Исповедь

Могу ли  исповедаться, пастор?
божий дом для всех открыт, сын мой, здравствуй.
Доверять могу ли? Не заберет патруль и…
Чччч, Конечно.

Его берет начало небылица с самых низов, как на пути к царице воровал у купцов,
как черный перевал битву увидал за кольцо,  да там каратов девятьсот,
как на горе, что светила яркой звездой, убил вожака племени яро с лихвой,
доказав, что он воин, доказав, что достоин, кучу тел упокоил.

Ни шагу в бок и ни шагу назад сквозь копья солдат,
укутав в черноземе свой неистовый клад,
в поисках цветов редчайшего сорта,  да на коне полумертвом,
исподлобья смотря, сбил он чье-то дитя,
 тощий всадник сносил все на своем пути, не щадя,
и опосле деяний грешник сей тощий, скрылся в зеленые рощи.

Наемников собрав, их не меньше трех сотен,
поведал план захвата дворца в ближайший субботник,
сверх доспехов своих, накинув лохмотник, и
приказав своим воякам приодеться как сам,
и ждать сигнала с соседнего маяка,
его первых лучей, что падут на ручей.

Любовь сжигает сердце вихрем безумных орудий
и к идеалу стремясь, падают несчастные люди,
и в мыслях, тихо мечтая ночами,
грустим о том, чего рядом просто не замечаем.

Загремела гроза, опустели ножны,
страх на пороге встревожил их сны,
 одурманенный разум от великой любви
дал команду  «Пали».

И плачут дети, о потере отцов,
и дикий зверь не жалеет, мечом невинных жильцов,
дома хрустят под его ногами, и пламя,
любви горит, все ради той,
что, наверно, так сладко спит.

Но мысли все о ней, пока тело в идиллии с металлом,
его стая бойцов всех под одну гребенку сметала,
все царские воины под шум и гам латали дворец,
там слышны были пробоины женских сердец,
истерики, крики, но мысли все о ней,
лишь бы добраться быстрей,
лишь бы добраться быстрей.

Миллионы ступеней к ее вершине единицам лишь нипочем,
когда желанный плод манит наши уста,  даже лишний груз выдержит плечо,
но что влечет за собою цена, омраченная болью, ее основа часто высока,
 вмиг выгорит наш свет, у такой любви нет запасного чистовика.