Обитель

Застывает на губах крик, выгоняя за порог сны.            
Замолчи, проклятый язык, мне слова твои не нужны.         
Заживляя на душе шрам, расплетала чудеса ночь...         
Как ты с мужем-то сейчас там, поседевшая моя дочь?             

За окном с утра метёт снег, и в душе который день стынь.    
Мне давно уже пора вверх, да не кончится никак жизнь.               
Сердце сношенное сбои́т — видно, там уже меня ждут.         
В чистой комнатке для троих обретён последний приют.         

Здесь у каждого в глазах боль, каждый тихо тянет свой гуж —         
Человеческая юдоль неприкаянных земных душ.               
А соседки — ничего так, разговорчивы и без зла.          
Ту, что слева, сдал сюда брат — замотали, видно, дела.            

У них рано умерла мать, он ей был как будто бы сын.      
Он не смог её к себе взять, но приносит ей инсулин.         
Она плачет и его ждёт. Инсулиновый грозит шок
Без немногого седьмой год. Он бы взял её, когда б мог.      

У другой же молодой внук раскрутился — приобрёл дом,   
Нанял няньку и двоих слуг, замечательно живёт в нём.          
Он по жизни, в общем, не тать. Сдал, конечно же, не со зла...    
Она с ним ходила гулять, когда мачеха не могла.

Навестила в эту ночь мать, сорок лет уж как её нет,               
И не снилась этак лет пять — позабывчив, видно, тот свет.      
Разметало над трубой дым — зимний ветер поутру крут...         
Это ты, мой дорогой сын? Проходи! Как тебя зовут?