Веточка неопалимая

               
Памяти поэта Евгения Курдакова

Люблю закат, когда природа к вечеру готовится
на розу  алую набрасывая  тень,
и создавая ощущение ,что от соцветия,
горящая лучина вырывается  и  окаймляет
белый лист, сплетая рифму беглую,
под одинокое ,усиленное  к а р р!

Ворон  качался на ветке  промокшей
стронуть   пытался  падший орех,
чудом застрявший  в ворохе  листьев осенних,
лишь  господарь  черного ворона словно дразня,
не поддавался  проныре  лакомство  выстукать;
невесть  откуда   ветер сорвался,
ветку  встряхнул ,  и ворон слинял,
каркая плоду, но и тут орех удержался.

Вояка  встрепенулся и по росе скользнул,
пытаясь голод утолить  небесной влагою,
лишь сладкие крупинки, коснувшись клюва,
разметались  по оперению ,не дав напиться;
с досады  взметнулся потомок Ноя, и долго так летал,
оглашая карканьем пространство визуальное.

Под утро тусклое, объятое   туманом с изморосью,
заметил с высоты пернатый отсеки водные,
 волна накатывалась на волну, играясь ,манила
героя повествования,
 меж галек, прихваченных морозцем ранним,
воду выстучать;
 с досады потомок Ноя солью поперхнулся ,
к тому ж,  волной  прохваченный ,холодной,
приливом  шумным  с белой пеной,
 встречен был насмешками стихией.

Отряхиваясь, по берегу  прохаживаться
пернатый стал, ища  воды испить,
да ветер жесткий  налетел ,и вновь
вздыбился океан , и ворон, нахлынувшим потоком
 покрытый, весь   сжавшись, шумя крылами,
отринул  в сторону;
следом,  волна ударила в крыло
и горемыку  погнала   вдоль  берега ;
когда  накаты смягчили бег-
цветущий островок с поляной  маков красных, похожих,
что у придорожной полосы  в  местах, знакомых
ворону  залетному с  рождения,  открылся.

На   пригорке  терновник  буйно цвел,
а над ветвями кружилась пламя ,подобно шару
неопаляя покров цветочный, чисто  белый. 
От  удивления растения такого несгораемого
застыла суть воронья на мгновения.
Придя  в себя, потомок Ноя  к земле припал,
словно  помазан миром был,
и вскоре в тени, упавшей 
от  цветущего  терновника ,труженик  вздремнул …

В покое новоявленный,  застыв надолго ,
головы  не поднимал, как мертвый ,  засветился,
что забеспокоилась  поляна, объятая  сиянием терновника,
благовоние эфира источавший;
бутоны маков красных  всполошились,  негодуя,
что  ворон ,потомок  дальний Ноя,
смутил покой:-   еще чего  мертвечиной  запахнет
в поляне ,подпитанной летучими маслами?

Услышав шепоток услады маковой,
на   помощь   ветер  поспешил,
ласкаясь  благодатью неземной,
 донес  неопалимой купине,
 что   притвора некий, пернатый,  дышит,
лишь ухитряется убогим быть,
намерен задержаться
в святых местах  подольше
здоровьице воронье поправить в ауре куста,
ниспосланного  провидением!

Путеводный, северо-восточный, откуда утро розовеет
холодом обдал приспешника залетного;
потомок дальний Ноя , крылом взмахнув,
почистил перышки ,вздыхая  громко,
и ,бегая по кругу, с такою силою закаркал 
на всё  пространство   маков красных,
что  от крика пригнулись бутоны   маков к земле ,
где  тень пророка Моисея 
витала по утрам над купиной неопалимой…

И, каркая, взлетая ,горластый ,
в воздухе кружился долго
над терновником, венцом огня  объятого,
не  переставая удивляться неопалимости
растения  диковинного, увиденного им впервые;
хотел приблизиться, да  силой воздуха был отдален
на   расстояние приличное.

По  сути  ворон  мудрым слыл среди  собратьев
и эксперимент рискованный продолжить
не решился ,боясь огласки  у пернатых
присутствием довольно  странным
вблизи терновника -неопалимой купины;
скорее перышки  почистил гость залетный,
высматривая путь, в края далекие,  родные,
чтоб рассказать возлюбленной пернатой  о чуде том,
что  он, потомок Ноя,  в пламени терновника,
цветущего, блаженствовал  и  не сгорел.

Да  развернулся, спикировав к макушке
куста, в покрове неувядаемом, крылом
сбил ветвь в полубутонах белых,
подхватывая на  лету, в поднебесье  ринулся;
в клюве ,прикрыв крылом, нёс  осторожно  неземной
букет своей  возлюбленной, ощущая в пламени неопалимом
с  каждою минутой на дальнем расстоянии
воскрешение  своё  духовное.

В  сиянии  луны под розовой  короной
смикшировала рифма   поиск,
замерев на миг,
приблизив к руке  правой  равновесие;
лишь  мозг, подобно неопалимой купине
воспламенялся, но не сгорал, трудился неустанно.

Еще ноябрь  в убранстве  золотом
дышал теплом прощальным,
еще   природа  в зелени  держалась
и  ворон ,словно онемев, не каркал,
вдыхая  грусть  осеннего настоя,
обхаживая круто любимую веточкой  терновника.

