6. Машины, люди и вокзалы...

НОВЕЛЛА 6 – МАШИНЫ,  ЛЮДИ  И  ВОКЗАЛЫ.

С  различными  механизмами  и  машинами  у  меня  всегда  складывались  довольно  непростые  отношения.  Дело  в  том,  что  они  четко  делятся  у  меня  на  «живые»  и  «неживые».  Мне  трудно  представить  себе  жизнь  в  деревообрабатывающем  или  металлорежущем  станке,  прокатном  стане,  бензопиле  или  газонокосилке.  Они  кажутся  мне  исполненными   какой-то  зловещей  угрозы.  Не  люблю  натужно  ревущих  грузовиков,  не  люблю  наглый  и  хищный  легковой  транспорт,  не  люблю  несущихся  с  пронзительно-скрежещущим  звуком  трамваев,  очень  настороженно  отношусь  к  мотоциклам…

Мне  близки  и  понятны  машины,  имеющие  непосредственную  связь  с  людьми.  Они  для  меня  не  только  живые,  но  и  обладают  собственной  душой.  Таковы  пароходы,  поезда,  самолеты,  космические  корабли,  определенным  образом  олицетворяющие  силу  стихий:  поезда – Земли,  пароходы – Воды,  космические  корабли – Огня,  самолеты – Воздуха,  самой  моей  любимой  стихии.  Я  ведь  Водолей,  воздушный  знак,  поэтому  эта  любовь  объяснима  и  понятна.

Первое  мое  знакомство  с  машинами  произошло  в  раннем  детстве  и  оказалось  весьма  забавным.  Если  верить  семейным  хроникам,  было  мне  года  три.  Мы  с  папой  пошли  куда-то  гулять.  По  пути  он  встретил  знакомых,  разговорился  с  ними,  а  потом  вдруг  обнаружил,  что  его  молчаливое  задумчивое  дитё  «провалилось  сквозь  землю»:  только  что  было  здесь,  а  теперь  его  нигде  не  видно…

Искали  меня  часов  пять,  пока  не  нашли  на  проходной  авторемонтного  завода,  где  я  пил  чай,  закусывая  копченой  рыбой  и  ведя  серьезную  беседу  «за  жизнь»  с  усатым  вахтером… Случилось  же  вот  что.  По  дороге  мимо  меня  шел  огромный  трактор... Надо  сказать,  что  в  те  времена  на  Колыме  работала  преимущественно  американская  техника,  так  что  скорее  всего  это  был  знаменитый  «Каттерпиллер».  Эта  махина  настолько  меня  зачаровала,  что  я,  как  околдованный,  пошел  за  ней – и  шел,  пока  не  пришел  за  трактором  к  заводу…  Увидев  отца,  я  очень  удивился  и  спросил:  «Папа,  а  где  ты был?..»

Хорошо  помню  огромные  грузовики  с  платформами,  перевозившие  сразу  по  два  трактора  либо  бульдозера – их  звали  «Даймонд».  Запомнилась  еще  одна  встреча.  Мне  было  тогда  года  4-5.  Мы  играли  во  дворе,  а  у  подъезда  стоял  этот гигант.  Конечно  же,  мы  его  облазили  и  досконально  общупали,  затем  вернулся  шофер  и  разогнал  нас.  Я  не  убежал,  а  спросил:  «Дядя,  а  ОН,  этот  МАШИН,  сам  ездить  может?»

«Дядя»  рассмеялся,  взял  меня  под  руки  и  засунул  в  кабину.  Затем  включил  зажигание.  Было  темно,  только  на панели светились  циферблаты – светились  каким-то волшебным зеленым светом… Потом  заревел двигатель,  и  я  впервые  в  жизни   ПОЕХАЛ… Я был  настолько  потрясен,  что  даже  забыл  поблагодарить  своего  благодетеля,  когда  поездка  закончилась…

Вообще,  в  те  далекие  времена  все,  что  было  связано  с  движущимся  по  земле,  воде  и  в  воздухе,  пользовалось  огромным  уважением  и  воспринималось  как  безусловно  героическое… Была  у  нас  и  небольшая  железнодорожная  узкоколейная  линия,  связывающая  город  с  90-м км  Колымской  трассы.  Паровозик,  который  перевозил  по  ней  грузы,  звался  «Кукушкой»  и  вполне  соответствовал  своему  имени.  В  нем  я  тоже  как-то  прокатился,  но  это  было  значительно  позже.

