Идущий во тьме

Идущий во тьме принудительно спал.
Он слово и дело душою искал.
Шажки отдавались в башке суетой
Мыслей-да-не'мыслей... чуйкой одной
Медленно брел он терпя в темноте.
Терпел он себя и себя в тесноте
Тьмы этой вещей и скудной на сон.
Ведь он просыпался слегка — в унисон
Неясным шагам, что влекли в ни во что...
Он чертыхнулся. Поднял у пальто
Захватанный донельзя воротник.
Погода как мерзка. Сыра. Он проник
Во глубину сырой улицы, приоткрыв
Чуть глаза. Да вмещая туман
Вздохом глубоким в дыхание сна,
Что уж отпустил. Еще постояв,
Да поразмыслив, что жизнь суть капкан,
Подумал еще как же мерзка весна
В этом году: не втерпеть, не понять...
И он продолжал возле пирса гулять.
Жизнь познавая в мгновении шага.
Потом это все перетерпит бумага,
Когда он вернется к себе в кабинет.
И окунет во чернила предмет,
Что тонкою нитью скользнет по листу.
И вязь легких букв. Их следы по мосту
Через туманную дымку всех грез.
Он повесть окончит. И это всерьез.
И мысли шатались. Мост пройден. И что?
Он снова хватает за ворот пальто.
Зябко втираясь в застуженный ветер.
Он влажно лицо от бесчувствия вытер.
Хотел улыбнуться — нечаянной мукой;
Но день уж пробрался в него вещей скукой.
И день уж окончен. Пора на ночлег.
Пора запускать во листы свой ковчег:
Ума сиротливого, алчного сутью...
Он ворот поднял. И отдался чутью.
Шагая не смело весь в мыслях пустых.
Ему так казалось. Натуженный чих
Вернул его в образ камина и кофе,
Дымится из чашки, нога на софе,
Другая застряла в изжеванном тапке.
Пес верный стоит на своей верной лапке,
Другую поднял, языком дышит всласть.
Он ощутил этой жизни всю власть.
И повернулся он прочь от тумана.
Обратно пошел по мосту — в крепость грез.
В тепло доморощенных, таящих слез.
Он будет страдать непомерно романом.
В листы окуная предмет для письма.
И тоненько вязью на нем трепеща...
Он шел уж назад. И туман будто саваном
Стелился над пропастью как жизнь сама.
Он шел уж быстрее, дорогу ища.