Ich sterbe...

Жизнь-Крыжовник навязла оскоминой.
Заяц, заяц… Опять – не судьба.
Новодевичье Небо Московии,
не пора ли оплакать раба?!
Выжимал – да не вишнею сладенькой.
Что осталось – Твоё:
Забирай!
Ах вы, душечки – Верочки, Наденьки!
Счастья женского призрачный рай.
Кровь сочилась из правого лёгкого.
Густо красила каждый плевок.
Что-то булькало, с клёкотом охало
из груди вырываясь его.
«Умираю…» – сказал, будто выдохнул.
По-немецки «Ich sterbe…» сказал.
Вот и всё. Вот и ладушки
– к Выходу.
Опускается занавес. За…

30.05-1.06.2016
PS:
Страшная болезнь проявилась ещё в 1884 году, когда 24-летний Антон Чехов оканчивал медицинский факультет университета. Он впервые почувствовал себя очень плохо в зале Окружного суда, где присутствовал в качестве репортера. Спустя месяц Чехов писал: «Кровь текла из правого лёгкого. После этого я раза два в году замечал у себя кровь, то обильно текущую, то есть густо красящую каждый плевок, то не обильно; каждую зиму, осень и весну и в каждый сырой день я кашляю. В крови, текущей изо рта, есть что-то зловещее, как в зареве. Когда же нет крови, я не волнуюсь и не угрожаю литературе «еще одной потерей». Дело в том, что чахотка или иное лёгочное кровохаркание узнается по совокупности... Если бы то кровохарканье, которое у меня случилось в Окружном суде, было симптомом начинающейся чахотки, то я давно уже был бы на том свете, вот моя логика».
Развязка наступила в ночь с 1 на 2 июля 1904 года (Баденвейлер, Шварцвальд). По свидетельству жены Ольги Леонардовны, в начале ночи Чехов проснулся и «первый раз в жизни сам попросил послать за доктором. Я вспомнила, что в этом же отеле жили знакомые русские студенты – два брата, и вот одного я попросила сбегать за доктором, сама пошла колоть лёд, чтобы положить на сердце умирающего... А он с грустной улыбкой сказал: «На пустое сердце льда не кладут»... Пришёл доктор (Шверер), велел дать шампанского. Антон Павлович сел и как-то значительно, громко сказал доктору по-немецки (он очень мало знал по-немецки): «Ich sterbe». Потом повторил для студента или для меня по-русски: «Я умираю». Потом взял бокал, повернул ко мне лицо, улыбнулся своей удивительной улыбкой, сказал: «Давно я не пил шампанского...», покойно выпил всё до дна, тихо лёг на левый бок и вскоре умолкнул навсегда».