О  море  и  кораблях  я  уже  и  не  говорю – это  вечное   наше,  мальчишеское… Помню  парусную  шхуну  «Нерпа»… Потом  ее  списали  и  она  почти  10  лет  стояла  на  приколе.  Ох,  как  здорово  с  нее  ловилась  рыба!... 

Помню  страшный  день  18  ноября  1950,  кажется,  года… Тогда  в  один  из  тяжелых  зимних  штормов  погиб  рыболовный  сейнер  со  всем  экипажем…  Видеть  ряд  наглухо  закрытых  гробов,  выставленных  для  прощания   в  кинотеатре  «Моряк»,  было  не  просто  страшно,  а  как-то  нечеловечески  жутко… После  этого  я  несколько  ночей  не  мог  спать…

С  кораблями  у  меня  вообще  связано  очень  многое,  но  как-то  фрагментарно.  Первое  близкое  знакомство  произошло  в  1949  году.  Мы  тогда  плыли  из  Магадана  во  Владивосток,  потому  что  папа  впервые  за  14  лет  получил  отпуск.  В  этом  путешествии  был  один  хорошо  запомнившийся  мне  момент.

Видимо,  мы  проходили  через  пролив  Лаперуза,  потому  что  была  видна  южная  оконечность  Сахалина.  Все  пассажиры  столпились  на  правом  борту,  скакали,  вопили  и  бросали  в  воздух  фуражки.  Я  тоже  немножко  поскакал  с  ними,  а  потом  убрел  на  корму.  И  тут  я  впервые  в  жизни  «дематериализовался»…

Было  утро… За  кормой  нашего  корабля  тянулся  глубокий  фосфоресцирующий  след … бирюзово-голубовато-зеленый… Над  ним  дрожал  густой  туман,  а  из  этого  тумана  вставало  огромное, яростное, «косматое»  и какое-то  НЕЗЕМНОЕ солнце… Не  знаю,  сколько  я  так  простоял… минуты?  часы?  дни?...

А  потом  целый  день  пытался  рассказать  папе  и  маме,  ЧТО  я  видел… Однако  у  взрослых,  как  всегда,  были  свои  дела,  и  что  им  до  наших  детских  радостей  и  потрясений?... Запомнил  имя  корабля – «Урицкий».  А  вот  приход  во  Владивосток  почему-то  не  помню…

Зато  возвращение  домой  помню  очень  хорошо.  Сначала  был  поезд  Москва-Владивосток… Маленькая  Земля,  особо  организованный  «цыганский  табор»,  река  человеческих  судеб… Командировочные,  военные,  обычные  пассажиры,  непременные  инвалиды…

Инвалидов  было  очень  много – война  только-только  закончилась… Деревянные  костыли,  обязательная  гармошка  и,  конечно,  песни – о  войне,  о  горе,  о  потерях… Слезы – и  у  тех,  кто  пел,  и  у  тех,  кто  слушал… Здесь  не  подавали  милостыню,  ибо  размежевание  на  «мы»  и  «они»  еще  не  возникло.  Делились  всем,  что  имели – одеждой,  деньгами,  едой.  Кто-то  застревал  в  купе  на  несколько  дней,  особенно  если  там  ехали  бывшие  солдаты  или  офицеры… Все  были  ОДНОПОЛЧАНАМИ,  и  не  было  разницы,  кто  на  каком  фронте  воевал…

Пили  много,  но  совсем  не  так,  как  пьют  сейчас.  Были  и  драки,  но  какие-то  «невзаправдашние»…  Беспризорники,  цыганки  в  немыслимом  тряпье  с  их  вечным:  «Позолоти  ручку,  всю  правду  скажу»… Были  и  уголовники,  и  карточные  игры,  и  шулера… Вагон-ресторан – металлические  миски,  подстаканники,  чай,  и  везде  аббревиатура  МПС…

За  почти  две  недели  пути  сближались  максимально  тесно,  образовывались  кланы,  сообщества,  землячества.  Клан  северян,  или  колымчан,  был  одним  из  самых  влиятельных.  Бывало,  что  кто-то  проигрывался  в  пух  и  прах  или  пропивал  все  до  последней  копейки,  и  тогда  давали  в  долг  курево,  еду,  деньги. 

