кормление

большой злой рот, который за тебя ест. Он умело притворяется бабушкиной тарелкой, перетянутым ремнём чемоданом с одеждой в прихожей, стуком налогового инспектора в дверь, крысиным писком кнопок банкомата…

Шлемиль ждал в промежутке кормления. Тупо и растеряно глядел на исчезающее в невидимой пасти паразита пространство.
Он всегда подбирает за ним упавшие на пол крошки реальности, чтобы оставить их на потом. Он знал, что никогда их не съест, он по одной опускал их на пустое дно желудка фанатзии. Его мечты — объедки. Всё сильнее растёт голод Шлемиля, все сильнее растет голод окружившего Шлемиля рта. Этот голод не имеет желудка, этот голод — чужой город: кольцевидная глотка тоннеля, разверзшийся рот окружающего, сточенные резцы, медленное, ленивое моргание глотания. Перерыв и угольный взор жадной тьмы на недоеденный мир, теплый гнилой ветер дыхания.
Шлемиль увидел солнце и облака в отражении грязной кастрюли, он увидел на себе крошки дневного света. Его уже ели. Обсасывали кривые кости рук, нежную кожу пяток, жёсткие немытые волосы. Шлемиль тогда не подумал, что это относится непосредственно к нему, ведь он не привык к ласкам внимания. Шлемиль так и не узнал что будет дальше.