***

Катится полем стон трубной деревни.
Труп хладный цезальпинии деревеней.
Кажется Брута Цезарь нежданным лезвием
Не досчитался дней.
И хоть считался непотопляем труд
Белфастских «Уайт Стар Лейн» —
у альпийских верхушек друга
логика холодней.

Голубь, влетевший в стекло
сознает, что делает. То мгновение
есть мгновение, обрывающее день
освобождения от гнета  неба.
На землю
падает не птица, но камень.
Даже не камень —
тень.

Звук удара — пик,
После которого тишина.
Так  оргазмом
обрывается крик.
После стона роженицы —
миг  до ладони хлопка
Вся тишина знаменует
улыбку смерти
вступающую в свои права.

Нарушением тишины
втекает
меж сложных ладоней
тихое слово с шелестящих губ
застывая
перстнем черной смолы 
на пальце моей мадонны.

Свет через листья
как теплая струйка
на закалевшие руки
легко не дается.
Так дама, привыкшая ценить себя
знающая, укором текущей суке
что результат не важней процесса
любящая, чтоб низкий голос
уверенно произносил
«Принцесса».

Продираться сквозь строй громко
как угодно нелепо
бесспорно легче
нежели
глазом Эдипа
каким бы образом ни ослепленным,
безмолвно
смотреть на вещи.