Завязывались  новые  знакомства,  перезаключались  трудовые  договоры,  поскольку   непременной  частью  поездного  сообщества  были  вербовщики.  Стране  остро  не  хватало  рабочих  рук  не  только  на  разрушенных  западных  территориях,  но  и  на  Урале,  в  Сибири,  на  Дальнем  Востоке  и  на  Севере…

Конечный  пункт… Это  были  знаменитое  Ванино  и  не  менее  знаменитая  Находка.  В  перид  навигации  они  напоминали  огромный  военный  бивуак:  люди  селились  в  обычных  домах  (до  «хрущевских»  пятиэтажек  было  еще  очень  далеко),  в  хибарах,  «зэковских»  бараках,  а  кто-то  разбивал  лагерь  из  шалашей  просто  на  берегу. 

Были  и  зэки,  которых  перевозили  отдельно  в  битком  набитых  грязных  и  ненадежных  судах.  Бывало,  что  они  тонули,  не  пройдя  и  половину  пути.  Об  этом  не  принято  было  говорить,  а  ныне  эта  правда  почти  позабыта…

В   ожидании  парохода  мы  прожили  в  Находке  почти  десять  дней.  Поздняя  осень… Хорошо  помню  большие  замерзшие  лужи… В  одной  из  них  стыли  вплавленные  (или  вмерзшие?)  цветы,  тонкие  веточки  и  листья,  сохранившие  охристо-багряную  окраску…

Не  знаю  уж  как,  но  мы  все-таки  втиснулись  на  последний  корабль,  следующий  в  «столицу  Колымского  края».  Это  был  грузо-пассажирский  пароход  «Витебск».  Люди  набились  туда  во  множестве,  некоторые  расположились  прямо  на  палубе.  Нам  повезло – нас  поместили  в  твиндек, особый  трюм  с  тянущимися  через  все  его  пространство  нарами.  Помню,  как  меня  поразил   плотный  удушливый  кисло-гнилостный  и  махорочный  запах,  навечно  пропитавший  этот  скорбный  «Ноев  ковчег»…

Переход  длился  около  недели.  За  двое  суток  до  Магадана  корабль  попал  в  тяжелый  осенний  шторм.  Пошли  льды,  и  мы  катастрофически  НЕ  УСПЕВАЛИ… Понять  меня  могут  лишь  те,  кто  сам  болтался  в  ржавом  трюме  на  столь  же  ржавом  и уставшем  судне  без  всякой  надежды  на  постороннюю  помощь…

Глухие  удары  воды  о  борта,  качка  и  какой-то  невероятно  жуткий – металлический  и  одновременно  почти  живой – скрип-крик… Плач,  стоны,  ругань,  неукротимая  рвота  более  чем  у  половины  пассажиров… Угольная  вонь,  жара  в  битком  набитом  трюме  и  ледяной,  пронизывающий  насквозь  холод  на  палубе…

Мы  с  братом  по  причине  детской  щенячьей  храбрости  не  понимали,  ЧТО  происходит  и  ЧТО  МОЖЕТ  ПРОИЗОЙТИ… Зато  у  нас  хватило  ума,  взявшись  за  руки,  шляться  по  трюму,  распевая  во  весь  голос  «Врагу  не  сдается  наш  гордый  «Варяг»,  за  что  мы  и  были  подвергнуты,  мягко  говоря,  «всеобщему  порицанию»…

