и

И нет соблазна, нет мне очарования,
не греет ропот сердца замысловатый запах тел,
и только комариный писк, как выход из ума, сознания
не даст отправить свой недопокой
на несколько часов и в новый день.
Вперед отсюда, взять билет на борт, плацкарт, на палубу,
встречая соколиным глазом новую постель,
между двумя раскрытыми оракулом фантазиями,
нагим незримо будет теплиться сюжет:
о ней. Твой новый плен, и подходя,
и предлагая вызваться на плотские утехи –
та улыбается, кивает, что не знаешь – нужно ли искать ответ;
мы любим совершать с не близкими
такие теплые и камерные сценки,
но лишь с любимыми все тяжкие
удары помним, как смерти матери неразличимый бред.
Что тенью неотесанной в окне шатается,
шатаясь, сама ночь молчит, зажгите свет скорее!
К утру трезвит несчастье, лёжа
и на краю своей окольной станции,
где приоткрыта дверь и форточка бурлит,
и комариный писк лишь служит поминанием о значимом,
о том, как в новый день и с новым чемоданом дел, –
мы остаемся в памяти о той,
кто не послужит более ничем – желанием
закрыться от которой с головою одеялом,
и предрекая, знаем – насовсем.
Как снова комариный хор, и запах, и любой ценою
к утру безбожно побежим, не видя дома
к причалу, трапу и перрону словно двое
брать новый и в напрасное на одного билет.