За двести лет до интернета все так же гадили поэты

Аглая Антоновна Давыдова (1787–1842), урожденная. герцогиня де Граммон — жена (с 1804) А. Д. Давыдова, после его смерти - супруга Ораса Себа де ля Порта, впоследствии министра иностранных дел Франции.
«Весьма хорошенькая, ветреная и кокетливая, как истая француженка, искала в развлечениях средство не умереть со скуки в варварской России. Она в Каменке была магнитом, притягивающим к себе железных деятелей александровского времени, от главнокомандующих до корнетов — все жило и ликовало в селе Каменке, но, главное — умирало у ног прекрасной Аглаи», — писал ее современник.
В ноябре 1820 года Александр Львович Давыдов, сводный брат генерала Н. Н. Раевского, пригласил Пушкина приехать из Кишинева погостить в свое имение Каменку. Небольшой отпуск его затянулся на два месяца. Пушкин в эти дни писал Н. Гнедичу: "Время мое протекает между аристократическими обедами и демагогическими спорами. Общество наше, теперь рассеянное, было недавно разнообразная и веселая смесь умов оригинальных, людей известных в нашей России, любопытных для незнакомого наблюдателя. - Женщин мало, много шампанского, много острых слов, много книг, немного стихов".
Аглая Антоновна для поэта она обладала особой привлекательностью уже потому, что была дочерью французского эмигранта-роялиста, герцога де Граммона. Само звучание этого имени для Пушкина не могло не навевать грез любимого им галантного века, на культуре которого он вырос.
Прелестная Аглая кокетничала со всеми представителями мужского пола. Галантным играм своей супруги, которые велись прямо у него под носом, муж не препятствовал, может быть, не желая их замечать, а скорее всего, потому, что его супруга, принадлежавшая к древнему и знатному роду, не могла вести себя, как простая модистка.
Во всяком случае, современники не приписывали Аглае любовников и не сплетничали о ее похождениях. Ко всему прочему, существовала еще и свекровь – племянница Потемкина Екатерина, дама весьма властная и строго следившая за соблюдением приличий в своем доме.
И только один человек повел себя по отношению к Аглае Антоновне, мягко говоря, недостойно. Не сумев пройти дальше «заколдованной черты» изысканного флирта, Пушкин разразился градом эпиграмм, далеких от порядочности: ни об одной женщине Пушкин не писал так зло и беспощадно, как об Аглае Давыдовой. Видимо, пленявший его в культуре галантного века изящный цинизм оставался для него сферой чисто литературной.
Супруга ее он величал «величавым рогоносцем» и писал, что:
 «Был второй Фальстаф: сластолюбив, трус, хвастлив, не глуп, забавен, без всяких правил, слезлив и толст. Одно обстоятельство придавало ему прелесть оригинальную — он был женат».
 Обычно Пушкин испытывал благодарность к женщинам, дарившим ему любовь, здесь же - только горечь и озлобление. К счастью, большинство эпиграмм написано по-французски (по-русски Аглая не читала), но одна, особо омерзительная – по-русски.
«Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и черный ус,
Другой за деньги - понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон - умом ее стращая,
Дамис - за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?»
 Пушкину еще хватило ума не показывать эту эпиграмму в Каменке, но он поступил гаже: с просьбой не показывать никому, послал в Петербург именно тем, которые должны были непременно ее обнародовать - Льву Сергеевичу Пушкину и П. Вяземскому. Следует ли говорить, что эпиграмма мгновенно разошлась по столице.
Поэт поступил попросту неблагородно. Но репутация Аглаи Антоновны была безупречна, а язвительность и желчность Пушкина известна всем.
Так что пакости без причин или от обиды за то, что не было возможности получить желаемое, писали еще до появления Интернета. Иначе «наше все» и в нем бы облило Давыдову грязью.
Как это обычно происходит и сейчас – незаслуженно, просто из-за скверного характера.
Поклонникам Пушкина приношу извинения, но… что было, то было.