Последний ряд не летит...

Последний ряд не летит...


В длинной очереди на посадку в самолет мы стояли
последними.
Сначала, прошёл контроль Длинный Герман, затем я -
Толстая Маргарита, и следом за мной, Кик ин де Кек -
парень в островерхой шапке, украшенной перьями и
почему-то часами, тикающими довольно громко и
назойливо.
По трапу я поднималась за бритоголовым Германом с
крыловидными лопатками, разглядывая его длинные
худые ноги в огромных "гриндерсах".
Пройдя весь салон, мы расположились в трех удобных
креслах, рядом.
Пассажиры возились, устраиваясь, и распихивая свои
вещи - кто наверх, в ящики, похожие на хлебницы, кто
под кресло.
Устроившись, затихали, обмахивались газетами, и тихо
переговаривались.
Наконец, загорелись табло над дверью с надписью -
"Стой! Кто идет?", и "Ты записался добровольцем?".
Эти надписи, появившиеся вместо традиционных - "Не
курить" и "Пристегнуть привязные ремни" абсолютно
никого не смутили, будто лишь они одни и украшали
всегда эти два табло.
Никого не смутило и то, что стройная, как "ТУ"
стюардесса, сообщив, что наш самолёт совершает рейс
без посадок, с приземлением вовремя в порту
назначения, и, представив командира корабля, вдруг
заявила, что по техническим причинам, последний ряд
не летит.
Последний ряд был наш.
Ну ладно, не летит последний ряд, мало ли, но почему
самолет уже в воздухе, а...
Нас что? На ходу что ли выбрасывать будут,
засомневалась я.
Стюардесса продефилировала по салону походкой "от
бедра", раздавая пассажирам конфеты.
Нам тоже дали.
Я развернула свою, и обнаружила вместо конфетки
пульку.
Я читала где-то, что пуля, положенная за щеку, помогает
переносить жажду.
Значит, сок не дадут, решила я, и минералку.
И еще, в голове мелькнула шальная мысль - может, про
нас забыли, и мы всё-таки летим?
Нет, про нас не забыли.
Стюардесса взяла микрофон и сказала - если есть
желающие, они могут обменяться местами с
пассажирами последнего ряда.
Мы призывно прошлись взглядом по головам
пассажиров.
Желающих не нашлось.
Но в салоне ощутимо повисла тревога.
Я увидела, что пассажиры покрепче привязывают себя
ремнями, будто опасаясь, что их будут насильно
пересаживать в кресла последнего ряда.
Многие притворились спящими и даже захрапели.
Примечательно, что захрапел и мой сосед справа, с
тикающим на островерхой шапке будильником.
Я скосила глаза влево и увидела, что рука Германа гладит
ногу "стройной, как "ТУ" стюардессы под юбкой, выше
колена.
Так, решила я, похоже, не полечу одна я.
Эти профуры устроятся где угодно.
Что делать?
Может, переждать в туалете, как незабвенная миссис Ада
Квонсетт из романа "Аэропорт"?
Проскользнуть туда, пока глаза "стройняшки" пребывают
в "подлобье"?
Осуществить задуманное не удалось.
Благополучно вернув глаза на место, и уставив их,
двустволкой, на меня вернее, на мою переносицу,
стюардесса вдруг прогнусавила - а вам, девушка, особое
приглашение требуется?
Я вздрогнула и... открыла глаза.
Передо мной стояла тётка со шваброй, на конце которой
была намотана огромная тряпка.
Тётка ждала, когда я уберу из прохода ноги, и она сможет
домыть пол.
Я диковато огляделась.
Сидела я в одном из трёх кресел у самой стены в
аэропорту города Таллинна.
Рядом спали мои попутчики. Длинноногий братец и его
друг в дурацкой островерхой шапке, украшенной
перьями.
Так!
Сосед справа - спящий друг брата, сосед слева - брат, как
таковой, я посмотрела на его тонкую руку, которая вовсе
не гладила варикозные ноги старой уборщицы.
И на том спасибо.
А я сидела посередине, с отвратительным металлическим
привкусом во рту (отчаянно хотелось пить), и мешаниной
в голове.
Конечно, безумная затея - приехать в Таллинн на один
день!
Ноги гудели, спина разламывалась, а в голове
будильником стучали все эти названия башен Старого
города: Длинный Герман, Толстая Маргарита и... Кик ин
де Кек.


РИНА ФЕЛИКС