Кони рыжие

       


      КОНИ  РЫЖИЕ
    маленькая  поэма


Летний  отдых  обдумав  взвешено,
я   в  деревню  поехала  Мешено,
где  моя  проживала  бабушка.
Я  любила  ее  оладушки,
пирожки  с  лучком  и   картошкою,
я  спала  на  печи  вместе  с  кошкою
и  совсем  не  скучала по  городу.
С  коромыслом  ходила  по  воду,
хоть  к  тому  не  была  привычною.
Я  кормила  цыплят  пшеничкою
и  остывшею  пшенной  кашею,
я скоблила  ножом  пол  некрашеный
в  пятистенке  сухом и  бревенчатом,
самовар  раздувала   вечером
сапогом  с  голенищем  хромовым,
пол  в  хлеву  устилала  соломою;
я  одежду  забросила   модную,
не  могла  надышаться  свободою.
Я   пила  молоко  топленое.
Я  любила  стоять  под  иконами
почерневшими,  очень  старыми.
Мне  казались  Святые  усталыми,
Богоматерь  с младенцем  горестной.
Ей  и  кланялась  бабушка  поясно
и  шептала  молитву  долгую.
Ну,  а  я  была  комсомолкою,
жизнь  иными  мерками  мерила.
Я  вышучивала  суеверия,
предрассудки  и  страхи  дремучие.
Мы  с  ней  спорили  в  редких  случаях
между  делом, легко,  с  прибаутками,
оставаясь  друг  к  другу  чуткими.
В  этом  споре  и  не  было  правого.
Меня  местные  звали: - Павою,-
или  просто: - Эй,  ты  приезжая!
Я  серьезной  была  и  сдержанной.
Меня  видели  часто  с  книжками.
Я  еще  не  дружила  с  мальчишками.
Все  они  мне  казались  глупыми,
неотесанными  и  грубыми.
С  них  и  спрашивать  было  нечего.


Но  вот  как-то  однажды  вечером
у  реки,  там, где  ивы  купаются,
ты  окликнул  меня: - Красавица!
Не  скучаешь  одна  на  лавочке?
Торопились  на  танцы  парочки.
Где-то  пела  гармонь  далекая
и  в  груди  моей  что-то  екнуло.
Мне  и  вправду  было  невесело,
только  гордость  вдруг  перевесила
и  ответила  я  раскованно:
- Как-нибудь  обойдусь  без  клоуна.
Ты  смолчал, лишь  уздечка  звякнула.
И  зачем  только  я  это  ляпнула.
Конь  заржал  и зацокал  копытами...
И  осталась  я  позабытою,
молчаливой,  во  всем  неправою
на  скамье  под  луной  лукавою,
обвиняя  себя  бесстыжую,
что  теперь  тебя  не  увижу  я.
Вспоминала  глаза  и  волосы,
и  каким  говорил  ты  голосом,
руки  жилистые  и  ловкие,
как  вскочил на коня  со  сноровкой  ты,
как  с  обидой  своею  справился.
Ты  тогда  уже  мне  понравился.


