венок сонетов

Так каждый год: жара, июльский сплин,
Попробуй изменить свою планиду.
А нужно ли? Не упускай из виду –
Голографичен мир и неделим.

И всё же, поменять совсем сюжет,
Добавить красок, изменить тональность,
И осознать, что миг и гениальность –
Две переменные, и разницы в них нет.

Как нет границ меж хладом и жарой.
Вот так живешь, как бы само собой
Полгода, год, приелось, всё так скучно.

И облака опять на водопой
Бредут вечерней летнею порой,
Дождь прошумит, и снова – жарко, душно.


Дождь прошумит, и снова – жарко, душно.
Давай не о погоде, о другом.
Нам этот день привидится потом,
Как в океане брошенная суша.

Забыть и вспомнить – это есть искусство:
Удерживать на леске де жа вю.
Я их страшусь скорее, чем люблю,
Но птеродактиль жив, шестое чувство

Сокрыто глубоко и крепко спит.
Когда-то боги посещали Крит,
Близки и влюбчивы, и верилось, что можно

Смерть обмануть, сложив любви пиит.
Теперь всё это и представить сложно.
И нет любви, но в общем и не нужно.


И нет любви, но в общем и не нужно
Разгадывать придуманный секрет,
Которого, скорее, вовсе нет.
Все небо в сполохах, и гром гремит натужно.

Гроза идет на город фронтом справа,
Еще остался небольшой просвет
На небе, но его сведёт на нет
Тот черный великан, как не бывало

Июльского расплавленного полдня,
Тень мечется, как бы тебя не помня
По стенам, словно падший серафим.

Перед грозой – тоска, тупая сводня.
Не пей из рук её, довольно горьких вин,
Её любви, и счастлив, что один.




Её любви, и счастлив, что один,
Её причуд, кошмаров, сновидений.
И вот уже опять весёлый гений
С тобой на «ты». От надоевших мин

Спасаясь, наугад берешь билет
Без планов, багажа на поздний поезд.
Качнуло, тронулись, а в небе, словно прорезь
Сверкнула молния, сведя счета на нет.

Тебе приснится голубое поле
И розовый фламинго, поневоле
Глазами проследишь его полет.

Ты невесом, в тебе – ни грамма боле.
Здесь новый начинается сюжет,
Гроза, гроза гремит, но толку нет.


Гроза, гроза гремит, но толку нет.
Из сутолоки дней и уз привычек
Ты вырвался, как коробок от спичек
Сгорели все последние пять лет.

Не верь, не верь июльскому дождю,
Его безумству, страстному напору.
Гроза пройдет, и скоро, очень скоро
Все высохнет, так раза три на дню

Случается, на то он и июль,
Чтобы сводить жару с дождём на нуль.
Мне выпадает снова руна Гебо.

Стемнело, небо – в дырочках от пуль,
А мне, как лучшему стрелку, в конце забега,
Каких-нибудь пять капель бросят с неба.



Каких-нибудь пять капель бросят с неба.
Я помню тот последний выходной
Июля, солнце скрылось за горой,
А день сложился, как смешное лего.

Всё было просто – альфа и омега,
Он был тебе так близок, странный мир
Из сновидений, волшебства и игр,
Так близок бесконечности и небу.

Там бородатый странствовал сатир,
Смешные гномы затевали пир,
Там эликсир желаний – вместо хлеба.

Сегодня день и будничен, и сир,
А солнцу нет пространства для разбега.
Совсем ни к чёрту колесница Феба.



Совсем ни к чёрту колесница Феба.
Не пишется, мысль – пойманная мышь.
Скребешь затылок, куришь и мочишь,
Метафора – иголка в стоге сена.

Покрыто небо серой плёнкой, пена –
Над городом, мигрень перед грозой,
Скорее б дождь пошёл сплошной стеной.
Так штурман, выводя корабль из крена,

Курс держит на маяк. Заложник плена
Кораблик твой, вокруг – обман, измена,
Темно, и маяка не виден свет.