Еще  кружился  лист  багряный на ветру,
и ягода шиповника   отчетливо  краснела
в пасмурном обличье ноябрьском ;
еще усталый  тополь-исполин пытался
удержать в природе  имидж любовного настроя,
сквозь крону листвы зелено-желтой луч солнца
пробивался ,посланец от Димитрия  Солунского;
и воробей гулял по проводам,
как по Бродвею , раскачиваясь озорно,
вдыхая настой осенний
и щебетом перекрывая шум машин проезжих---
так  радостен  пернатым был ноябрь   беспечный,
в переливах  разноцветья жизни быстротечной;
еще  лоза ,увешанная  кистью  виноградной,
тепло вбирала  месяца последнего ,осеннего;
и  роза  в малиновом полубутоне, распахнувшись,
на ветерку качалась, умиротворенная теплом.
И рифма задремала, следом…

На смену  вскоре   декабрь пожаловал,
сняв шляпу фетровую, разбросал пригоршни
дождя  со снегом,  мокротою насытив природу,
и ворон  суетливый, промокший и осиплый
с подружкою единственной  судачили
 под веточкой  терновника, не сбросившей цветение неопалимое ,
крылом  вороним.

Порывы  зимние влюбленных  охватили,
и смыли  предмет, заговоренный свыше,
рассыпался букет, упав на воды талые;
да вспыхнул, став краше на удивление пернатых;
сокровище  заморское, цветущее,
 не угасало во   мгле кромешной
и мокряди сплошной,
как будто некто разжигал камин дровишками;
у галки стресс случился, закаркала подружка,
что  испугался день, и стал вдвойне  темнее,
пространство охватилось  зыбью,
как  вороново крыло,
ни зги не видно ,хоть караул кричи!

Ворон  ,как поэт отметил выше ,мудрым  слыл
среди собратьев оных,
подружке клялся,
что осветлит он день,  погрязший в сырости,
из неволи солнце вызволит
 и вырвет облако из  туч;
метель сплошной лавиной  путь перекрыла,
лишь  демиург  голову свернул под самое крыло
выразившись черным камнем у  разгулявшей 
непогоды и карканьем противным охватил пространство,
ворону пока не ясное.

Летел так долго, что  тело стало клонить к низине,
спикировав, себя увидел на пустыре ,скользнул,
покрывая местность криком сиплым,
-Что  за земля?- спросил себя залетный,-погружена
  в молчанье, где же купина неопалимая?
Прохаживался долго в поисках поляны маков,
вдыхая  запах, да  ветер  не колышет  травку милую;
клюв подвел , щипнул, да сплюнул  —горька особа!

-Ну  что ты  оборвал   цветы неопалимой купины?-
из  под    земли  раздался голос  глуховатый;
ворон приподнялся, усмотрев кустарник,
залитый солнцем  и потому невидимый  вначале;
пернатый  отбежал, глаз прикрыв крылом…               
приметив камень неподалеку…приблизившись,               
услышал гул,  вода что ли шумела в подземелье?               

 Пытался  ворон  камень сдвинуть  крылом широким,                               
 да силы все истрачены в полете были
,осталась злость одна,
её-то  взял  потомок Ноя за основу,
разогнался с такою быстротой , что качество воронье
под камень  просочилось , и… тот поддался!
          
Погода  черная  мозги проела  рифмою,
и днем, и ночью серым декабрем
покоя нет  от наважденья  мигов,  пламенем
охваченных, но не сгораемых ,
лишь стоит ухватить его,
 тогда тот миг блаженствует,
стремясь на волю;
не слышно крика  птичьего, не видно неба,
чернота заполонила ,закрыла звезды,
однако, мозг, как  тот  терновник ,
огнем не опалённый, наедине ,
с собою торжествует,  погодой мрачною  напившись
вдоволь, принимая  в качестве лекарства
 эфир летучий,
божьим промыслом ниспосланный.

  И  завершая повествование  о демиурге,
ворвавшемся  под  мигом бойким
 в сознание потустороннее;
 поток воды морской  наружу хлынул,
обдал  спасителя  и высветил поляну маков красных,
ушедшую под землю во время  паводков;
опьянев от запахов, летал, как ошалелый,   
дивясь на куст, воскресший, в шипах усыпанный,
цветущий, в язычках  огня подёрнутый.

Исколов язык до крови, изранив тело,
вырвал клювом  настырный ворон
ветвь самую красивую , неопалимую,  и ввысь  взметнулся,
 оставляя след кровавый за собой;
пронес  он белый знак  в декабрь  черный,
в ореховые заросли родной земли
,где  обитала подруга галка,
прячась  от несносной круговерти.

  Веточка неопалимая
и под мокротой не угасала,
выбрасывая масла эфирные
в застывшую природу и наступила
передышка в декабре, следом
выглянуло солнце и сырость прибрала,
и закружились  стаи воронов больших и малых, 
каркая безумно:
- браво ,браво, ворон черный!

В природе ощущалась тоже нестабильность некая,
облачившись  повсеместно в одежды темно - серые,
застыв ветвями ,в пост вошла вселенная в покрове переменчивом,
 и  ворон одинокий, измокший,
не каркал, по  крыше   суетился ,боясь  встревожить
общение рифмы беглой, потусторонней 
по виртуальной связи  с  поэтом  «тихой лирики» ,
преподносивший букет словесный,
в неопавших лепестках, на  день рождения поэту  эпохальному,
неопалимой   веточкой терновника с полуострова
 Синайского,   расположением своим духовным.