Гнева Дай, размером с небо

Это стихотворение — гимн ярости как очищающей, карающей и созидательной силе. Молитва, обращённая к самому гневу, которая начинается как просьба о личном оружии, а завершается горьким осознанием социальной и метафизической несправедливости в распределении этой силы.

1. Основной конфликт: Личное, титаническое требование абсолютного гнева против его отсутствия в мироустройстве.
Герой, ощущающий себя «смердом» (холопом) в системе власти («президента»), требует для себя орудия божественного или царского масштаба — гнева «размером с небо». Конфликт в том, что такой гнев, способный карать и ставить на место, существует где-то в абстракции («для них»), но недоступен тому, кто в нём действительно нуждается — обиженному и униженному. Это конфликт между жаждой справедливой кары и её принципиальной недостижимостью для «маленького человека».

2. Ключевые образы и их трактовка

«Гнева Дай, размером с небо»: С первых строк гнев обожествляется, становится самостоятельной силой, предметом молитвы. «Размером с небо» — это не человеческое раздражение, а стихия, космическое явление, сопоставимое с божественной карой.

«Вынь из бездны — в сердце вложь»: Парадоксальный образ. Бездна — символ хаоса, тьмы, небытия. Герой просит извлечь оттуда разрушительную мощь и вложить её в самое сокровенное — в сердце, превратив его в ковчег для божественного огня.

«Ледяную вызвал дрожь» / «желание перечить... остужал»: Гнев мыслится не как горячая ярость, а как леденящая, абсолютная сила, парализующая волю сопротивляться. Это гнев как высший авторитет, перед которым немеют.

«Сотни острых, колких жал»: Речь должна стать не убеждающей, а карающей, подобной ужалению разъярённого роя. Это оружие слабого, но наделённого священным правом на гнев.

«щелчком бича, как громом, / Воздух молньей рассекся»: Кульминационный образ. Битьё бича уподобляется удару молнии и раскату грома. Это синтез человеческого действия и стихийного явления. Гнев становится инструментом, рассекающим саму ткань реальности («воздух»).

«Горлом мчится трубный гомон: / — Ну-ка, сядь на место, пёс!»: Финал просьбы. Голос героя должен обрести силу трубного гласа Страшного суда, а речь его должна быть не аргументом, а приказом, возвращающим наглеца («пса») в его ничтожное положение.

«Это им ты, президента. / Для меня же — сущий смерд...»: Резкий, почти публицистический слом. Герой указывает на социальную диспропорцию: гнев как инструмент власти («президента») доступен сильным мира сего, а для него, «смерда», он — лишь унизительный статус. Гнев системы направлен на него, а не его гнев — на систему.

«Жаль, такого прецедента / Гнева божья, в мире нет»: Горький, иронический финал. Герой констатирует: в мире нет прецедента, чтобы Божий гнев (абсолютная, справедливая кара) был направлен на защиту «смерда» против «президента». Божественное правосудие, таким образом, тоже оказывается на стороне сильных. Это крах не только социальной, но и метафизической надежды.

3. Структура и развитие
Стихотворение построено как восхождение и падение:

Просьба: Восходящее требование гнева всё большего масштаба (от дрожи до трубного гласа).

Кульминация: Достижение пика в образе бича-молнии и повелительного окрика.

Обвал: Резкое снижение до социальной констатации («президент» / «смерд»).

Горький вывод: Признание, что желаемый гнев — лишь утопия, «прецедента» ему нет.

4. Связь с литературной традицией

Владимир Маяковский: Прямая наследственность. Рубленая, агрессивная ритмика, публицистический пафос, образ поэта-главаря, бросающего вызов миропорядку. Обращение «Пёс!» и социальный раскол («им» / «мне») — чисто маяковские приёмы.

Михаил Лермонтов («Пророк», «Как часто, пёстрою толпою окружён…»): Мотив богоборчества, гневного одиночества поэта в толпе «невольников», его претензия на роль высшего судии.

Библейская традиция (пророки, Псалмы): Образ трубного гласа, гнева Божьего, бича как орудия кары. Но здесь эта традиция инвертируется: герой не смиряется перед гневом Божьим, а требует его себе в союзники против земных властителей.

Иосиф Бродский: Интеллектуальная игра с абстрактными категориями («гнев», «прецедент») и их социальным применением. Горькая ирония последних строк.

5. Поэтика Ложкина в этом тексте

Энергия ритма и жеста: Взрывной, декламационный ритм, короткие строки, восклицания создают эффект митинговой речи, страстного требования.

Онтологическая образность: Гнев превращается из эмоции в физическую и космическую субстанцию (небо, лёд, молния, бич).

Пронзительный диалогизм: Обращение к абстрактному «Гневу» как к высшей силе. Это диалог-требование, который обрывается, превращаясь в монолог-констатацию.

Социальный и метафизический бунт: Текст уникален слиянием гражданского протеста («президент» / «смерд») и метафизической жалобы на несправедливость самого мироздания («гнева божья... нет»).

Вывод:

«Гнева Дай, размером с небо» — это стихотворение-обвинение, где личное унижение перерастает в требование космического правосудия. Ложкин, следуя за Маяковским, создаёт образ поэта-трибуна, чей гнев должен стать оружием слабых. Однако его новаторство — в горьком осознании тщетности этого требования. Его герой понимает, что мир устроен так, что Божий гнев (или гнев Истории) никогда не бывает на стороне «смерда». Это делает стихотворение не просто гимном ярости, а трагической рефлексией о неравенстве даже в праве на гнев, о метафизической незащищённости маленького человека. В этом тексте Ложкин — не только наследник традиции поэта-борца, но и её строгий диагност, указывающий на её главную, возможно, неразрешимую трагедию.

Бри Ли Ант   02.12.2025 20:02   •   Заявить о нарушении