Вхождение  в  узкое  горло  Нагаевской  бухты  воспринялось  как  спасение.  Здесь  уже  стояла  зима,  бухту  сковал  лед,  да  такой,  что  корабль  не  мог  причалить… К  берегу  добирались  «на  своих  двоих» - кто  бегом,  кто  пешком,  а  кто  и  ползком.  Никого  это  особо  не  удивляло – север,  обычное  дело,  главное – добрались…

Помню,  на  причале  я  оглянулся,  чтобы  попрощаться  с  нашим  «Витебском».  Честное  слово,  ничего  подобного  я  никогда  больше  не  видел – вместо  корабля  передо мной предстало  нечто  вроде  снежно-ледяного  холма,  из  которого  торчала  слабо  дымящаяся  труба… А  потом  был  любимый  Дом,  и  ящик  с  игрушками,  и  бабушка… 

Может  быть,  именно  эта  память  заставляет  меня  при  вопросе: «Как,  вы  не  были  на  Канарах?»  мысленно  задавать  встречный  вопрос: «Как,  вы  не  бывали  в  Ванино  или  Находке  в  50-х?  Не  пересекали  зимнее  Охотское  море  в  жестокий  шторм?  Не  болтались  почти  неделю  в вонючем  трюме?  Не  стыдились  слез  при  виде  угрюмых  сопок  и  маленького,  утонувшего  в  снегах  города?  Нет?   Ну  что  ж,  у  каждого  времени свои  песни»…

Еще  одно  воспоминание,  связанное  с  детством  и  кораблями – чудовищной  силы  взрыв,  обрушивший  огромный  кусок  скалы,  напрочь  снесший  множество  домов  и  домишек  припортового  поселка,  традиционно  именовавшегося  «Шанхаем»,   и  почти  похоронивший  порт…  В  ближайших  городских  зданиях  повылетали  стекла… Потом  отец  принес  домой  спекшийся  от  жара,   тускло  светящийся  сине-багровыми  разводами  зазубренный  кусок  металла… Подобрал  он  его  у  одного  из  корпусов  областной  больницы,  откуда  до  бухты около  2-х  км…

Случилось  же  вот  что:  одновременно  взорвались  два  грузовых  судна,  под  завязку  набитые  аммоналом. Колыма  и  золотодобывающие  прииски - это,  в  первую  очередь,  взрывные  работы.  Что  там  произошло,  так  никто  и  не  узнал,  а  сегодня   не  осталось  ни  самих  кораблей,  ни  тех,  кто  на  них  работал…

«Адмирал  Нахимов» - это  уже  лето  1963-го  года… На  нем  я  отправился  в  Новороссийск  к  своему  школьному  другу.  Огромный,  роскошный,  светящийся  и  до  отказа  наполненный  музыкой  праздничный  город  в  море,  а  ночью – почти  космический  корабль…  Как  любой  студент,  я  был  ограничен  в  средствах,  поэтому  купил  палубный  билет,  зато  провел  ночь  наедине  с  Морем  и  Кораблем,  а  затем  встречал  с  ними  рассвет…

И  снова,  как  в  далеком  1949-м  году,  пережил  глубокое  и  сильное  потрясение,  которое  трудно  передать  в  словах… Отстраненность… изолированность  (но  не  одиночество)… полное  слияние  с  существом  по  имени  «теплоход»,  морем,  звездами  и  луной… с  жизнью  и  живым  чудом  мощной  корабельной  машины… Странная  завороженность,  в  которой  исчезли  и  время,  и  пространство… а  потом – Крым,  Ялта… В  дальнейшем  я  не  раз  бывал  в  этих  местах  и  очень  полюбил  их. 

1966 год – прохождение  военных  сборов  на  крейсере  «Кутузов»  в  Севастополе.  К  нашему  великому  сожалению,  за  все  время  нашего  пребывания  на  нем  он  ни  разу  не  покидал  бухту.  Зато  однажды  утром  мы  увидели  зрелище  совершенно  небывалое:  в  паре  кабельтовых  от  нас  обосновалась  взявшаяся  ниоткуда  гигантская  металлическая  гора,  перед  которой  наш  славный  крейсер  казался  хрупкой  лодочкой… Это  был  первый  советский  авианосец  «Москва»…

