Кто там в платье светло-синем...

Завтрак



Июль - салат из крови помидора
и огуречной родниковой плоти.
Лиловый лук в язык вонзает шпоры,
и млеют пчёлы в медленном полёте.
И млеют липы от пчелиной ласки -
зачатья гул коре и лубу внятен...
Фаянсовая миска под завязку
заполнена смешением вкуснятин.

Чуть поверху присыпано укропом
и хрусткой солью - сладко и обильно,
И бабушка, и дед, и мальчик - скопом
над миской благоденствуют фамильной.
О,то июль, каких давно уж нету!
Алеют помидоры бычьей крови.
И смотрит дед на внука и на лето
добрейшим взором из-под грозной брови...





*  *  *



Деревянные перила, деревянные террасы,
деревянные ступени грустным голосом поют,
ибо время все бездушней – год от года, час от часа –
перемалывает в пепел перепончатый уют.

И зернистый, и слоистый, искры смол живородящий,
плыл наследный дом сосновый, зыбок и одушевлён.
В летнем коконе веранды, в древесине говорящей
перламутровою жилкой трепетал легчайший сон.

Были в сетке переплёта разноцветны ромбы стёкол,
терем склеен был из хвои и стрекозьего крыла...
Кто звенел там чайной ложкой, кто орех щипцами щёлкал?
Чья беседа по овалу вкруг столешницы текла?

Кто там в платье светло-синем загорелыми руками
над фамильною посудой рано утром ворожил?
Кто входил, ступая грузно, великаньими шагами?
Я один сегодня помню, кто до смерти в доме жил...

Я один на свете вижу те сосновые ступени.
На веранде – капли воска, брызги битого стекла...
И в саду, давно ничейном, холодны дерев колени,
и записка поминанья одинока и бела...