Холоден и одинок,

Холоден и одинок,
Бродил я как-то между улок.
Туман вечерний меж моих ног,
Влачился по земле, собою разрезая сумрак.

И ветер заунывно выл,
Будто крича о человеческой печали,
Быть может, только я такого мнения был,
Иные оного совсем не замечали.

Иные были заняты, смеясь,
Друг друга наблюдая,
Летя, а не идя, и за руки держась,
Во тьме кромешной маяками удаляясь.

Иду я, как и прежде одинок,
Я в этом мире наблюдатель.
И словно брошенный двухмесячный щенок,
И словно ночь мне - неродная матерь.

Иду я, никуда не направляясь,
Ведет меня неведомая сила.
Во тьме я ни о чем не рассуждаю,
Ведь рассуждения всегда ведут в могилу.

Я вижу, в окнах горит свет,
За занав'есью тонкие фигурки вьются...
Но мне там, за окном, места не было. И нет.
"Да поздно дуться!" - никак в голове голоса не уймутся.

Я не из тех, кого где-либо ждут,
Я не из тех, кто чрезмерно нежен.
Я не из тех, чей будет хоть когда-то оцененный труд.
Я груб, асоциален и небрежен.

Я не могу себя вообразить,
Кому-нибудь слова любви на ухо говорящим.
Достойным кавалером или мужем мне не быть,
И едва ли кто-то слезу пустит, если по утру не поднимусь я спящим.

Иную я себе избрал судьбу,
Быть наблюдателем, как одинокий волк,
И никогда мне с криком не поднять толпу,
Коль даже в людях понимаю толк.

И свет погас в далекой тьме,
И я, невзрачный и немой, туманами дорог,
В ночи, сестры своей, прозрачной тишине,
Держу свой путь без цели, холоден и одинок.