ***
    Бьют фонтаны возле Дома,
    Сладко водами журча,
    Проникают блики в окна
    Солнца теплого луча.



            ***
    «Прелестно! Прелестно! Прелестно!» -
    Красой восторгалась Мадам,            
    Пред Замком рассыпавшись лестно
    Чредой утонченных похвал.



            ***
    Парадный подъезд у решетки,
    Лоснится чернявый скакун,
    Подъехав в изящной пролетке,
    Графиня выходит с зонтом…



            ***
    Перед Замком мутный пруд,               
    Мостик старый покосился,
    Запустение вокруг…
    Среди трав виконт забылся.



            ***
    Зима красуется убранством,
    Укутав Замок над горой
    Морозным воздухом пространства,
    Оледенив Его собой.
      


            ***
    Поздняя Осень настала,
    В зеркале хладной воды
    Замка виденье сковало
    Веянье скорой Зимы.



            ***
    Следы под Солнцем на снегу
    Пред Замка теплой галереей;
    Собой красуясь на виду,
    Цветы манят оранжереи. 



            ***
    Свечи, камин и вино,
    Ряд деревянных столов,
    На стене габелен-полотно,
    Тяжесть резных сундуков.



            ***
    Дама по балкончику гуляет,
    Гладит пальцами цветы,
    На фонтан у роз взирает,
    На беседки и кусты…



            ***
    В тени дерев высоких,
    Заросший зеленью плюща,
    Таился Замок невысокий,
    Отдохновенье Короля.



            ***
    В Замке каменном далеком,
    Над скалою одинокой,
    В келье о’гонь колебался…
    Раб Графине подчинялся…



            ***
    Блистают окна над водою,
    По влаге лебеди скользят,
    Ночною, бархатной порою
    В покоях Короля не спят.



            ***
    Роскошь французских палаций,
    Женские платья шуршат,
    Рукоплесканье оваций,
    Франции знатен фасад.
   


            ***
    Каменный, сказочный домик…
    В кресле-качалке подле окна
    Книжки-романа маленький томик
    Дамская держит рука…



            ***
    Утратив функции защиты,
    Так элегантны стали замки,
    Изящные открылись виды:
    С прудами, клумбами лужайки…



            ***
    И жили ж в этих замках люди,
    Здесь проводили свой досуг,
    Подвластны чувствами минуте,
    Средь праздной жизни или скук.



            ***
    (в горах)
    Вершины снежных гор
    Глядят в прозрачные озера,
    Тюльпаны черные лугов,
    Вода холодного потока…



            ***
    На вершине снежной Замок
    Меж туманов высоко,
    Путь до звезд с вершины краток,
    До земли с гор далеко…
 


            ***
    (французская идиллия)
    Французская лужайка, низенькая травка,
    Маленькая девочка с цветком,
    Пудель прыгает на задних лапках
    Перед Женщиной с зонтом.



            ***
    Миледи со шпагой в темном плаще
    Красуется властно на черном коне;
    Д’Артатньян же гарцует в плаще голубом,
    Точно с небом сошелся белым крестом.
                Арамис
 


            ***
    Туман струит в раскрытое окно,
    Восходит Солнце над Версалем,
    Мадмуазель глядит на парк в окно,
    Проснувшись утром ранним…   



            ***
    Промозглая погода, в Замке сыро,
    Дождем умытый, скучный парк,
    Дорожки в лужах, все уныло,
    В душе тоска, унынье, - мрак…



            ***
    В весеннем воздухе рассвета
    Озоном, влагой дышит небо,
    Среди цветов, в лесной тиши
    Картинка-Замок Шеверни.



            ***
    Снегом Замок припорошен,
    Тихо падает снежок…
    Король Франции низложен,
    Пуст любимый уголок.



            ***
    В тиши аллей тенистый пруд,
    Прорехи солнечного света,
    Кувшинки желтые цветут…
    Приют французского поэта.



            ***
    На Солнцем залитой лужайке
    Райский Домик меж цветов;
    Дама в легком полушалке,
    Ножки в травке без чулок…



            ***
    Вдали беседка на воде,
    Близ лебедь белая скользит,
    Осенний день, скупой рантье,
    Уныло с берегов глядит.



            ***
    (весенние колоски)
    Летний домик, колоски,
    Пенье птиц повсюду,
    Веет свежестью весны,
    Светлый сумрак – утру.



