И было у отца три сына. С дополнением

По мотивам семейно-исторических бесед с мамой

     Ладная была семья у Петра Григорьевича. Три сына народилось. Не каждому такое везение. А земли - с реформы 1861-го всем родом умножали  –  по краю, так едва в полдня обойдешь. И лошади есть. Пара всего, но кряжистые – мерин и кобылка, да жеребчик подрастает. Свое сено отрабатывают. И коровки две, и телушки – две, да бычок – к самой революции народился, к февралю…  Да что там и говорить! Всё есть – живи да живи, сыновей расти. Третий сын, правда, вовсе малец – у юбки еще.  А двое уже в работе – помощники. И все бы ничего - и старшего в гимназии выучили, и средний - тоже тянется к грамоте... Хотя в крестьянском труде это не просто – то керосин экономить надо, то страда не ждет…   
    
     А тут эта буза наверху. И не поймешь, в какую сторону шагать. Землю, вроде, оставили – за то ж и бунтовали. А так, нет покоя: пашешь, пашешь, и все оглядываешься, чтоб нечаянно под горячую пулю не попасть. Вот таким тяжелым способом и растил сыновей  бывший полтавский, а потом  уже кубанский крестьянин Петр Григорьев. Старшего – Ивана  уж и растить не надо было, сам детишек начал строгать. И хату ему справили. Только-только с этим «нэпом» стали подниматься, новая напасть – «коллективизация». Давай всё у людей отнимать. У кого отнимать нечего было, так те больше всех и лютовали: отдавай, мол, батрацким трудом нажитое…  Уж и младший подрос - пользы от него  в работе все прибавлялось. Какие там батраки? На сезон наймешь кого, так больше инвалиды, с войны пришедшие, а то и отвыкшие уже от дела – всё курят, да к вечеру напиваются. Какая с них работа? Вот такие ж люди и подняли бучу: давай мы этих «кулаков», этих эксплуататоров загоним, куда Макар телят…  а землю…  Ну, как оно было - каждый знает - «Историю СССР» все учили.
    
     Так конкретно, что стало с  Петром Григорьевичем, да с семьей его? Посчитали власти, что слишком богато живет Петро и постановили его со всеми домочадцами отправить  к этому «Макару…»  – пусть там землю обрабатывает. Там ее много, земли-то. А все хозяйство пусть  коммуне оставит. В Сибири новое заведет. Но Петро и смолоду-то горяч был, по любому поводу – как порох! А здесь еще бы: свое кровное, тяжкими трудами нажитое, с болями выхоженное -  и отдать? Просто, взять и отдать. Просто так. Сейчас никто не поверит. Вот, как недавно в 90-е бандиты отнимали у людей – просто так, под угрозами всякими. Так, тут бандиты. А там - новая народная власть. Она ж за бедных переживала. Она тех, у кого на одни портки больше, и «раскулачивала». Так этот «беспредел» тогда называли.*
    
     Вот против чего Петро - тогда уже дед Петро - и восстал. Чем такие восстания закончились, знаем. Кого  сослали, кого лишили, а кому  - «десять лет без права переписки»…*  И семья развалилась. Мать занемогла и быстро увяла. Средний сын Григорий сам: кое-что из пожиток собрал, да в новые края подался в надежде на светлое будущее. С той поры - ни слуху, ни духу. А старший - Иван… Тут – особая история...
    
     Сбежал Иван подальше от карающих органов, потому, как тоже с отцом ружье в руки брал, пытаясь отстоять  нажитое добро. Долго скитался по «заграницам», а, все-таки, домой вернулся. Ну, было тогда, разрешили некоторым: мол, Родина прощает, возвращайтесь, работайте. Кто старое помянет…  Вот многие и поверили. Потом - волны были, знаем, «волны репрессий» – вторая, третья и т.д.  Некоторым предлагали варианты. Вот и старшему из братьев Ивану, поверившему  тем, кто разрушил его семью, загубил отца... как человеку по тем временам грамотному и для власти необходимому, предложили хорошую должность. Очень хорошую, хлебную, как  тогда говорили. А семья росла. По инерции, наверное, у всех тогда семьи росли. Или массовая вера в «светлое будущее» управляла процессом?  Обрадовался  предложению наш Иван. Думает: и стране пригожусь, и семье своей жизнь устрою.
    