1968-1970 г.г.- Северный  флот… Вот  тут  я  насмотрелся  на  корабли  вволю… Мурманск,  Североморск,  Сафоново,  Росляково,  Полярный… Тогда  я  впервые  увидел  атомную  подводную  лодку,  стоявшую  в  сухом  доке - это  был  десятиэтажный  дом  длиной  не  менее  120-150 м… Повидал  многое,  хотя  походить  «по  морям,  по  волнам»  по-настоящему  так  и  не  пришлось…

И  последнее  воспоминание – Тула,  1971 г. Я  тогда  некоторое  время  жил  у  родителей  и  работал  врачом  Скорой  помощи.  Тула  очень  большой  и  протяженный  город,  но  нам  почти  каждый  день  случалось  проезжать  мимо  красивого  парка  и  памятника  явно  морской  принадлежности. 

Однажды  я  выбрался  туда.  Оказалось,  что  это  памятник  капитану  1  ранга  Рудневу – командиру  легендарного  крейсера  «Варяг».  Помню,  как  долго  стоял  около  него,  вглядываясь,  вслушиваясь,  стараясь  не  то  что-то  открыть  для  себя,  не  то  что-то  понять,  не  то  что-то  услышать… По-моему,  этот  памятник  ничуть  не  уступает  севастопольским,  главное  же  здесь  то,  что  он  был  возведен  на  средства  не  только  жителей  Тульской  губернии,  но  и  на  «пожертвования  благодарной  России»…

Вот  такая  удивительная  связь:  бессмертный  гимн  «Варяга»,  исполненный  двумя  детьмя  на  почти  погибающем  «Витебске»,  тульский  памятник-мемориал  и  уже  совсем  другой  «Варяг»,  самым  непостижимым  и  мистическим  образом  вошедший  в  мою  жизнь  в  сетябре  1998-го  года…  И  не  просто  вошедший,  но  и  изменивший  ее  окончательно  и  бесповоротно.  Те,  кто  уже   прочел  «Тайну  Жизни»  и  «Письма  Учителям»,  поймут,  о  чем  я  здесь  говорю…

Поезда… Это  тоже  нечто  загадочное,  часто  неожиданное  и  судьбоносное.  О  них  тоже  многое  можно  вспомнить,  но  я  ограничусь  тем,  что  уже  рассказал  в  начале  повествования  о  поезде  «Москва-Владивосток».  С  теми  или  иными  изменениями,  внесенными  расстояниями  и  временем,  проведенным  в  пути,  каждый  сможет  найти  в  памяти  что-то  свое  об  этой  удивительной  внутрипоездной  жизни,  как  правило,  строго  ограниченной  рамками  этого  пути…

НЕБО… Им я  болел  долго  и  очень  серьезно,  нисколько  не  сомневаясь  в  том,  что  буду  летчиком.  Однако  не судьба - у  меня  очень  рано  и  стремительно  начала  развиваться  близорукость.  Пришлось  идти  во  врачи,  но  любовь  к  небу  и  самолетам  осталась  во  мне  на  всю  жизнь.

Мне  довелось  летать,  пожалуй,  на  всех  типах  гражданских  самолетов,  начиная  с  ЛИ-2  и  ИЛ-12  и  заканчивая  аэробусами.  Из  всех  «машин  и  механизмов»  летательные  аппараты – самое  живое,  умное,  трудолюбивое  и  по-особому  трогательное  творение  человеческое…

Очень  большой  отрезок  моей  жизни  связан  с  самолетами.  Куда  и  на  чем  только  я  не  летал!.. И  каждый  полет  был  связан  с  чем-то  замечательным  и  неповторимым. 