На мониторе буквами – «отмена»,
Ты машинально нажимаешь «нет».
Нет радостей, и денег тоже нет.



Нет радостей, и денег тоже нет.
Когда вот так сидишь и ждёшь ответа,
Или по комнате до самого рассвета.
И голова трещит от сигарет.

На горизонте возникает свет.
Бросать монетку – глупая привычка,
Как часто  - это верная отмычка,
Ответ на все вопросы «да» и «нет».

Орёл, лететь, пусть это полный бред
В моем кармане чартарный билет.
Там город из камней белее света.

Иерусалим, прошло пять долгих лет.
Вновь подо мной течет немая Лета,
Уже вторая половина лета.



Уже вторая половина лета.
С шести орет надрывно меудзин,
Шомер жует, обнявши карабин –
Всё милые, знакомые приметы.

Легко со стороны давать советы.
Нависла над Хевроном тишина,
И каменная высится стена,
И что-то жуткое в молчании есть этом.

Я жду автобус, сигаретный дым
Метнулся облаком, я здесь совсем один.
Еще земная твердь не разогрета.

Вот первый пассажир, еще один,
Автобус тронулся. В прямых потоках света –
Толпа, как водится, по-летнему раздета.


Толпа, как водится, по-летнему раздета.
С утра стоит несносная жара.
Так много пил, не помню с кем, вчера,
Так много съел, какая тут диета.

Брожу по улочкам глухим Иерусалима.
На небе плавится огромный жёлтый шар.
Жара ужасная. Передо мной – базар,
Роскошество плодов восточных. Мимо

Гранатов, жёлтых, чёрных помидоров,
Каких-то ягод, фруктов незнакомых.
Огромный покупаю апельсин.

Разноголосен, пёстр гортанный говор,
С пространством запахов и красок неделим.
Я захожу в цветочный магазин.



Я захожу в цветочный магазин.
Флористика – отдельная культура.
По поводу цветов литература
Необозрима, как собранье вин

Бургундии, Прованса, Божоле.
Неповторимое rose созвучно с розой,
Мускат напоминает цвет мимозы,
Коте де Пьервер – вишню в феврале.

Тюльпаны, астры нежатся в воде.
А счастья полного, конечно, нет нигде.
В то жаркое, прокуренное лето

Я путешествовал без денег, налегке.
Я дверь зелёную искал, но вместо света
Там толстый армянин, среди букетов.




Там толстый армянин, среди букетов.
Каким же ветром занесло меня
Сюда, через леса, через моря,
В пространство заповедей, тайны и обетов.

Та точка бифуркации, попробуй
В сознании соединить сейчас
Прошедшее и то что через час
Проявится какой-то формой новой.

Мир покачнулся и лишен основы,
Рождая тайну превращенья в слово
Случайный звукоряд, неповторим

Ни каждый звук, ни свет, лежащий ровно
Вокруг тебя, ты как бы слился с ним
Среди тюльпанов, роз совсем один.





Среди тюльпанов, роз совсем один.
Неважно, на которой части суши
Осуществляешь выбор: хуже, лучше,
Martini bianco или просто джин.

С тобой играет хитрый Насреддин,
В его руках крапленая колода,
Обманывает, шельма, год от году.
Как на ладони карты перед ним.

Такая тел невидимых природа,
Плевать ему на время и погоду.
Он фатум, будь повежливее с ним.

Июль, люблю я это время года.
Я тру горшочек, в коем спрятан джин,
Как запертый в подвале Алладин.





Так каждый год: жара, июльский сплин,
Дождь прошумит, и снова – жарко, душно.
И нет любви, но в общем и не нужно,
Её, любви, и  счастлив, что один.

Гроза, гроза, гремит, но толку нет,
Каких-нибудь пять капель бросят с неба.
Совсем  ни к чёрту колесница Феба,
Нет радостей, и денег тоже нет.

Уже вторая половина лета,
Толпа, как водится, по-летнему раздета.
Я захожу в цветочный магазин.

Там толстый армянин среди букетов,
Гвоздик, тюльпанов, роз совсем один,
Как  запертый в подвале Алладин.