Я  боролась  всю  ночь  с  бессонницей,
я  хотела  с  тобой  познакомиться,
целый  день  притворялась  беспечною
и  едва дотянула  до  вечера,
я  была  из  десятка  неробкого...
Ты коней  вел  все  той  же  тропкою,
но  меня  не  о  чем   не  спрашивал.
- Эй, чем  кони  твои  накрашены?-
начала  я  сама. Чуть   выждала
и  добавила: - Слишком  уж  рыжие.
Но  ты  руки  развел: - Так  случается.
Если  хочешь, давай  покатаемся.
И  слова  твои  были  вежливы,
но  глаза  озорны,  насмешливы.
В  небе  ярко  сияло  полмесяца.
Я  плохою  была  наездницей,
но  ответила: - Что  ж  попробуем!
И  ресницы  твои  чуть  дрогнули,
ты  смотрел  на  меня  растерянно,
я  сама  была  неуверенна,
что  смогу,  что  я  это  сделаю,
но  тебе  уступать  не  хотела я.
И  твой  конь  подо  мною   взлягивал,
не  скакал,  а  едва  вышагивал,
темным  глазом  косил  испуганнно
на  меня: - Что  ты  делаешь, пугало?
Я  в  бока его  билась   пятками
за  тобою  следила  украдкою,
как  ты  водишь  коня   поводьями,
а  потом  получилось,  вроде  бы.
Как  бескрылая  птица  летела я,
были  мы  с  конем одно  целое
и,  обвитая  рыжей  гривою,
я  себя  ощущала  счастливою.
Ты  меня  называл: - Амазонкою,
сумасшедшей  и  смелой  девчонкою.
Я  б  и  с  лешим  сумела   справиться
лишь  бы  только  тебе  понравиться.
Я  была  тобой  очарована,
ты  держался  со  мной  раскованно,
твои  мышцы  играли  силою,
в  тебе  было  что-то  красивое,
что-то  дикое,  скрытое,   тайное.
Наступила  минута  прощальная,
я  решила: - Привыкнешь – сблизимся…
И  ты  вдруг  спросил: - Завтра  свидимся?
Сладко  пахло малиной  и розами,
над  деревней  рассвет  плыл  розовый.
и  глаза  твои  были  ясными
и  казались  мне  кони  красными.
Ты  смотрел  на  меня  выжидательно
и  сказала  я: - Обязательно,
обязательно  завтра  встретимся,
на  тропинке  под  ивой  развесистой.
В  дом  вбежала  и  дверь  захлопнула,
я  от радости  чуть  не  лопнула,
лишь  и  крикнула: - До  свидания!
Я  весь  день  провела  в  ожидании
и  едва  дотянула  до  вечера.
Я  себя  вела  опрометчиво...


Мы  дружили  с  тобой  лето  целое,
я  была, как  негр,  загорелая
и  совсем  раздружилась  с  книжками.
Я  коней  объезжала  с  мальчишками,
верх  брала  на  любых  состязаниях.
Говорил  ты  мне: - Ненормальная,
ты  пойми,  что  везет  до  случая.
Ты  жалел  меня, был  уступчивым,
все  мои  упреждал  желания,
но  пришла  пора  расставания...


Ничего  еще  не  было  сказано,
были  мы  с  тобой  очень  разными
и   ты  вымолвил  еле  слышимо:
- Нас  роднят  только  кони  рыжие,-
незнакомым  осипшим  голосом
перед  самым  отходом  поезда.
- Ты  студентка,-  продолжил  сухо  ты,-
ты  мечтаешь  заняться  наукою,
ты  умна,  у  тебя  воспитание,
а  мой  дед  был  простым  крестьянином,
мой  отец   пашет  землю  на  тракторе.
Кем  я  буду?   Таким  же  пахарем.
Я  стояла  в  пролете  тамбура,
ветер  стебли  гнул  топинамбура
и,  кусты  раздвигая  ближние,
морды  вскинули  кони  рыжие.
Ты  смотрел  на  меня  выжидающе,
монолог  твой  был  отрезвляющим.
Прошептала  я: - Так  случается.
Мне  пора,  поезд  мой  отправляется.
И  добавила  очень  искренне:
- Я  тебя  забросаю  письмами.
У  меня  еще  будут  каникулы.
Но  ты  вскинул  вдруг  руки  пониклые,
плечи  сжал  мне,  до  губ  дотронулся
лишь  губами  и  поезд  мой  тронулся.
И  я  крикнула: - До  свидания!
Я  с  тех  пор  не  люблю  расставания,
объяснения   слишком  длинные.
Ты ответил: - Прощай  любимая!
Я  не  знаю,  о  чем  я  плакала,
только  слезы  беззвучно  капали,
степь  мелькала  вдали  за  окнами
перелесками,  речками,  копнами
и,  земли не  касаясь  выжженной,
мчались  вровень  со  мной  кони  рыжие.