            ***
    (французский Замок)
    Изящен, легок над землей,
    Средь виноградных зрелых лоз,
    Вознесшись каменной главой,
    Утоп в кустах цветущих роз…



            ***
    Снаружи изразцовый Замок,
    Внутри изящный гарнитур,
    Подъезд для лошадей, колясок,
    Француженка-Графиня, mon amoure.



            ***
    Под шелест дамских платьев
    Шумят струи фонтанов,
    Кружатся пары в вальсах,
    Шипит шампанское в бокалах.

    Дается маскарадный бал
    В изящном, маленьком дворце,
    Пестрит нарядный зал,
    Плюмажи, маски… Anglettere!


   
            ***
    Домик спрятался в лесу
    За деревьями-кустами,
    Приготовился ко сну,
    За осенними туманами…



            ***
    Льются звуки фортепьяно
    Сквозь раскрытое окно,
    Ароматный воздух пьяный,
    Лес – картины полотно…



            ***
    Свобода пространства для дамского платья,
    Открыта и ровна газонов земля,
    Белые стены роскошных палатьев,
    Низко подстрижена зелень-трава.


       
            ***
    Антична скульптура, дамский фонтан, 
    Поздняя Осень…  фонтан отзвучал,
    Листья в охапку прислуга сгребла,
    Сыро, промозгло, пожухла трава…



            ***
    Желтеет в поле виноградник,
    Дохнула Осень холодком,
    Крестьянин, труженик, лопатник,
    Бредет пропахнувший дымком…



            ***
    В тумане домик деревенский
    В уютном, тихом уголке,
    В нем жил француз, крестьянин местный,
    Один в пустынном далеке.   
 


            ***
    Сказочная Осень, домик лесной,
    Мокрой деревья накрылись фатой,
    Солнце проглянет сквозь серые тучи,
    Теплый скользнет по комнате лучик…


 
            ***
    Пустая ферма по разводу лошадей,
    Пустые выбитые окна,
    Сарай без ставен, без дверей,
    Белеет снежная поземка…



            ***
    Мрачный каменный колдун
    Притулился над рекою,
    Словно темных вод ведун,
    Глядя каменной главою…



           ***
    В час вечереющей тиши,
    В час сумрачный перед покоем,
    Парадный вход в лесной глуши,
    Приехал к Даме Граф с настроем…



            ***
    Среди сосновых ёлок домик
    В тени укромной, летним днем,
    Словно играющий ребенок,
    В цветах наедине с собой.



            ***
    Красавец каменный возвышен,
    Вознесшись гордо к небесам,
    Стеною глух, никем не слышим,
    В себе, как монолитный Храм.
       

      
            ***
    Подернут Осени туман,
    В леса прохладою дохнуло,
    Застыл над прудом Замок сам,
    На камни вечностью пахнуло…



            ***
    Глубокой Осенью притих,
    Среди деревьев убеленных,
    Воздушный, легкий, как мотив,
    Красавец Замок возведенный.



            ***
    Вечерний сумрак на закате,
    Воды порозовела гладь,
    Примолкла стрекотня немолчной рати,
    Над Замком тихо веет: спать…



            ***
    По-королевски, роскошью дыша,
    Открывшись окнами в Природу
    И занавесками шурша,
    Глядит красавец-Дом на воду…

   

            ***
    Как отсвет Франции в Петре
    На дальнем северном конце
    Красой возвышенный венец
    Явился в свет Петродворец.



            ***
    Я плачу, горько слезы лью
    По Дамам Франции далекой,
    Так Время смыло всю семью,
    Цветок истории глубокой…



            ***
    (статуя девушки – Истории)
    Изваянный из камня человек,
    Творенье человека, не Природы,
    Отсвечен в камне прошлый век,
    Что никогда не при’дет внове.
       


            ***
    Как будто Франция из замков состоит,
    По всей земле расставленные замки,
    И кто же создал столько их
    Так ровно, гладко и опрятно?
                (невидимые художники)
   


            ***
    Синь крыш и синь неба,
    Кирпич и мозайка,
    Прозрачно и лепо
    В округе у Замка.



            ***
    Красавец празднично наряден,
    Так светел, прост и невысок,
    Стоит как будто при параде
    Французский Замок-теремок.



