из книги Неправильные сонеты для...

От автора

19 октября 1836 года А.С. Пушкин писал П. Я. Чаадаеву: “... у нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши границы, и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация спасена. Для достижения этой цели мы должны были вести совершенно особое существование, которое, оставив нас христианами, сделало нас, однако, совершенно чуждыми христианскому миру, так что нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех”.
Мы не стали до конца европейцами, но и никогда не смогли бы быть азиатами. Кто мы? Я? Что такое наша Земля, Небо? Наш слог и звук, несущий Слово?
Наша кириллица, что, как рисунок, на ткани мысли, хранит Время моей Земли?
Что для меня – неправильный сонет? Ошибка в размышление автора, или нормальное состояние созерцания жизни: такой как она есть.
Европейский сонет – твердая форма из 14 строк. Жизнь многословная, которую можно только петь. Жизнь от Петрарки до Шекспира, от Шекспира до Осипа Мандельштама и Бориса Пастернака. Жизнь, в которой Время Европы лежит, как на ладони, впитывая и оформляя каждый миг, находя в каждом веке свое отражение.
Главная черта японской поэзии,  как яркого представите¬ля Азии, – развитие изначальных основ.
Лаконичная лирика: танка (пятистишие) и хокку (трехстишие) – вязь иероглифа тысячелетнего дерева Слова. Корни его лежат в Восточных землях. “Слово” и “деяние” по- японски пишется одним словом, одним рисунком звука.
14 строк и 3-5 строк являются желанием говорить двух народов, двух континентов, двух созерцаний одного и того же понятия – Жизнь. В желании увидеть её, Жизнь, описанную или зашифрованную в аббревиатуре собственной знаковости, называемой языком народа, лежит время и виртуальное богатство доступное всем или порой недосягаемое.
“... у нас было особое предназначение”. Мы – Россия – всегда лежали на разделе двух культур, двух континентов, двух религий.
В духовности своего воздуха, в сплаве двух материков, в единении сил, в плодородии земных мыслей Россия вы¬работала, воспитала в нас гибкий сплав, сверхпрочный и сверхневозможный. Мы еще не ... и уже не ...
Мы хотим прыгнуть сразу, но не вперед, а вверх – может, это и будет качественным изменением в движении по крутым дорогам “спирали”.
Я беру 12. 12 строк и вспоминаю А. Блока.
12 русских строк - дюжина:
–дюжий: здоровый, плотный, сильный, крепкий, прочный;
–дюжо; или дю;жо: крепко, сильно, больно, очень,
–весьма;
–дюжесть (женского рода): крепость, сила, плотность,толщина;
–дюжить: выдерживать, выносить, терпеть.
 Так пишет о понятии 12 в живом великорусском языке Владимир Даль.
Чем не японское “слово” и “деяние” по краткости и европейское по образцу и подобию!
12 строк. Мои 12 строк – желание соединить вышесказанное. Неправильный сонет. В нем есть эпиграф из 3-5 строк далекого азиатского “детства” – отражение моей Земли и почти... 14 строк (без малого) европейской “юности” – открытий и стремлений.
Каким же словом и звуком будет твоя “зрелость”, моя Земля, лежащая на разделе?
Какими будут люди, что придут в то Время?
Какой Мир будет нести кириллица на руках наших 33-х букв.
12 строк... Неправильный сонет для…

Н.Пастухова


***
–  ... сонет - души озябшей точка...
–  в которой сохранен огонь?
–  Нет, миг. Божественная кочка...
–  где стал вершин крылатый конь?
–  Да. Он рубеж, предела тень.
–  и что же там, за этой тенью?
–   ... мой день. Обычный белый день.
 
***

                Стократ благородней тот,
                Кто не скажет при блеске молнии:
                «Вот она – наша жизнь!»

                Басё

Не жалуйся друзьям, чтоб жалости не знать,
Не доверяй врагам своих сомнений веских,
И не сердись на мир, чтоб в жизнь не опоздать,
И душу не бросай на ринг движеньем резким.

У стиснутых зубов есть лучшая черта:
Достоинство держать на кромке отреченья
От вспыхнувшей борьбы и брани без креста,
Чтоб не искать потом библейского спасенья.

Молчания венок, что злата торжество
Лавровой свежестью обнимет мысли прочно…
А неустанно жизнь пинать – лишь озорство:
Позвякиванье слов – ни свято, ни порочно.


***

                Пестик из дерева.
                Был ли он сливой когда-то?
                Был ли камелией?
               
                Басё

Кем были мы вчера? И кем мы завтра станем?
Зависит от основ натруженной души.
Не расплескать бы сил - сил, собранных в стакане...
И, может быть еще, поменьше нагрешить.

Кем были в той ночи? И кем под утро стали?
Зависит от надежд нехоженых дорог.
За это не дают блестящие медали,
Ты сам на них творец, и раб, и царь, и бог.

Кем были уходя? И кем вернулись снова?
Зависит от любви, что вас, тоскуя, ждет.
Кем были вы вчера под чуждым вере кровом,
Тем и сегодня будет ваш дух и ваш живот.


***

                Нетленное имя!
                Вот все, что ты на земле
                Сберег и оставил.
                Сухие стебли травы –
                Единственный памятный дар.

                Сайгё-хоси

Все то, что ты оставишь на земле,
Что не уйдет за поворот, как время,
Не ляжет тучной пылью на столе,
А станет просто семенем от семя,

Придет в наш мир, как образ во плоти,
Напоминая краем речь, манеры,
Что будет так же, как и мы, расти,
В пути оставшись верным нашей вере.

Но что ж от нас останется потом,
В священном звуке данном от рожденья?   
Лишь имя, что победно над щитом
Мы отдаем в другие поколенья.


***
         
                Тайные мысли мои
                Кому я оставлю в наследство,
                Чьим открою глазам?
                Сердце мое переполнил
                Этот весенний рассвет.

                Фудзивара Садаиэ

Проживши жизнь, в наследство оставляем
Чертоги, имя, злато, скарба прах,
Еще оставим бесконечный заем
Труда, в когда-то начатых делах.

Еще ошибки переходов трудных,
Что светофорами горят в углах судьбы.
И речи, где в хранилищах подспудных
Лежит познание отвергнутой борьбы.

И только мысль в наследство не оставить:
Она, как песнь гомеровских поэм,
Что может в забытьи молчать и славить,
И быть ничьей или доступной всем.


***
                Покрытый зимним инеем рукав
                Стелю я в изголовье, грусти полный,
                И в эту ночь, когда уснуть я не могу.
                Ах, даже свет луны
                Мне кажется холодным...

                Минамото Мититомо

Полней не скажешь: в инее постель,
И тихая тоска льнет к изголовью.
А за окном стучит ко мне метель
С бессонницей, надеждой и любовью.

Нет, не уснуть мне с ними, не уснуть.
Закружит ночь словами отрешенья:
Без суеты сует, где чахнет суть,
Уже без просьб, обид и прегрешенья.

И только лик меж облачной луны
В своем волненье светит одиноком –
Нальет в фужер вина или вины,
Разбавив слогом, лезвием, уроком.