А  теперь  подумайте  о  том,  сколько  же  мыслей,  чувств,  человеческих  судеб  и  самых  разных  событий  вместила  в  себя  эта  удивительная  ПТИЦА,  это  бесстрашное  и  умное  СУЩЕСТВО,  максимально  близкое  к  солнцу,  звездам,  человеческим  жизням  и  небесным  путям?  Как  устало  и  одновременно  удовлетворенно  выглядит  самолет,  завершивший  долгий  многочасовой  перелет  и  прощающийся  после  него  с  нами,  его  пассажирами  и  подопечными…

Дороги  человеческие – перекрестки,  автомагистрали,  проселки,  вокзалы,  залы  ожидания… Встречи,  проводы,  надежды  и  утраты… Иногда  именно  с  вокзалов  начинается  очень  многое,  а  нередко  это  начало  абсолютно  новой  жизни… Я  всегда  очень  любил  их – аэро-  и  морпорты,  авто-  и  железнодорожные  вокзалы. 

Будучи  в  Одессе,  я  все  никак  не  мог  окончательно  «приехать»  и  постоянно  околачивался  в  морпорту  либо  на  ж.д.  вокзале – видимо,  в  моей  душе  продолжала  жить  надежда  или  на  какую-то  судьбоносную  встречу,  или  на  столь  же  судьбоносное  расставание…

Вокзалы  никогда  не  были  для  меня  просто  «местом  ожидания»  кого-то  или  чего-то,  скорее,  это  были  «Врата  Пространства»,  «Корабли  Времени»,  «Перекрестки  Миров и Судеб».  Я  часто  задумывался  о  том,  ЧТО  могло  бы  случиться,  если  бы  это  был  другой  вокзал,  другой  путь,  другие  встречи:  крошечная  малозаметная  «флюктуация» - и  все  бы  изменилось,  и  «Я»  был  бы  уже  не  «Я»,  а  кто-то  совсем  другой…

Думаю,  ЧТО  стало  бы  с  теми  людьми,  которые  позднее прочно  вошли  в  мою  жизнь,  а  я  стал  частью  их  жизни… Говорят,  нет  незаменимых  людей.  Это  так,  однако,  делая  тот  или  иной  выбор,  мы  влияем  не  только  на  свою  жизнь,  но  и  на  жизни  других.  Число  этих  людей  не  поддается  определению,  потому  что  любой  человеческий  поступок  ежесекундно  изменяет  общую  реальность.  Мы  можем  понимать  лишь  то,  что  ЕСТЬ,  но  ничего  не  знаем  о  том,  что  МОГЛО  БЫ  БЫТЬ…

И  вот  сейчас  я  прихожу  к  выводу,  что  САМА  ЖИЗНЬ   провела  меня  ЕДИНСТВЕННО  ВОЗМОЖНЫМ  ПУТЕМ.  Думаю,  что  Душа  моя  САМА  захотела  реализовать  именно  этот  маршрут  для  каких-то  неведомых  мне  целей…

Впервые  я  очень  остро  почувствовал  это  в  январе  1968  года.  Я  тогда  возвращался  в  Одессу  после  совершения  самой  нелепой,  но  от  этого  не  менее  страшной  ошибки  в  своей  жизни.  На  юг   Украины  тогда  обрушился  мощнейший  циклон.  Мела  метель,  свет  фар  нашего  автобуса  пробивал  перед  собой  не  более  3-4-х  метров.  Скользкая  опасная  дорога,  заносы,  натужный  рев  мотора… Пассажиры  притихли,  не  было  слышно  ни  единого  слова…  Угроза  витала  в  воздухе  и  ощущалась  всеми  абсолютно  реально…

Мне  было  очень  и  очень  плохо… К  счастью,  у  меня  с  собой  была  бутылка  вина.  Я  выпил  ее  полностью  и  наконец-то  смог  расслабиться… Закрыл  глаза  и  погрузился  в  зыбкое  пространство  между  сном  и  бодрствованием… И  вот  тут  мне  показалось,  что  меня  обнимают  какие-то  удивительно  добрые  и  нежные  руки,  что  они  укачивают,  баюкают   меня…  Шепчут:

«Да,  мы  все-все  понимаем… Плохо, но  ты  даже  не  представляешь  себе,  как  тебе  будет  плохо  в  дальнейшем… И  не  год,  и  не  два,  и  не  десять,  а  гораздо  больше… Однако  это  все  пройдет… Ты  выстоишь… Ты  выдержишь,  потому  что  мы  в  тебя  верим… Попробуй  и  ты  поверить  нам,  ибо  в  вашем  мире  ничего  «просто  так»  не происходит…»

