Лермонтов. Убит не на дуэли. Часть 3

НАЧАЛО публикации «Убит не на дуэли.
Правовая версия убийства Лермонтова» – http://www.stihi.ru/2016/06/27/4580




Часть третья.  ЛОКАЛИЗАЦИЯ  ВЫХОДНОГО  ПУЛЕВОГО  ОТВЕРСТИЯ


Несколько обнадёживает, что по локализации выходного пулевого отверстия мы всё-таки сможем приблизиться к истине, так как при мысленном соединении входного и выходного отверстий – мы – так же мысленно – проведём линию раневого канала.

Как кажется на первый взгляд, – локализацию выходного пулевого отверстия лекарь даёт вполне понятно: «...поднимаясь в верх вышла между пятым и шестым ребром левой стороны...».

Однако... «левая сторона»... – это опять разговор вообще: опять – «выбирай, что тебе нравится»! Это может быть как со стороны груди по передней аксиллярной линии левого бока, так и со стороны спины по задней аксиллярной линии левого же бока.

Но конкретного слова «грудь» – он при этом – не употребляет... Вот видите, и здесь лекарь Барклай де Толли лукавит: ...молчит. Воспринимай, мол, как может тебе позволить это – твоё воображение... Ну, не может... не может он написать, что пуля вышла из груди поэта; ибо тогда всем станет понятно, что вошла она ровно с противоположной стороны: именно со спины.

А вот здесь, как говорится, стоп: ...заметили ли Вы, что при описании Барклаем выходного отверстия появилось словосочетание «левая сторона»? А почему же не «левый бок»?.. Да потому, что пуля – действительно вышла между пятым и шестым ребром, как пишет Барклай де Толли, да только – она вышла вовсе не по какой-либо из трёх боковых аксиллярных линий; очевидцы свидетельствуют о ране, алеющей на груди под сердцем поэта.


Л.И. Тарасенко-Отрешков
______________________________

16-го июля 1841 года находившийся на лечении в Пятигорске петербургский знакомый Лермонтова Л.И. Тарасенко-Отрешков заходил в дом Чилаева, где увидел: «...на кровати в красной шёлковой рубашке лежал бледный, истекший кровью Лермонтов. На груди видна была рана от прострела пулею кухенройтерского пистолета.  Грудь была прострелена навылет, и лужа крови на простыне. С открытыми глазами, с улыбкой прозрения он казался как бы живой, с выражением лица – как бы разгадавшего неведомую ему замогильную тайну».


А.Чарыков. К воспоминаниям о М.Ю. Лермонтове
_____________________________________________________

«Когда страшная весть о его кончине пронеслась по городу, я тотчас же отправился разыскивать его квартиру... Вхожу в сени, налево дверь затворённая, а направо, в открытую дверь, увидел труп поэта, покрытый простынёй, на столе; под ним медный таз; на дне его алела кровь, которая несколько часов ещё сочилась из груди его»...


А.И. Арнольди. Из записок
________________________________

«Ранним утром на другой день (16-го июля) я видел Лермонтова в его квартире на столе, в белой рубахе, украшенного цветами. Комната была пуста, и в углу валялась его канаусовая малиновая рубаха с кровяными пятнами на левой стороне под сердцем.»


...Пуля, как известно, по законам физики летит от стреляющего – по прямой горизонтальной линии, если цель его находится в равных с ним условиях, то есть в данном случае – на одном уровне. В нашем случае речь идёт о коротком расстоянии в 15-20 шагов, то есть примерно не более 15-20-ти метров, – если Лермонтов был убит на дуэли...

Итак, если пуля вошла в правый бок, то выйдет она – через левый бок. Если пуля вошла в грудь, то выйдет она через спину. Если вошла в спину, то выйдет – через грудь.

Уж как хотите, но не может пуля войти в правый бок со стороны груди по передней аксиллярной линии ниже 10-го ребра (то есть спереди), а выйти – «между пятым и шестым ребром с левой стороны» (добавим: под сердцем) и ...тоже спереди! При этом «пробив правое и левое лёгкое». То есть сделав самую настоящую – чуть ли не параболическую – крутую дугу.

Пуля, вошедшая в правый бок спереди со стороны груди, по законам физики должна выйти на уровне задней аксиллярной линии левого бока, то есть со стороны спины. Но и здесь лекарь Барклай де Толли – ...молчит: видимо, сознательно не конкретизируя локализацию выходного отверстия... «С левой стороны» – и достаточно. Дескать, это же вполне понятно: «ну ежели вошла спереди, то вышла-то, естественно, сзади!..», – благо, что пятое межреберье есть у человека и спереди, и сзади. Собственно, именно так и мыслят наши современники, в том числе и врачи, не принимающие во внимание красноречивые показания трёх очевидцев локализации кровоточащей раны... Впрочем, справедливости ради поясним, что наши врачи-специалисты «не принимают во внимание» воспоминания трёх лермонтовских современников-очевидцев не потому, что сознательно отбрасывают эти свидетельские показания, а потому, что... просто не в курсе, что они – существуют.

