Осенний огонь
не сжечь тоски раскидистых ветвей.
Я пред окном который день стою —
от птицы малой жду больших вестей.
Весь в дрёме мир. Мечтают небеса
о чём-то сокровенном и высоком.
Готовятся к зиме и парки, и леса,
бег замедляя по стволам всех соков.
Но даже там, в раскидистых ветвях,
что дрёме подчиняются невольно,
забыв иль вспомнив о былых летах,
огонь горит, как совести невольник.
Кленовый лист — потомок Герострата —
в пять языков пылает над землёй,
и в том огне — последнею утратой —
моя любовь сгорает надо мной.
Но знаю, что осеннему огню
не сжечь тоски раскидистых ветвей,
их тени на стене я в памяти храню
как отпечатки пальцев и локтей.
Ушедших дней, ушедшие стихи…
Как ветви строки их — коряво-угловаты.
Их не виню! И ты, любовь, прости!
Ведь я одна в пожаре виновата.
И оттого осеннему огню
не сжечь тоски раскидистых ветвей...
В дозоре, пред окном, который день стою:
от птицы малой жду больших вестей.
Мне тени лгут. И тают. И дрожат.
Да стою ль я таких трудов? Не знаю.
Как лист в гербарии, к стеклу прижат
мой бледный облик, постепенно тая.
Задует ветер немощный огонь,
что в кронах потихоньку догорает. —
Так жалок иногда огонь свечной,
что непременно с воском умирает.
Исчезнет свет, и тени пропадут:
так беглецы последние покинут
мой непригодный и для них приют,
что, словно камень, из оправы вынут.
О, осень, потрудись, прости меня!
Нуждаюсь я в прощении природы:
боюсь осеннего холодного огня,
страшусь и жду другое время года.
Уж твёрдо знаю я: осеннему огню
не сжечь тоски раскидистых ветвей,
но, как и прежде, у окна стою —
от птицы малой жду больших вестей...
Свидетельство о публикации №116070709635