Колонна

Два дня с корабля сгружали, на третий поволокли
на самый высокий холм, парящий в небесной раме.
Рабы надрывались, падали, распластываясь в пыли.
Мрамора зверь белозубый был приручён мастерами.
Работа кипит, и крошка, нетающих льдинок взвесь
колет им руки и плечи, летит в загорелые лица.
Храм богу они слагают, как величальную песнь,
чтоб дух его вездесущий тут захотел поселиться.
Какой без агОры город, без храма город какой?
Поднимется храм – и наладится жизнь потихоньку.
Светла и стройна колоннада над выгоревшей травой,
неистребима вера, что бог не пройдёт сторонкой.
Море внизу играет, над ним синевы разлив,
для Зевсовой колесницы – просёлочная дорога.
Проедет и храм заметит, милостив и гневлив,
в то время боги, как люди, капризными были немного.
Проехал – и не заметил. «Мало ли смертных тут,
разве я им сиделка, сумеют – спасутся сами».
И в полунОчный город скифы неслышно войдут
в грубых звериных шкурах, с острыми тесаками.
Спит дозорный, не слышит: кони ржут вдалеке.
Похолодало, снега падают первые хлопья.
ПОдал знак одноглазый вожак с булавой в руке –
стрелы летят и дротики, в деле мечи и копья.
Кто-то упал на пороге, кто-то, живой пока,
вступает в переговоры, гостей освещая лампой:
«Может, вы перепили кобыльего молока?
Вас исцелят и согреют вина из наших амфор».
Не нужен кочевникам город – только б чужим добром,
цацками золотыми свои нагрузить кибитки.
Молнии не сверкают, не громыхает гром.
Дежурный божок, зевая, подсчитывает убытки.
Скифы перекатиполем носятся по земле,
сеять они не умеют и не живут домами.
Промчались – навеки скрылись в тысячелетней мгле,
прямо в Аид скакали, коней обжигая кнутами.
Дымился растерзанный город, оставшиеся в живых
сжигали тела любимых, и долог был плач похоронный.
И мастеров проводили – девять из десятерых.
Храма не стало тоже – одна устояла колонна.
... Стоит и сегодня, сияя божественной белизной,
а вечером розовеет её нетленное тело.
Увидел я это впервые ранней крымской весной:
над молодой травой она в синеву летела.
Как чередуются строго грани и желоба,
словно морские волны прошли по стволу и застыли.
А капитЕль – как будто гривастая голова:
давно отгремевшего бога смертные подзабыли.
И белоснежные брызги повсюду в траве и песке –
то мрамора плач об утрате гармонии форм и пропорций.
Зеленоглазая  ящерка в каменном завитке,
о Гелиосе не зная, блаженствует, греясь на солнце.
Не упади, колонна! Мифическая пора
теперь мне всё чаще снится поэмой высокого стиля.
Так ладно и вдохновенно работают мастера,
что верится: жизнь состоится, и никого не убили.