Но у нас с Вами эти воспоминания – есть, и не доверять им нет никаких оснований.

Обратимся ещё раз к вышеприведённым текстам.

Первым из всех троих видел тело поэта Л.И. Тарасенко-Отрешков, ибо он видел его ещё лежащим на кровати в той одежде, в которой и был убит: в красной шёлковой рубашке, но уже без форменного сюртука... На груди же, как мы с Вами можем себе представить, виден был окровавленный дефект ткани в виде разрыва, который очевидец и называет «раной от прострела пулею кухенройтерского пистолета». Не может не обратить нашего внимания и свидетельство очевидца о «луже крови на простыне»... «Грудь была прострелена навылет», – пишет он, воспринимая, видимо, рану на груди как место входа пули в тело поэта. Да и что можно тут ещё подумать, если «убит на дуэли»?!.

Кстати, –  по свидетельским воспоминаниям современников – окровавленный форменный сюртук поручика Тенгинского пехотного полка Михаила Лермонтова был сразу же разрезан на куски и сожжён во дворе чилаевской усадьбы. Якобы за ненадобностью для дальнейшего пользования.

А это и есть факт уничтожения вещественных доказательств.

И... думаете, что сюртук сразу же разрезан на куски только лишь для удобства его дальнейшего сжигания?.. Ну да, куски ткани сгорят легче и быстрее, чем цельный сюртук. Но. Дайте волю своему воображению и представьте себе эту картинку, когда при наличии горестных–неожиданных–многочисленных проблем, связанных с похоронами, кто-то с ножницами (или ножом?) в руках, сосредоточенно занят кромсанием на куски форменного сюртука, только что снятого с убиенного? Пожалуй, самым срочным делом это не является; это – дела далеко не первой надобности и могут подождать. Нет, мы-то, конечно, с достоверностью знать не можем, когда именно был сожжён сюртук, а точнее – резанные куски от него: 15-го или 16-го июля 1841 года... Но не вызывает никаких сомнений, что «расчленение» форменного сюртука, кричащего об убийстве поэта выстрелом в спину, требовало немедленного уничтожения как основной улики. Если же мыслить в интересах убийц, стремящихся к собственной безнаказанности, то их поведение становится вполне логичным и понятным, ибо огнестрельное повреждение зелёного сукна офицерского сюртука в виде красноречивой дыры со следами чёрной копоти от кухенройтерской пули, вошедшей в тело Лермонтова явно со спины... – оставлять без внимания было никак нельзя. И, конечно же, главные «заинтересанты»... – (видимо, это были Васильчиков и Глебов, ибо самому Мартынову, как представляется, в состоянии крайнего возбуждения было не до того) – главные «заинтересанты» лихорадочно и мгновенно занялись уничтожением вещественной улики, поручив кому-то из слуг – как обычное дело – «быстренько» раскромсать сюртук на части (и потом сжечь), именно потому, что по отдельным кускам ткани (как до сжигания, так и во время оного), будет никак невозможно понять, – даже самому «вредному» и «вникающему» любопытствующему: к какой конкретной части тела жертвы прилегал этот кусочек ткани со следами огнестрельного воздействия, будучи частью ещё цельного сюртука.

Тем не менее, «канаусовая малиновая рубаха с кровяными пятнами на левой стороне под сердцем» этой скоропостижной участи избежала. Но... по логике вещей... она ведь тоже оказалась непригодной для дальнейшего потребления?.. В воспоминаниях Л.И. Тарасенко-Отрешкова и А.И. Арнольди, которые посетили убиенного Лермонтова 16-го июля, то есть на следующий день после убийства, фигурирует лермонтовская красная (малиновая канаусовая) шёлковая рубашка, в которой Михаил Юрьевич был убит.

Л.И. Тарасенко-Отрешков пишет: «...на кровати в красной шёлковой рубашке лежал бледный, истекший кровью Лермонтов. На груди видна была рана от прострела пулею кухенройтерского пистолета.  Грудь была прострелена навылет, и лужа крови на простыне.<... >». Позвольте, но Михаил Юрьевич всегда имел и рубашки, и другое необходимое чистое бельё впрок. Так что же мешало переодеть его убиенное тело   с р а з у   же в белую рубашку, – что было сделано значительно позже, как мы это узнаём из воспоминаний А.И. Арнольди, когда красная рубаха просто «валялась в углу» пустой комнаты, где находилось тело убиенного Лермонтова, и меры к её срочному уничтожению не предпринимались?..

Согласитесь, что на первый взгляд, это весьма странно: сюртук сжечь немедленно, а рубаха?.. Почему она... – ?.. Стоп. Ответ прост: рубаха имела следы «прострела в грудь», а сюртук – простите за просторечие, – дырку «на спинке» (согласно портновскому языку).