      Однако, не все так просто. Не хотела Родина за здорово живешь прощать своих сыновей, что не дали себя убить и разбежались по чужим сторонкам. Кого-то - «попроще»  -  оставила «в покое», привязав накрепко к колхозному месту**, а кого и покруче впрягла, взяв…  даже и не знаю, как это назвать – в кровные заложники что ли? Может быть, в истории и найдется сколько-то примеров подобного коварства – во времена средневековых битв или ранних европейских революций. Но то были случаи единичные и касались они больше королевских персон, или генералов каких…  А такое массовое обращение в предатели рода своего, такой поголовный терроризм:  брат убивал брата, за призрачную мечту, за обещание светлого завтра, а тех кто остался в живых убивали еще раз - духовно: откажись от брата, от отца, откажись от своего рода, от своих корней… от всего откажись, что тебе дорого. А за это тебе – жизнь на грани вымирания и… мечту о счастье своих потомков. Ну как? Что-то мне это напоминает. Не сегодняшние ли посулы с высоких отечественных  трибун?
    
     Так, про Ивана. Вы, поди, все уже и сами поняли. Да, отказался он от своего родного отца Петра Григорьевича. Публично, перед партийным собранием, пред колхозниками – своими станичниками. А за это получил он и дом от колхоза, и должность неплохую, и дети в школу пошли. И все бы хорошо. Только кому он поверил?  Да не он один. Догнала их, доверчивых очередная «волна»: кого на Колыму, кого на Беломор-канал, а кому, как Ивану Петровичу, - «без права переписки». Наверное, и приговор с отцовым схож - «как под копирку».
    
     Сегодня все знают, что это такое. Да, это расстрел. Бывало даже, прямо в день ареста. А тогда все думали, мол, экономит страна на почтовых расходах. И то – правильно думали - народное хозяйство поднимать надо – каждая копейка на учете.
    
     А третий брат - Василий? Вырос. С малолетства сиротой – по дальним родичам – поскитаться пришлось. Война боями не задела, правда - инвалидность уберегла. Рука у него в детстве воспалилась от чего-то, да и выболела в предплечье – держать могла что-нибудь, а силы в ней, почти, не было. Но человек он был работящий – крестьянская косточка – так что трудом своим простым, но добросовестным немало помог  отечеству и с войной сладить. Я свидетель: такого честного и порядочного в любом деле человека поискать надо было.  Но молчун был на редкость. Уж и не знаю, то ли от природы он таким был, то ли детство и юность, да и вся долгая жизнь его научили. Только выпьет на праздник бокал светлого вина, своими руками отжатого из своего же винограда… и запоет певучую украинскую песню. Случалось и грустную, но чаще почему-то легковесную, скоморошную:

                Ой, пыла, пыла, чепчик сгубыла,
                Прыйшла до дому, мужа побыла… 

     Всю эту короткую, но тяжелую для восприятия сердцем историю мне рассказала моя мама. Она по коротким репликам – редким откровениям Василия Петровича сложила ее за шестьдесят лет совместной жизни с ним – моим отчимом, много лет  тому назад заменившим  мне отца.
     Вот и вся история об «отце и трех его сыновьях» - как ни считайте - история целой страны. 

* не мог обойтись я без сноски, никак не мог; теперь опять (снова!) другая история: нынешняя власть уже не за бедных, за богатых переживает - а что, как не хватит им богатства? Так они уже вместе переживают... в "частно-государственных корпорациях" - может статься, и переживут наши чиновники-жулики эти тяжелые кризисные времена... или их все-таки расформируют (раскулачат)?.. найдутся добрые люди (здравомыслящие россияне)- правильно проголосуют...

     Кубань, октябрь 2013 г.