Босичко

Домик для зимы

Сошьем из вьюги и стекла
Во всю судьбу пальто.
Сорока нитку принесла
И гузик золотой.

«Тепло ли, девица, тебе?» –
«Подкладка – чистый снег!
Подам и птичке, и судьбе,
И курочке на смех.

Вот станут жить они добром
В высоком терему
И петь загрудным серебром
По слову моему!»

«А если курочка звенеть
Не сможет бубенцом?» –
«Найдется песенка про смерть
Под кухонным ножом».

«А если птичка замолчит,
Тоски не пережив?» –
«Судьба, держи свои ключи,
И терем, и ножи…»


Роддом номер семь с чайкой

Судьба, иллюзия, рука,
В дыру ладони смотрит бездна.
Исчезнешь ты, и я исчезну,
Ладонь накроют облака.

А я смотрю на них, живых,
Хранящих бабочку мгновенья,
Когда их судьбы на ступени
Садятся у дверей входных

И ждут, как птицы среди птиц,
Неумолимые, как духи, –
Эсмеральдины и старухи,
Не поднимающие лиц.

На них, похожих на подруг,
Наденут чистые сорочки,
Они проснутся этой ночью…
Им не увидеть этих рук,

Молчать о гаванях немых,
Не верить траурному слову,
Носить судьбу с лица чужого
И слушать крик береговых.

…Одна испуганно кричит.
Но чайки все немузыкальны,
В них ветер с хохотом нахальным
И скрежет жалобы в ночи.


Улитка в ладони
                А. С., летчику

                Шито шелковою ниткой
                И серебряной иголкой
                Это небо и улитка
                На веревочке из шелка.
………
Он рубаху голубую
Утром в небе зашивает.
Он придумал жизнь такую,
Где от смерти умирают.

Самолет рычит неслышно:
«Сколько можно, сколько можно…»
В белом облаке под мышкой
Прячет ангела безбожник.
………
«Вы кого-то потеряли?» –
Спросит братец колокольчик.
«Утоли мои печали,
Я не помню vita dolce».

Я стою под голым небом,
Растворяется дорога.
«Динь-динь-динь – что хочешь требуй.
Динь-динь-динь – не требуй много».

Как ворона, проворонишь,
Попадешься, как синица.
А по линии ладони
Ходят летчики и птицы.


Платочек

У облаков или внизу
И где угодно
Я только руку поднесу
К губам холодным.

Все расставания – глоток
Сухого ветра.
Тут где-то должен быть платок.
Ну, ладно, нету.

Еще молчим наперебой,
Слова не плачут,
И губы прячутся в такой
Руке горячей.

Я что-то после напишу,
Ты не ответишь.
Они нужны, как парашют,
Платочки эти.


Письмо та-та-та

та-та та-та та-та… любимый
ничто не та-та-та… сейчас
окно та-та-та-та… с рябиной
одна та-та-та-та… у нас

она ни в чем та-та-та-та-та…
бывает та-та-та… и ей
та-та-та-та… до снегопада
останься та-та-та… ничьей

еще та-та-та-та… привычка
и снег и солнце та-та-та…
когда та-та-та-та… «Столичной»
до та-та-та-та… и креста


Белая лошадь

Белая лошадь приснилась,
Озеро в белом дыму.
И показалось могилой
Озеро сну моему.

Кто-то сказал, что могилы –
Самый неравный покой…
Лошадь. Она говорила
С деревом, с небом, со мной.

Ива к губам наклонилась,
Темную воду пила.
Я эти губы спросила:
«Разве я не умерла?»

Грива ее зашумела
Листьями в белом дыму.
Как она в воду глядела…
Как перевесила тьму…


Босичко
                В.

Босичко, босичко травой дорожной,
Квасною правдою, божией ложью,
Маковым полем, сухою стернею
Топают ножки с дурной головою.

Катится, колется, дождиком льется.
Всякий журавль шипит у колодца.
Всяко водица – не всяко напиться,
В землях растут деревянные птицы.

Семечко к семечку – клин уродится,
Крыла распустятся, цепь отцепится.
И полетят за живою водою
К облачным маковкам на золотое.

Вот уж напьемся снегами-дождями,
Вот погуляем босыми ступнями!
Наточка с Виточкой, Сашенька с Машей.
Виточка облаком, травкой Наташа.


Утренник с одним зайчиком и одной снежинкой

Что со мной, над чем я плачу,
Тает город Леденец.
Елка. Пианино. Мальчик,
Хуже некуда певец.

Ну какие наши песни
В три-четыре, в полупять?
Кинул мячик в поднебесье –
Вышел зайчик погулять.

Сохранит – как замурует,
Спрячет город-берендей
Эту песню-аллилуйю
Нехристованных детей.

…Вновь старик закинул невод
И попал в колокола.
Только глянул мальчик в небо
Да снежинка пронеслась.