На первый взгляд – совершенно очевидно, что мёртвое тело поэта (во избежание дальнейших кривотолков) преднамеренно, что называется, «напоказ» оставили в окровавленной рубахе, дабы все желающие могли видеть «рану на груди от прострела кухенройтерского пистолета». Но здесь можно и возразить: подходящей рубахи «вот так вот сразу» могло и не оказаться «под руками», ибо поэт вместе со Столыпиным-Монго, хоть и оставляя за собой жильё в Пятигорске, всё же уже переехали для лечения водами в Железноводск. Это да. Могло быть и так. Однако, если быть последовательным в рассуждениях, то А. Чарыков, видевший вторым из наших  очевидцев тело Лермонтова, рассказывает, что оно было покрыто простынёй, а рубаха, получается, всё ещё находилась на теле убитого поэта... И от неё всё ещё не спешили избавиться. Вы спросите «почему? и о чём это говорит нам?». Да потому, что в любом случае это кровавое пятно на груди убитого поэта ничем и никак не вредило убийцам. И в самом деле: на нём же не написано: «Внимание! Этот окровавленный разрыв ткани является местом   в ы х о д н о г о   пулевого отверстия»! И даже наоборот: этот кровавый след от ранения ярко свидетельствовал об убийстве «в грудь». Совсем, как на дуэли. И даже когда эту красную прострелянную рубаху наконец-то поменяли на чистую белую рубашку... – эта «красная» всё ещё продолжала находиться «при теле», и, думается, что не один Арнольди внимательно осмотрел дефект её шёлковой ткани «от прострела на груди»...

То есть, – подведём черту, – рубаха продолжала ещё «быть надобной»... Ну да: в конце концов, кто же мог знать, что даже через бездну времени «какой-то рубахе» будет уделено столько внимания? И что ей надлежит стать одной из улик, доказывающих убийство поэта не на дуэли?

Вторым из троих очевидцев, оставивших свои воспоминания, был, как мы уже говорили выше,  А.Чарыков: тело поэта уже перенесено с кровати на стол и покрыто простынёй; под ним теперь подставлен медный таз, на дне которого алеет кровь...

Судя по тому, что кровь продолжала ещё сочиться – (и как не вспомнить тут стихотворение Лермонтова «Сон»: «...по капле кровь точилася моя...») – А.Чарыков видел тело тоже, как и предыдущий очевидец – 16-го июля, на следующий день после убийства. Обратившись к судебной медицине для выяснения на предмет возможности столь длительного кровотечения, я убедилась, что Чарыков ничего не придумал, и кровь действительно могла и должна была истекать из сквозной раны; за той лишь разницею, что не «из груди», говоря языком судебной медицины, не из выходного пулевого отверстия, а из входного, поскольку покойный лежал на спине... Дело в том, что после наступления биологической смерти кровь имеет свойство опускаться в нижележащие области тела, утрачивая свою текучесть в течение 48-ми часов, когда наступает стадия гемолиза (или имбибиции): третья стадия развития трупных пятен.

И – внимание: именно факт истечения крови в медный таз, подставленный под убитого Лермонтова,  когда тело поэта лежит на спине – является доказательством местонахождения входного пулевого отверстия именно на спине: то есть – действительно: убит выстрелом в спину.
 
А.И. Арнольди был третьим очевидцем: тело поэта находится на столе, в белой рубахе и украшено цветами; «в углу валялась его канаусовая малиновая рубаха с кровяными пятнами на левой стороне под сердцем.»

А.И. Арнольди, проживавший в июле 1841 года по соседству с Лермонтовым в доме Уманова, был боевым офицером и очень даже неплохим художником. А художники, как правило, разбираются в анатомии человека и вполне способны точно определить по пятнам крови на рубахе локализацию пулевого отверстия, – за тою лишь разницей, что, конечно же, А.И. Арнольди не мог тогда поверхностным взглядом определить: входное оно или выходное, – но нам от него этого и не требуется... В воспоминаниях же Л.И. Тарасенко-Отрешкова – совершенно конкретно и недвусмысленно называется место расположения раны «на груди» и «ранение навылет». Чего же нам большего?.. Всё ясно: пуля вышла – именно  на груди ниже сердца, поскольку Барклай де Толли, описывая выходное пулевое отверстие, локализует его  «между пятым и шестым ребром с левой стороны».

А уж если пуля вышла из груди («с левой стороны» по описанию Барклая), то вошла «поднимаясь в верх», – само собой разумеется, со спины («с правой стороны»). Это – так же верно, как «дважды два – четыре».

Но вот, что хочется здесь подчеркнуть особо. Если бы пуля «вошла в правый бок» на уровне 10-го ребра, то есть спереди, – то и кровавое пятно от раны, рассматриваемое нашими очевидцами-свидетелями, находилось бы на теле убитого – справа, а вовсе не «слева под сердцем», и, конечно же, было бы хорошо видно, так как тело поэта лежало на спине.


Продолжение - http://www.stihi.ru/2016/07/02/2035
Часть четвёртая. ЛОКАЛИЗАЦИЯ РАНЕВОГО КАНАЛА

Вернуться к предыдущему тексту – http://www.stihi.ru/2016/06/30/1812
Часть вторая.  Локализация ВХОДНОГО пулевого отверстия