            ***
    Скальный Замок на камнях.
    Бурная река в низине,
    Флигель кружит в облаках,
    Зеленеющий ковер в долине.



            ***
    Перед Замком скошен луг,
    Мокнут под дождем стожки,
    Тяжесть королевских мук,
    Беспросветны дни тоски.



            ***
    Трущобный Дом, забытый призрак,
    Пустых глазниц в подтеках окна,
    Дом бесприютен, пуст и низок,
    После дождя уныл и мокр.



            ***
    Дождь моросит по крыше Дома,
    По лужам, листьями шурша,
    Осенняя, промозглая погода,
    Осенняя пропащая душа.



            ***
    Девушка с книжкой печально
    Бродит у старого Замка,
    В графа влюбилась… фатально,
    Местность пустынна у парка.



            ***
    Франция – что коврик из травы,
    Замки так изящны, элегантны;
    Тихие, лесные уголки
    Для ума и сердца манки.



            ***
    Гулять, бродить по лесу
    Осеннею порой
    У сказочного Замка
    С двустволкой за спиной.



            ***
    Шумят осенние фонтаны,
    Роскошный Замок приуныл,
    В долине стелятся туманы,
    Пустынный парк один застыл.



            ***
    И кто же строил эти замки?
    Аристократы, короли,
    На роскошь чью так Дамы падки, -
    Архитектурные умы.

            

            ***
    Замки на дачный сезон,
    Зелени легкой лужайки,
    Стриженый ровно газон,
    Ровные клумбы и парки.



            ***
    В тумане за деревьями дворец
    От глаз людских сокрылся,
    Словно расписной ларец
    Роскошно растворился.



            ***
    В цветочном, летнем Доме
    Средь зелени вьюна,
    Меж трав, цветов на поле
    Глядеть на облака…
   


            ***
    Некошеные, сочные метелки
    На летнем, замковом лугу,
    Вокруг бродящие буренки,
    Привольно мнущие траву…



            ***
    (белый дворец-картинка средь облаков)
    Уходит небо высоко,
    Белеет призрачный дворец,
    Лугов бескрайних полотно
    Венчает царственный венец.



            ***
    Воспламенился лес огнем,
    Пылает Осени пожар,
    На Солнце блещет Замок днем,
    А по ночам стоит туман…



            ***
    Листья винограда красные,
    Замок осенний заснул,
    Хмурится небо… ненастье,
    Гость за вином прикорнул.



            ***
    Орнаментальные узоры,
    Зао’стренные пики, ромбы и кресты,
    Портье, гардины, шторы,
    Решетки, флигель и мосты.   



            ***
    Замок, что бородка у ключа,
    В виде шахмат башенки зубчаты,
    В крепости непроходимая тоска…
    Окна узкие стрельчаты.



            ***
    На чердаке в верховьях Замка
    В уютной комнате сокрыться;
    Окно и стол, ночная лампа
    Позволят здесь в стихах забыться.
    


            ***
    (и все же в окружении
    приятных французских Женщин)
    Как в камне, в Замке человек,
    В покоях темных заточений,
    Его проходит краткий век
    В пирах средь шумных развлечений.



            ***
    Фундаментален в основанье Дом, 
    Из камня крепостные стены,
    Светелка женская с окном,
    На занавесках кружевные ленты.



            ***
    Ветер занавес колышет
    В женских, замковых покоях
    День весенней влагой дышит,
    Зеленея, травка всходит…



            ***
    Цветочный домик за кустом
    Расцветшей розы притаился,
    Умытый ласковым дождем,
    Резными створками раскрылся.



            ***
    Уютная беседка перед Замком,
    Заросший, камышовый пруд,
    Гуляющая Дама с франтом,
    Цветущий, ароматный луг…

   

            ***   
     Людовик Солнце в луже увидал,
     Сияющее нимбом над главой,
     И так Король сам Солнцем стал,
     Расцветшей Франции Главой.



            *** 
     (И на прощанье)            
     Нотер дам де Пари,
     Мон сеньор де Жуи;
     Так по нраву Мари
     Стиль туаль де жуи.



            ***
    (В Версале)
    «Дворец красив, страна ужасна» -
    Барон заметил свысока;
    Захлопнув веер несогласно,
    Взглянула Дама из окна,
    Воскликнув: «Франция прекрасна!»
    (Эт цетера, эт цетера*)

    *и так далее, и тому подобное…