Прощение

Я плакала, как плачут в десять лет, когда хоронят под кустом мышА.
Навзрыд, как будто веры больше нет, что жизнь еще быть может хороша.
А он смотрел, как смотрят в тридцать пять, когда уже есть панцирь на груди
И так мучительно пронзительно молчал, и медлил кинуть "уходи".

Мне было стыдно за распухший нос и за графитовые кляксы на глазах,
Ком в горле не давал задать вопрос, а он ответ зациклил на часах.
И каждая секунда весом в век так издевательски смеялась надо мной,
Мне говоря " ты - недочеловек. Давай уже, поканчивай с собой!"

Он видел умоляющий мой взгляд и жалкое помятое лицо,
И был меня сильнее во сто крат, но ждал....Чтоб я сама сняла кольцо.
Я, как в кошмаре, когда надо убегать, а ноги вдруг обмякли и стоишь,
Не можешь ни проснуться, ни кричать, пронизывает ужас, но молчишь.

И я тогда хотела одного: стать миллионом атомов, частиц,
Да так, чтоб улетучиться в окно, чтоб не дошло до шашек и до гильз.
Но кульминации за так не избежать, уже нельзя не вывезти ролей,
Тогда он изменился вдруг в лице, как зверь меня прижал к груди своей

И слезы хлынули, и панцирь затрещал, и затряслась могучая спина.
Он что-то бормотал, скулил, рычал. Так стала на двоих одна вина.
Один несовершенный механизм, одна захламленная мусором река.
И это все напоминало онанизм для тех, кто смотрит только свысока.

Мы плакали, как плачут в первый день, когда с утробы - прям на белый свет,
Два глупых, но счастливых мудака, впервые вдруг прочухавших рассвет.
Мы - молодые и с состарившимся ртом, узнали то, о чем молчат отцы,
Любовь? Она всегда мешок с котом. И лишь два идиота в ней творцы.