Ода к соловью Из Дж. Китса

Немеют члены. Белладонны сок
Вот так бы явь переводил в неявь.
Предвосхищая Леты кривотолк,
Живое сердце в муку переплавь.
Не завистью, восторгом ты пленил,
древесных нетей гений легкокрыл,
В тяжелых ризах накаляя пыл.
Чужой мотив?
Под заговор теней, уныл, уплыл,
В анналы снов, несолоноречив.

А пастораль, хотя бы и седа,
в дубовых бочках лета держит вкус.
Увиты миртом, пляшут господа,
И пьет народ, не одолев искус.
Ключ Иппокрены нижет пузырьки.
Ах, если б мановением руки
перемахнуть излучину реки
хлебнуть глоток,
лететь с тобою наперегонки,
недремлющий предупреждая рок.


В чужих дубравах свой забуду брег,
не слыша пеней мучимых судьбой.
Как жалок всяк, кто просто человек,
вдвойне, кто жребий проклинает свой.
И юности, и прелести дала
природа срок,  а горю несть числа.
То вверх, то вниз сбивается шкала.
Ступеням счет
И бремена как легкие крыла
однажды Смерть, играючи, смахнет.


Но весел, вслед лечу я за тобой,
не в колеснице, коей правит Вакх,
Нет, окрылен Поэзией самой,
Я воспарил на молодых крылах.
Веди меня, нечаянный Орфей,
Луна за пультом звездам корифей.
По тропам мха не тянет суховей.
Сгустился мрак,
и светляки потушены у фей,
Вечерний зум иссяк.


Тьмы лепестков невидимых изыск
для обонянья расточает шлейф.
Эфир и мускус льнут туманом брызг
со всех лиан, заманивая в дрейф.
Акация,  жасмины, эглантин,
ночной фиалки бледный палантин.
Прелестнейшее наших палестин
Во сне, шутя,
манит пчелу за жалюзи куртин
Прелестной розы сущее дитя.

Сквозь тремоло я загляделся в Смерть,
Неужто милым слаще умереть?
Слагал ей стансы, и кручины твердь
дыханьем слабым пробовал согреть.
И фибры вне оттаяли в свой миг,
Земной школяр и робкий ученик,
Преодолел я тяготы вериг.
Как реквием
Земля свой юный показала лик,
На молодильных яблоках Эдем.

Извечных соловьиных баркарол
распахивает души глубина.
Земные жизни - кто их не прочел?
Небесная над ними все одна
живая трель. И молодая Руфь
вот так же твой высматривала клюв,
И слезы ей не застилали слух
В краю чужом,
когда катились на белесый туф
за ностальгии горьким колоском.


Юдоли скорби брезжит испокон
полоской света кроха райских кущ.
Я за тобой как провалился в сон.
Ты улетел, зеленый вьется плющ.
Другие ждут в магическом окне
Заморской трелью в дикой стороне
Не вынырнешь? А въяве ли, во сне...
У нот
Не рвется сердце словно в западне,
Обманных эльфов издревле народ.













Как ноет сердце!.. Будто немотой
объяты члены, словно бы течет
по жилам опий. Летою густой -
еще минута - кровь моя замрет.
Не тяжесть то, восторга полнота
превыше сил в созвучиях твоих,
Дриада легкокрылая! Столь чист,
Среди дерев - с зеленого листа
В узорах кущ, тенями залитых,
Твой плещет свист.

Сейчас бы впасть в седую старину,
В тот терпкий вкус прованских погребов,
Из царства Флоры солнца отхлебну,
И словно песнь услышу средь лугов.
Пой, Иппокрены в кубок мой пролей
кипучей влаги в пенных пузырьках,
И упоенье сладкое придет,
Невидим глазу, с песенкой твоей,
ах, упорхну из мира в царство птах,
под неба свод.

Вспорхну, растаю в чаще и навек
Забуду пени мучимых судьбой.
Как жалок всяк, кто просто человек,
как сладко вам не слышать под листвой.
И юности, и прелести удел
Одни седины множить средь невзгод,
Страданьем мысль любая тяжела,
За миг Любви румянец облетел,
И Красота наутро отцветет,
Лишь Смерть цела.

Лети, лети, я следом за тобой,
Не в колеснице бахусовых слуг,
Нет, окрылен Поэзией самой,
Покину скудных умствований круг.
...С тобою я! Как негой дышит ночь!
Над полнотою царственной луны
роятся звезды в трепете орбит.
Но ветер стих, пробиться им невмочь
в глухую поросль сонной тишины,
здесь мрак разлит.

Не вижу я цветов у ног своих,
лишь аромат, пропитывая тьму,
названья выдаст в зарослях ночных
кустов и трав, затверженных уму.
Фиалка будь то спящая, иль терн,
шиповника колючий приворот,
Иль - майских рос любимое дитя -
Кокетка-роза. Мускусный шатер,
Летучей твари полон; льнет и льнет,
жужжа и льстя.

Когда-то я от жаворонка нот,
О Смерти возмечтал, почти влюблен.
Эфира множил горький небосвод,
лаская рифмой плоть ее имен.
Все выше ты, и замирает дух,
Столпы небес приподняты в эфир,
О, в полночь я познал бы, не дыша,
как реквием о мертвый бьется слух!
Но длится экзальтированный пир,
Иль трель - душа!

Лишь ты, бессмертный, вечно будешь петь,
Ничтожным поколениям живым,
Из древности твой голос мог звенеть
шутам или правителям земным.
Не Руфь ли подбирает колоски?
И слез ее стариннейший напев
Звучит,  и облегченье будто в нем?
Растаешь ты за воздухом мирским,
Зовут тебя, все окна проглядев,
В раю былом.

Былом! Как будто колокол звонит
вернуть меня на бренные пути.
Твоя фантасмагория навзрыд
не может длиться вечно, о, прости!
Обманчивого Эльфа титул твой
прости, прости. Твой блещущий хорал
звенит ли все средь рощ или мурав?
Быть может, длясь в груди моей больной
в долине сна? О, ты один лишь знал,
мой сон был явь.

Рис. С.Орлова