Потом  я  почти  полностью  забыл  этот  не  то  разговор,  не  то  сон  наяву,  а  до  знакомства  с  трудами  С. Грофа,  К.Г. Юнга,  М. Ньютона,  Р.А. Монро, Р.  Ассаджиоли  еще была  пропасть  времени.  Сейчас  она  позади,  и  я  почти  уверен,  что  если  бы  не  та  «самая  нелепая  и  страшная  ошибка»,  не  было  бы  ни  того,  что  произошло  за  последние  12  лет,  ни  меня  сегодняшнего,  ни  вас,  читающих  эти  строки… Точнее,  не  было  бы  НАС…

Сейчас  у  меня  тоже  особый  период. Это  не  только  собирание  себя  «по  частям»,  не  только  личностный  и  духовный  синтез,  но  и  нечто  другое.  Происходитт  интеграция  мира  во  мне  и  меня  в  мире,  происходит  отдача  себя  миру  людей  и  вбирание  в  себя  мира  людей.  Это  слияние  Земли,  Воздуха,  Воды  и  Огня - мой  индивидуальный  путь  в  Жизнь  без  Смерти… Путь,  единственно  возможный  для  меня…

Поэтому  стоит  сказать  еще  об  одной  важной  вещи:  все,  АБСОЛЮТНО  ВСЕ,  к  чему  прикасается  человек,  обретает  КАЧЕСТВО  ЖИЗНИ,  и  лишь  от  человека  зависит,  каково  это  качество  и  какова  эта  жизнь.  Машины  и  механизмы  «бездушны»  лишь  для  того,  кто  бездушно  относится  к  ним.  «Неживое»,  впитавшее  в  себя  человеческую  судьбу,  веру,  надежду,  жизнь  и  смерть,  любовь  и  тепло,  неизбежно  становится  ЖИВЫМ.  Так  было  и  с  «Варягом»,  и  с  «Одиссеем»,  и  с  «Арго»,  и  с  многими  другими  «ожившими»  или  «оживающими»  механизмами. 

Это  особенно  актуально  в  отношении  машин,  рожденных  величайщим  научным  и  технологическим  гением  человечества.  Это  касается  не  только  компьютеров  последнего  поколения,  не  только  «Всемирной  паутины» - Интернета,  не  только  нано-  и  квантовых  технологий,  но  и  космических  кораблей.  Космонавты  всего  мира  могут  многое  рассказать  об  этом…

Сегодня,  сейчас,  буквально  на  наших  глазах  рождается  принципиально  новое  ПОЛЕ  ЖИЗНИ  и  ПОЛЕ  СОЗНАНИЯ,  а  термин  «электромагнитная  среда»  все  больше  вытесняется  термином  «энергоинформационное  поле  Земли»  или  термином  «Планетарный  Разум».

У  человечества  ныне  множество  путей,  и  не  просто  у  безликого  человечества,  а  у  каждого  из  нас,  человеков – у  каждого  без  исключения.  У  жизни  много  историй,  и  каждая  прекрасна  или  ужасна  по-своему,  у  каждой – своя  интонация,  своя  музыка,  своя  гармония  и  свое  звучание.  Надо  только  научиться  их  слышать  и  понимать…

Говорят,  что  каждая  история  имеет  свой  конец.  Да,  это  так,  но  чаще  всего  история  заканчивающаяся – лишь  пролог  для  следующей,  и  твоя  история,  как  и  история  твоего  друга,  и  истории  совсем  незнакомых  людей  всегда  не  «лучше»  или  «хуже»  других,  а  САМАЯ  ЛУЧШАЯ,  нужно  только  ПОВЕРИТЬ  в  это. И  как  хорошо,  что  нам  опять  пора  в  дорогу…

Есть  начало  и  конец  у  любой  истории,
Нас  несет  фантазия  завтрашнего  дня,
Снятся  мне  по-прежнему  чистые  мелодии,
Только  не  встречается  лучше,  чем  твоя…

Олег  Митяев.

*** 

Иллюстрация из Интернета