Сталин

  Что было с Россией моей...
  Какими людьми управлялась...
  Однажды власть русских царей
  Мингрела в руках оказалась...
  Ведь Сталиным ставший в веках,
  Мальчишкою был Джугашвили...
  Чей образ  - любовь где и страх -
  По древнему боготворили...
  О, сколько по душу его
  И споров, и криков уж было.
  Но мнения  -  ни одного,
  Которое б всех убедило.
  Пока Солженицын, и с ним
  Искандер, пожалуй, всех вяще
  Его отразили таким,
  Какой он и был настоящий...
  Но, как неизбежный изъян,
  Чтоб морок отвеять бесовский,
  Прочти хоть бы раз "Таракан";
  Да-да, для детей; да, Чуковский...
  Приспело, знать, время, коль я
  За Сталина тоже принялся.
  Хочу  -  поспокойней; не зря
  Чтоб, значит, зачем-то старался.
  Спустя лет уж за шестьдесят,
  Теперь бы пожалуй и можно
  О нём повернее писать;
  Без воплей и дрожи острожной...
  Великий и детский народ!
  К гражданству никак не готовый!
  Ты создал семнадцатый год -
  Чтоб снова вернуться в оковы...
  И тут уж не важно, чья власть;
  Кто времени больше пригоден -
  Была бы могучая страсть;
  И был бы разсудок свободен.
  Свободен от власти идей;
  Кто их  -   под себя подминает.
  Кто знает отлично людей;
  Про них лучше их кто всё знает...
  Как понял он русских, увы;
  Что мы и трусливы, и дики;
  Не то что бы там без главы,
  Не можем никак без владыки!
  Что слишком уж много таких,
  Которых служаками славят;
  Из помыслов самых благих
  Которые давят и давят...
  И, как подтвержденье тому,
  Иной раз читаю такое,
  Что тронуться можно уму;
  Быть сердцу всю жизнь в непокое:
  Мол, был ли грузином грузин?
  Двойник иль тройник нами правил?..
  Пусть подлинно был бы один,
  Наследье  -  такое оставил!
  Всё худшее бывших времён
  Он с лучшим смешал воедино -
  Доныне проклятья и стон,
  И оды во славу грузина...
  О, страха творец и дитя!
  О, буйства и месть, и подмена!
  Людей вызнавал он  -  шутя;
  Да так, что кровавилась пена...
  Насмешка и чёрное дно
  Народной любви, и к народу.
  Всех мера с собой заодно;
  И Мысли зажавшей свободу...
  Для урок он был паханом,
  Который всех прочих обставил;
  Кто многих в отместку потом
  В Сибирь, ту же ссылку отправил...
  Обида ль в нём горца жила,
  Казнённого стужей Сибири?
  В чём первый уступ для орла,
  Полётной лишённого шири?..
  Как стал этот семинарист,
  Смерть певший в стихах на грузинском,
  Душою железно-сталист;
  И шагом пошёл  -  исполинским?..
  Как он для товарищей стал:
  "Да как же? о, ты... тот, который..."?
  И кто ему, кто помогал?
  Кто был самой верной опорой?
  Разтлитель детей, любожён,
  Разстрельные списки плодивший?!..
  Иль  -  Мессинг... зачем пощажён
  От страшного дара изнывший?..
  ...В искусстве людьми управлять,
  Особенно над удалыми,
  Способность важна удивлять -
  Себя заодно с остальными...
  Есть слух, что однажды вошли
  В его уж пустые покои,
  То будто бы книги нашли:
  "Гипноз", "Управленье толпою"...
  Вот это  -  та самая новь;
  Взамен одряхлевшей уж Веры...
  Есть в мире Добро и Любовь!
  Как циники и изуверы...
  О, тайной свободы абрек;
  О, с юности Смерти подручный;
  О, лучше всех понявший век;
  О, смысл его, дух злополучный.
  Державы жестокий итог;
  Пиров Валтасар; вождь уродов;
  Чиновных законченный бог;
  Отец и блюститель народов...
  Вот список неполный, друзья,
  Сложившихся определений.
  Но, как ни итожил бы я,
  По гроб не лишуся сомнений:
  Себя бы нам в нём изучать,
  В сём деспоте грозном и славном.
  Мы всё ещё будем решать,
  Как смог он стать первым и главным...
  Но ныне мне видится он -
  Возмездьем тюремной России...
  Зачем-то проявленный сон
  Похожей на нас Византии...